Север — представитель киевской ячейки «Сути времени». Ни один митинг или акция, в которых участвовала ячейка, не проходили без Севера. С момента образования миссии в Донецке принимает самое активное участие в ее деятельности: от гуманитарных акций до создания информационно-аналитических материалов.

Север

Три года — это много для войны и мало для жизни. Но за три года можно что-то понять, что-то успеть, что-то изменить. Хотя насчет «изменить»... Всё вокруг так стремительно меняется, что иногда просто не успеваешь даже понять, что к чему. В какие-то моменты речь идет уже не о том, чтобы что-то изменить, а хотя бы о том, чтобы что-нибудь сохранить, не потерять. Например, себя или что-то в себе...

Складывающийся на наших глазах мир — странный. Патриоты без родины (я имею в виду «свидомых»), зигующие борцы с фашизмом или, например, та же «ювеналка» — это все черты нового странного мира. Странного в том смысле, что его нельзя принять ни умом, ни душой, ни сердцем. Старый мир трещит по швам, он сопротивляется, но уже покрыт трещинами, в некоторые местах уже вывалились осколки. На месте этих вывалившихся осколков иногда появляются «серые зоны». Точнее, они даже не серые, но, если можно, я назову их так.

Эти зоны тоже странные, но по-своему. Странность этих зон заключается в том, что в них сосуществуют взаимоисключающие вещи: смерть и жизнь, подлость и благородство, трусость и героизм, безразличие и жертвенность. В обычных местах эти взаимоисключающие вещи тоже присутствуют, но в «разбавленном» виде, а тут всё очень сконцентрировано. И в этом сосуществовании взаимоисключающего ощущается накал, оно или переплавит само себя в нечто новое, или превратится в шлак. Но шанс на переплавку — есть.

Донбасс — это как раз такая странная зона. И, на мой взгляд, в том и заключается сегодняшняя война, что в Донбассе может произойти такая переплавка, но наши враги это понимают и сделают всё, чтобы этого не допустить. Само наличие таких странных зон заявляет громко: «Будущее еще не проиграно!»

Читаю в статьях Сергея Ервандовича об инфантилизме и вспоминаю себя, приехавшего на войну. Горящего, идейного, возмущенного. И совсем не понимающего, куда попал. Детство, конечно, прекрасно, но вечное детство противоречит развитию. Сейчас я понимаю, что тогда, в свои тридцать с небольшим, не был взрослым. Я был лишь научен существовать в рамках некоего бытия, которое, как оказалось, очень легко рушится.

Говоря об инфантилизме и взрослении, я имею в виду не те специфические ситуации, которые человеку, впервые едущему на войну, подкидывает его воображение: «я и танк», «я и группа вражеских диверсантов» и т. д. Таких ситуаций я не видел. Для меня главное ощущение от войны — это подлинность жизни: ее глубина и ее честность, ее грязь и грубость, нежность и радость, многогранность. «Жизнь до» давала возможность уйти от ответственности, спрятаться от выбора. Война таких лазеек не оставляет. А ситуации те же — будь то ответственность за свой выбор (когда не можешь решиться выбрать, а надо) или, например, личные симпатии или антипатии к кому-то в коллективе, мешающие дружно решить некую задачу. Ты как будто луковица, на которой много шелухи, много налипших слоев чего-то лишнего, непонятного, неправильного и уже присохшего к тебе намертво. И ты сам отдираешь это от себя, ощущая и отвергая эту чужеродность — примерно так здесь происходит взросление. Или не происходит, ведь в тумане войны легко раствориться и потеряться.

Я смотрю на своих товарищей. Так или иначе, но взрослеют все, хотя у каждого до войны была своя дорога и свой груз детства на плечах. Нам повезло попасть на войну, встретиться с ней лицом. Встретиться друг с другом. Нам повезло что-то почувствовать и что-то понять. Мои товарищи — сильные люди. На войне острее, чем в мирной жизни, понимаешь, что сила только в идеалах. Если ты действительно веришь в свои идеалы, ты их никогда не предашь. Предать идеалы ты можешь, только если сам себя обманываешь, убеждая себя, что веришь в них. Главное, чего требует от тебя жизнь на войне, — быть честным.

Три года — это много. Я встретил здесь много настоящих людей, которые дарили себя окружающим и многому меня научили. Некоторых уже нет в живых. Вечная память погибшим. Здесь я обрел новую семью. Здесь я почувствовал радость и ценность обычных человеческих отношений, прямых и честных, без лжи и масок. Самое главное из того, что произошло здесь лично со мной, — это переоценка ценностей. Звучит, наверное, банально, но для меня за этими словами стоит очень много.

Меня как-то спросили, не жалею ли я, что приехал сюда. Я не жалею. Если б пришлось выбирать еще раз — приехал бы, не раздумывая.