Очевидность
В своем стихотворении «К Лазарю» Генрих Гейне требовал, чтобы на проклятые вопросы давались прямые ответы. В современном российском обществе до сих пор нет списка этих самых проклятых вопросов, требующих прямого ответа. И тем более нет желания давать такие прямые ответы. Ответы даются сколь угодно уклончивые, причудливые, размытые. Словом, любые, кроме тех, которые Гейне называл прямыми.
Но еще труднее выделить в череде вопросов самые болезненные, то есть те, которые Гейне называл проклятыми. Даже острый и уж тем более предельно острый вопрос вызывает в нашем обществе очень специфическую реакцию. Причем такую реакцию вызывает как острый вопрос, адресованный всему обществу, так и острый вопрос, носящий более частный характер. На уровне отдельных людей, социальных микрогрупп, тех больших социальных групп, которые хотя бы минимально консолидированы, а также на уровне так называемых страт (элита, средний класс, обездоленные), а также на уровне тех профессиональных сообществ, которые иногда называют цехами или корпоративными группами, имеет место одна и та же реакция на любой вопрос, который опознается в качестве острого и уж тем более больного. Тот, кому этот вопрос адресован, опознавая остроту и болезненность вопроса, тут же хватается за какой-то рычаг, дергает этот рычаг и впускает в сознание — индивидуальное или групповое — некий замутнитель. Человек или группа, казалось бы, уже почти готовые к тому, чтобы нечто хотя бы опознать так, как мы опознаем гостя, стоящего на пороге нашего дома, дернув за рычаг, наполняют пространство, в котором надо что-то разглядеть, туманом или паром. После чего становится невозможным внятное разглядывание «пришельца» — то бишь этого самого острого вопроса, требующего прямого ответа.
Необходимый замутнитель хранится отдельной постсоветской личностью или группой в специальном резервуаре, находящемся непосредственно вблизи сознания. Обладателю этого резервуара хорошо знаком метод извлечения замутнителя из него и почти мгновенного направления этого замутнителя в нужный сегмент сознания. В результате твой собеседник, повторяю: вне зависимости от того, является ли таким собеседником отдельная личность или определенный коллектив, начинает, образно говоря, придуриваться. То есть выражать недоумение по поводу того, что ему указывают на приход гостя, стоящего на пороге и обладающего совершенно определенными характеристиками. Тебе при указании на наличие этого гостя говорится: «А кто вам сказал, что это гость? Откуда вы взяли, что у него такие-то характеристики? Почему, собственно, он стоит на пороге, а не маячит в отдалении? Да и вообще, как вы можете разобрать местонахождение и характеристики того, на что указываете? Ведь всё в тумане! Не разглядеть их, этих характеристик, да и всего остального!»
Когда объясняешь, что туман этот не является порождением чего-то объективного, что этот туман напустил сам твой собеседник для того, чтобы уклониться от прямого ответа, когда описываешь, как именно собеседник напускал этот туман, извлекая необходимое из своего резервуара с замутнителем, включаются все защитные механизмы.
В связи с одним из очень простых вопросов, бежал ли некий герой с занимаемых им позиций быстрее лани, сдавая бандеровцам огромную территорию, собирался ли этот герой бежать дальше, сдавая всю территорию, почему надо называть героем такого беглеца, — замутнители включались стремительно. Но поскольку надолго замутнителя не хватило, то после того, как он был израсходован, началась так называемая ломка. И было сказано: никогда не прощу вам того, что, задавая эти прямые вопросы, вы были правы.
Почему нужны такие витиеватые способы признания чужой правоты, непонятно. И еще более непонятно, как можно кому-то не прощать его правоты. То есть, конечно, существует так называемый перенос на лицо, сообщающее плохую новость, всех тех негативных реакций, которые у тебя вызывает сама эта новость. Но это ведь не избавляет от необходимости реагировать на новость. Или избавляет?
Самым проклятым вопросом для современного российского общества является вопрос о природе и степени нынешнего системного неблагополучия.
С природой всё, казалось бы, очевидно. Общество в своей существенной части, достаточной для того, чтобы задавать направление общественных изменений, в позднесоветскую эпоху хотело перемен и понимало, что эти перемены имеют определенный характер. Что речь идет о замене так называемого «совка» на определенный капитализм. Понимало общество и то, каким будет этот капитализм.
Когда в романе Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать» главный герой, прощаясь с бывшим охранником убитого губернатора Вилли Старка, говорит охраннику: «Ну, счастливо», то, сказав это, он продолжает: «„Ну, счастливо“, — сказал я ему, но я знал, какое его ожидает счастье».
Когда тридцатилетние мужчины и женщины голосовали за Ельцина несколько раз, наплевав на возрастание вызванного Ельциным социального неблагополучия, когда они благословляли Ельцина на ускоренное построение капитализма, то они прекрасно понимали, каким будет этот капитализм.
Они понимали, что речь идет о стремительном построении капитализма в стране, где нет легальных первоначальных капиталов.
Что предстоит прыжок не из феодализма в капитализм, а из государственного социализма в капитализм.
Что организацией этого прыжка будет заниматься крайне специфическое государство, в аппарате которого очень много людей, не просто презирающих народ, но и жадно ищущих путь, как бы этому народу сделать побольнее, как бы его побольше унизить. И так далее.
Они понимали также, что это государство находится под опекой международных хищников, стремящихся к ограблению своей добычи буквально на триллионы долларов и к максимальному ухудшению всех параметров жизни населения, почему-то кинувшегося в объятия к этим хищникам.
То есть было понятно, что в лучшем случае удастся построить капитализм латиноамериканского образца. Или же капитализм типа того, который строят в Юго-Восточной Азии. Но что на самом деле и такого капитализма построить не удастся. Что будет построено нечто еще более скверное, глубоко инфицированное худшими формами криминальщины. И что построенное будет содействовать деградации общества для того, чтобы им было легче управлять.
Когда сейчас указываешь на очевидность именно такой направленности процессов, инициированных этим самым «Борис, борись!», «Мы ждем перемен» и так далее, то те, кому на это указываешь, начинают замутнять существо проблемы, осуществляя то, про что в народе говорится «Наводит тень на плетень».
В начальной фазе организации замутнения используется принцип перехода на личности. То есть говорится: «А вы-то сами что-нибудь знали?»
Когда предоставляешь неопровержимые доказательства того, что ровно тридцать лет назад ты предсказывал эту, в лучшем случае латиноамериканскую, а на самом деле пиратско-африканскую будущность российского капитализма, который сомнительные личности хотят построить на пустом месте за пять лет, то это пропускают мимо ушей. Хотя ознакомиться с материалами нетрудно. Они опубликованы и в книге «Седьмой сценарий», и в книге «Актуальный архив», и много еще где.
На следующей фазе замутнения говорится: «Ну, вы что-то знали, а мы нет. Поэтому с нас и взятки гладки». Когда говорится в ответ, что Ельцин получил поддержку не только в период его утопических «заманух», но и тогда, когда существенная часть населения копалась в помойках, что называется де-факто, то начинаются вопли на тему: «Нас тогда еще и на белом свете не было. А значит, мы не можем за это отвечать».
Когда говоришь, что тогдашняя активная молодежь, то есть те, кому было тогда двадцать-тридцать лет, сегодня являются не обитателями дома престарелых, а активными гражданами сильно предпенсионного или начально пенсионного возраста — вновь начинаются камлания на тему о том, что «мы не знали, не предполагали».
Когда же, наконец, задаешь совсем простой проклятый вопрос: «Ну хорошо, вы не знали, не предполагали, но случилось то, что случилось. Дайте этому оценку. Открытыми глазами посмотрите на степень неблагополучия, поднапрягите мозг для того, чтобы оценить качество этого неблагополучия, и дальше начинайте выбираться из наличествующего сообразно этим качествам», то делается всё мыслимое и немыслимое для того, чтобы в максимальной степени организовать это самое замутнение.
Между тем достаточно не хвататься судорожно за некий рычаг, нажатие на который вводит в сознание замутнитель, и тогда всем будет явлена некая прискорбная очевидность. Очевидность эта такова.
В России построен самый худший из всех возможных видов капитализма.
Этот капитализм обладает негативной динамикой.
Наша государственность, чудом сохраненная в лоне такого капитализма, — это огромная ценность.
При этом речь идет не просто о плохой, а об отвратительной государственности.
Альтернатива такой государственности — внешнее управление, которое при нынешнем глобальном раскладе означает для населения переход от отвратительной жизни к ускоренной ликвидации. Только троньте эту государственность — и будет еще резко хуже.
Демонтаж Советского Союза и коммунизма неизбежно продиктует капитализму лучшего или худшего образца необходимость постепенного изымания и в странах первого, и в странах третьего мира всего того, что населению было даровано капиталом с тем, чтобы население не облизнулось на советский коммунизм.
Капитализм XX века становился отчасти социальным, а точнее, лживосоциальным только под давлением того, что происходило в СССР и из страха перед СССР. Если нет этого давления и этого страха, то капитализм везде — и в Европе, и в США, и в странах третьего мира — будет сбрасывать социальную личину и освобождаться от чуждых для него социальных функций. Он просто не может этого не делать. Хотя бы потому, что в противном случае проиграет быстро развивающимся странам третьего мира, в которых правящий класс не обременен «первомирскими» вынужденными социальными обязательствами.
Очевидность, которую надо осознать, состоит из сформулированных мною выше позиций 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7.
Давайте для начала откажемся от бесконечных замутнений и признаем то, что предложено выше в качестве вопиющей и тем не менее отрицаемой очевидности. Потом, признав это так, как алкоголики или наркоманы признают факт зависимости, начнем из этого выбираться.
До встречи в СССР!
