Мимокрокодиловы слезы, или Много шума из пустоты
То, что «толстые» литературные журналы в нашей стране давно превратились из властителей дум в некий варящийся в собственном соку реликт, не секрет ни для кого. Особенно печальна судьба изданий, считавшихся в конце прошлого века «патриотическими» и «оппозиционными». Похоже, они так и не оправились от массированной либеральной травли и привыкли к искусственно навязанной им маргинальности. Этакая клошарская обустроенность в уютной нише под мостом сквозит прежде всего в падении требований к печатаемым произведениям. Как-то так вышло, что злободневный посыл сделался важнее художественного содержания, а это для издания литературного, а не чисто публицистического — явная погибель.
Наверное, не стоило бы и вовсе говорить о «романе» Андрея Тимофеева «Пробуждение», напечатанном в мартовском и апрельском номерах журнала «Наш современник» за этот год, если бы этот весьма вялый и художественно ничтожный текст не стал поводом для целой бури страстей в одном отнюдь не литературном издании. Но нельзя же сразу переходить к этим страстям, не рассказав об их номинальном предмете, так что прошу читателей набраться терпения.
Тимофеев, как указано в аннотации, автор хоть и молодой, но уже довольно маститый, лауреат двух премий (правда, одна из них учреждена всё тем же «Нашим современником»), член правления Союза писателей России. То есть и качества от текста, предваренного таким списком регалий, ожидаешь, как минимум, крепкого. Однако…
«Эта история началась для меня 15 марта 2014 года, накануне референдума о статусе Крыма. В ту холодную промозглую субботу на улицах Москвы, казалось, было столько же людей, сколько и в обычный выходной день, и никто никуда не спешил, и не происходило ничего особенного. Но где-то у метро, на автобусных остановках, в уютных кафешках собирались тысячи людей — собирались, чтобы разделиться потом на две части, на два больших митинга. Один должен был состояться на проспекте Сахарова — мои знакомые называли его белоленточным и говорили, что всем пришедшим на него раздают по тысяче рублей. О втором, начинавшемся рядом с метро „Трубная“, я знал совсем мало, но в нем собирался участвовать мой друг и сосед по съемной квартире Андрей Вдовин, человек мрачный и суровый, а потому и митинг этот представлялся мне именно таким».
Такое начало куда больше приличествует мемуарам, чем беллетристике. Причем, мемуарам, подвергшимся минимальной художественной обработке. К тому же, сразу видна явная ирония по отношению к странным людям, верящим, что всем участникам многотысячного митинга можно раздать по тысяче рублей, и при этом «людям мрачным и суровым». А предубеждение, проявленное «во первых строках» — плохой признак.
Кто же человек, являющийся виртуальным автором этих «мемуаров», как он характеризуется автором настоящим? С самого начала его главная роль — сторонний наблюдатель, чье главное стремление в жизни — иметь возможность «чувствовать тонко, но при этом быть защищенным». Он сосед других главных действующих лиц, Андрея и Кати, причем сосед, наделенный почти сверхчеловеческой проницательностью, способный через стенку читать в сердцах:
«Я знал Катю давно и догадывался, что она сейчас злится, что Андрея нет дома: ей хотелось, чтобы, несмотря на все дурацкие договоренности, Андрей пропустил бы митинг, сделав ей сюрприз, на который она втайне надеялась. И от этой несбывшейся наивной надежды ей было сейчас обидно».
И это всё угадано по хлопнувшей на кухне дверце холодильника. Чудеса! Наблюдателем главный герой остается и во время шествия и митинга в поддержку Крыма — по простой причине: ему даже в голову не пришло спросить, как можно к нему присоединиться, и пришлось бегать вдоль ограждения. Впрочем, присоединяться он и не собирался, как-то случайно все вышло, помимо воли:
«Наконец, остановились на перекрестке, до первых рядов было уже метров двести. Из-за железных ограждений, тянувшихся по всему предстоящему ей пути, колонна казалась огромной ящерицей, закованной в тонкую броню. Красно-черные люди в ней теснились плечом к плечу, и где-то там стоял и Андрей. Я знал, что это шествие очень важно для него, и он сильно переживает, чтобы сегодня всё прошло безошибочно, ведь в этот самый момент враг (он так часто произносил это слово — враг) обязательно наблюдает за их митингом с тревогой и ненавистью, и нельзя дать ему ни единого повода для радости».
Вновь сеанс «чтения в сердцах» и вновь образы, далекие от позитивных, — «огромная бронированная ящерица» и зацикленность участников шествия на образе врага. Плюс — претензия на документальность — сложно не понять, о каком именно митинге и о каком движении идет речь. Вскоре появляется и лидер движения — «маленький человек в меховой шапке», «хриплым голосом» «надрывно» и с «безумным ожесточением» выкрикивающий лозунги. И вот тут начинается большое удивление, не отпускающее до самого финала.
Где происходят события «романа» (до романа, даже с натяжкой не доросшего ни по охвату событий, ни по глубине художественного анализа)? В некоем параллельном мире? Но тогда зачем такая фотографическая точность в описании колонн и выверенность места и времени? А если в реальной Москве 2014 года, то кто такой этот «маленький человек в меховой шапке»? Таких на сцене митинга под лозунгом «В Москве Майдану не бывать!» не было.
Дальше всё же становится ясно, что описываемый Тимофеевым мир действительно параллельный. Ибо не существуют в реальности движение «Суть» и его лидер Сергей Владленович Кургузов. Зато существует движение «Суть времени» и его лидер Сергей Ервандович Кургинян, действительно проводившие 15 марта 2014 года марш в поддержку возвращения Крыма, названный потом Красным маршем.
И тут уже начинаешь думать не над художественными качествами текста, не радоваться немногим удачным образам и живым сценкам, расцвечивающим сухое и бледное повествование, а над тем, что это такое и ради чего затеяно. Это памфлет, карикатура, социальная фантастика? Но так вообще-то не делают. Перемена нескольких букв фамилии, укорачивание названия и старательное искажение деталей не превращает отражение в кривом зеркале в литературный памфлет. Как говорится, отмазка не катит. Такое сплошь и рядом происходит в Сети, где подобные «дразнилки» получили прискорбное распространение, но никто не называет это литературой.
Некоторые детали «романа» и вовсе напоминают изящный донос. Например, один из главных героев, Андрей, рассказывая о политической школе в «Васильевском», говорит, что «на этот раз» в программе были «в основном, спорт и стрельбы». Что это, как не клеветнический намек на «экстремизм» с оставленной лазейкой для отступления — «не-не-не, это художественная литература, все события вымышлены, совпадения случайны»? Похоже, о реальных школах — не в «Васильевском», а в Александровском, автор то ли не имеет никакого представления, то ли преднамеренно конфабулирует (а если по-простому — врет). Иначе непонятно, почему ни одна из деталей — даже вполне невинных — не совпадает с реальностью, а некоторые являются отвратительным, кощунственным вымыслом — например, сцена демонстрации некоего крайне натуралистического ролика с фотографиями тел погибших в Донбассе членов организации:
«Вместо занятий их собрали в тот день в большом зале и показывали документальный фильм про трех ребят из Сути, которые отправились воевать на Донбасс и погибли во время летнего наступления украинской армии… Кургузов специально привез из Москвы проектор и железный тубус, похожий на гранатомет, из которого вытягивалось белое полотно экрана, чтобы еще раз напитать сутевцев ненавистью к врагам. Он сам пошел за пульт, и в темном зале, заглушая закадровый голос, принимался говорить резко, как стрелял очередями: мы должны запомнить эти лица… мы должны жить так, чтобы не стыдно было перед героями… На экране крупным планом показали рваную рану, ошметки человеческого мяса, запекшуюся кровь, и Катя почувствовала, что ее сейчас стошнит прямо под ноги… Кургузов стоял невероятно близко, в полуметре от ее стула — Катя ощущала, как трясутся его руки в приступе ярости, как от надрывного голоса дрожат под потолком сетки на окнах, и тогда вдруг подумала, что настоящий план Кургузова — не Андрея забрать на Украину, а вырастить ее ребенка в „ячейке“, зомбировать его ежедневным „надо отомстить, надо погибнуть“, а потом вырвать из Катиных рук, чтобы он пошел на какую-то новую войну и лежал бы вот так вот, перемолотый на бойне, ее красивый русый мальчик…»
«Красивый русый мальчик», к слову сказать, оказался таким же фантомом, как и вышеописанное, — Катя не была беременна. Трое сутевцев действительно погибли в Донбассе, но не в 14-м, а в 15-м году и в настоящем фильме о них не было и не могло быть никаких натуралистических кадров, зато были трогающие до глубины души интервью с матерями погибших. Такое же вранье — описание школьного быта с отсутствием элементарных удобств и нудными «изматывающими» занятиями за древними партами для первоклашек, где фигурируют «проклятые либералы, которых нужно было победить, коммунисты, которые всегда всё делали правильно». Как известно, одним из главных постулатов идеологии «Сути времени» является наличие серьезных ошибок у строителей СССР, из-за которых он и рухнул, чего не может не знать автор, перелопативший немало материала. А забота о гигиене и здоровье участников школ лично меня по приезде на ту самую школу 14-го года потрясла до глубины души и с годами она становилась только лучше — вплоть до сбора результатов медицинских обследований, чтобы никто нечаянно не навредил себе излишним рвением на спортивных занятиях.
Впрочем, описания повседневной жизни ячейки не менее забавны. Во-первых, описанные «собрания» куда больше похожи на «дни открытых дверей», куда кто угодно может приходить раз за разом и сидеть в уголке, даже не называя своего имени, и слушать выступающих с трибуны. Во-вторых, деятельность — весьма скупо перечисленная — показана в мрачноватых красках и выглядит чем-то нудным, безрадостным, да и бесполезным. Неудачному дождливому пикету уделено непропорционально много времени, так, чтобы читатель проникся мрачным и упадочным настроением. К тому же старающаяся не падать духом Варвара показана с явной иронией. Не лучше выглядит сбор и учет гуманитарной помощи:
«В целом работа напоминала прием товара в магазине — изматывающая и однообразная. Леша-поэт заполнял большую тетрадь, какие бывают у кассиров в торговых киосках, а остальные таскали коробки с тушенкой, лекарствами и снаряжением и сортировали их».
В общем, сплошная рутина и никаких фейерверков. Дальше — больше:
«Леше-поэту наскучило заполнять кассовую тетрадь, он достал полуторалитровую пластиковую бутылку, и они с Владом Щукой начали по очереди отхлебывать из нее. Работа не прекратилась, но оба стали заметно хмелеть… Щука вливал в себя новую порцию, а потом, поднимая груз, багровел и по-стариковски кряхтел. Леша-поэт ставил неровную пометку и, не дожидаясь друга, делал внеочередной глоток».
Об этой пьянке во время работы сообщается как бы походя, без удивления, никто из товарищей не осуждает выпивающих, словно бы это что-то обыденное (в реальной «Сути времени» выпивка категорически не приветствуется даже на праздниках, не то что во время работы). И хотя Володя чувствует воодушевление после сделанного «доброго дела», жирная клякса на этом деле и на делающих его людях поставлена. Нет в этих людях ничего особенного, никакие они не новые. А значит, вся их активность и декларации гроша ломаного не стоят. Да и такое ли уж полезное дело — весь этот сбор «гуманитарки»? Ведь собирают, похоже, всякую ерунду, с которой, по словам «бывалого» человека, «до Киева не дотопаешь».
Ну, а что же идеология организации, вокруг которой вертится повествование? А ее, в общем-то, и нет. Есть бессмысленное нагромождение цитат из старательно начитанных текстов и наслушанных роликов, как будто составлением якобы звучащих на собраниях и митингах речей занимался компьютер. В результате произносимые слова полностью обесцениваются, превращаются в шум и трескотню, в лучшем случае — в мертвый конспект, составленный «на отвяжись».
В результате у читателя создается впечатление о «Сути» как о собрании то ли мрачных фанатиков, старательно культивирующих в себе ненависть к инакомыслящим, то ли ханжей, которые не против «расслабиться» в свободное от произнесения речей время, зато несоразмерно гневно клеймят товарищей за сущие мелочи. Лидер движения и вовсе выглядит каким-то зловещим кукловодом, который тайком отрабатывает свои манипулятивные приемы перед зеркалом.
Художественная литература? Да полно! Чуть ли не в каждой строчке, касающейся изображенной организации, проглядывает банальная заказуха. Сложно представить другие мотивы у автора, который сам в движении «Суть времени» явно не был (иначе не довольствовался бы полетами фантазии там, где вполне можно было бы добавить реальных деталей), но тщательно и усидчиво перелопатил кучу материала, чтобы создать карикатуру, способную сойти для непосвященных за портрет. Если исходить из политической «ориентации» «Нашего современника», «заказ» мог поступить справа — недаром истории со Стрелковым уделено довольно много внимания, при этом сомнения в справедливости критики беглокомандующего подпускаются тонко и исподволь.
Впрочем, в самом деле, стоит вернуться и к художественным статям произведения. Прежде всего, к образу рассказчика.
Из текста мы узнаем, что рассказчик Володя Молчанов (фамилия, несомненно, говорящая) явно сочувствует нежной православной девушке Кате, вынужденной маяться с возлюбленным-фанатиком и ненавидящей всё, связанное с его политической жизнью. Более того, он когда-то был в Катю влюблен и был бы не против и теперь ее «утешить», но для этого слишком хорошо воспитан (или слишком робок). А вот с другим соседом — украинцем Ромой — он общается легко и свободно. Рома не любит «сепаратистов» и поддерживает Майдан, но от исторических перипетий сбегает сперва в Москву, а потом и в далекий жаркий Таиланд — вероятно, также в погоне за «тонким чувствованием и защищенностью».
А еще Володя явно боится единения людей ради общей цели:
«Я досмотрел трансляцию, а потом долго еще сидел в темноте и думал, что утром на площади было столько разных людей, их голосов, их мыслей и переживаний, а теперь всего этого нет, исчезло из мира навсегда, а остался только ролик, на котором всё просто и грубо. И от этой безвозвратной утраты мне было грустно».
При этом он берется судить других людей с высоты познавшего истину мудреца:
«Андрей, наверно, был хорошим человеком — мне нравилось то, как он страстно пытается различить добро и зло, и только не совсем то считает добром, и не совсем то злом… И меня часто пугали его налитые ненавистью, ничего не видящие глаза в те моменты, когда Андрей говорил о каких-нибудь либералах или других врагах, и страшно было подумать, до чего же он может дойти в своем ожесточении…»
На собрания ячейки Володя начинает ходить тоже как естествоиспытатель, скорее даже как лазутчик — чтобы узнать, не нужно ли в самом деле спасать Катю от «сектанта» Андрея «и просто из любопытства». Всем присутствующим он тут же начинает давать оценки. Вот, например, одна из самых активных участниц, Варвара:
«Она слушала, не произнося ни слова, но живо реагируя на каждое движение спора: то загоралась, то недовольно поджимала губы и, закрывая глаза, откидывалась на спинку стула, словно каждый говоривший пробуждал в ней то ли женскую страсть, то ли жгучую ненависть. Одета она была в черную бархатную блузку с открытыми плечами, может, даже слишком открытыми для политического заседания… Ей подошло бы быть директором какого-нибудь государственного учреждения, нетерпимой к тем, кто нарушает дисциплину, говорила она уверенно, даже жестко».
«Женская страсть» и «слишком открытая блузка» не случайны — между Володей, так и не оставившим своего аморфного безволия и аполитичности, скрытой за болезненной чувствительностью, и активисткой Варварой вскоре вспыхнет внезапный и труднообъяснимый роман. Но о романах в романе позже. Пока же Володя, так и не вовлекшийся в дела организации и вскоре даже переставший ходить на собрания, с ностальгией вспоминает о своем «увлечении» христианством, которое, впрочем, тоже так и не вылилось ни во что серьезное. Позже страстная воинственная вера Вари пугает его так же, как убежденность Андрея.
Точка зрения, с которой ведется повествование, по ходу дела совершенно немотивированно перескакивает с Володи Молчанова на других персонажей, это удивляет и раздражает. Как будто бы рассказчик — не автор, а один из героев! — действительно оказывается телепатом и начинает смотреть глазами других людей на то, что происходит в их душе и мыслях. В результате текст морщится, идет непонятными складками и становится таким же бесформенным, как характеры персонажей, биографии которых больше напоминают краткие досье, чем художественные жизнеописания. Всё это истории метаний в поисках чего-то настоящего в жизни, какой-то опоры, подлинной ценности (что, в общем-то, действительно свойственно поколению).
Что же в итоге оказывается по-настоящему ценным для Володи, а вместе с ним, вероятно, и автора? Любовь. Правда, не в высоком духовном смысле, а исключительно в душевном. Не вселенская движущая сила, а нечто теплое и утешительное. Самым важным оказывается не то, правы ли герои или заблуждаются, а насколько они приятные, отзывчивые и компанейские люди. Насколько Володе комфортно в их окружении. Главное, чтобы к нему, Володе, относились с ласковой теплотой, ничего от него не требуя.
Что касается любви между мужчиной и женщиной, то и здесь, как говорится, всё сложно. Среди любящих нет ни одного счастливого человека, автор сводит вместе заведомо неподходящих друг другу людей и смотрит, что получится. Получается предсказуемо грустно. Люди ссорятся, мирятся, расстаются, порой сходятся снова, но счастья как не было, так и нет, есть решение терпеть, несмотря на отвращение к убеждениям любимого, — или не терпеть, порвать всё и кинуться в объятия нелюбимого, но зато единомышленника. Третьего не дано.
А где же «пробуждение», заявленное в заглавии? Можно ли считать поступком пробужденного совершенно подколесинское десантирование Володи из отправляющегося на политическую школу поезда — хорошо, что не на ходу? И это при том, что никаких обязательств брать на себя его по-прежнему никто не заставлял, так что сбежал он от самого себя, от своего безвольного «хвостизма». Понять, что ты до сих пор плыл по течению или на чужом буксире, и перестать это делать, тоже важно для начала, но на поступок не тянет. Или настоящий поступок герой совершает в финале, когда уезжает в Луганск, один, с сумкой инсулина? Так ли это?
Если задуматься, то всё, абсолютно всё, что делает Володя Молчанов, — это не поступки, а порывы под влиянием чувств, неопределенных и смутных. Володя понятия не имеет, куда сунуться в Луганске с инсулином — с ненулевым шансом лекарство попадет в руки спекулянтов. Он совершенно не разбирается в тамошней обстановке, у него нет связей. Эта поездка не имеет никакой практической цели и смысла, кроме тех, с какими Раскольников шел убивать старуху-процентщицу — доказать себе и миру, что он не тварь дрожащая, а право имеет. Но это, извините, не поступок взрослого мужчины, а эгоистическая дурь. Автор пытается доказать нам, читателям, что дурью была лишь первая, неудачная попытка, закончившаяся всё тем же бравым подколесинским скачком. Что за сутки блужданий по Москве герой резко повзрослел, отрастил себе более благородную мотивацию и стал настоящим патриотом и альтруистом. Стоит поглядеть, как он выглядит, этот молчановский патриотизм, и как он сам объясняет свое решение.
«По дальним районам, почти у самого горизонта, клубился серый туман, как дым от разрыва снарядов, и размягченным сердцем я легко поддался этому видению. Будто огромное неведомое зло уже пришло сюда, и зеленые машины с огромными трубами стреляют за Москвой-рекой, и скоро не будет ни этих ребят, ни киосков с глинтвейном, от которого становится тепло на смотровой площадке Воробьевых гор, ни либералов и патриотов — ничего.
Но морок прошел, и я подумал: почему я верю этой лжи, все будет — и шарики, и люди, и дома, и не погибает моя Родина, и я с ней не умираю. Тоталитаризм, вспомнил я случайные слова в толпе и слова Ромы из письма. Моя начальница с работы, Галина Евгеньевна, тоже часто вспоминала про тоталитаризм. И, наверное, они были правы, раз вместе, не сговариваясь, произносили одно и то же. Но тоталитаризма нет в мире — в воздухе, в городе, в поездах, мчащихся вглубь России, в ее бескрайних пространствах; тоталитаризм может быть только внутри нас. Но вот я могу сделать так, а могу — иначе, у меня есть жизнь, и я могу прожить ее, как хочу: я могу остаться в Москве, но выбираю уехать туда, где больнее и тяжелее, и не потому, что воображаю, что могу кого-то спасти, а потому, что сам так хочу, потому что это важно для меня, и если я выбираю свободно, то никакого тоталитаризма во мне уже нет».
То есть Володя не верит в угрозу гибели для России и в необходимость ее спасения. Он уезжает в Луганск не Родину спасать или помогать людям, а просто потому, что может. Потому что ему так захотелось, а не потому, что так нужно. Его поступок — это акт борьбы с «тоталитаризмом», который воплощен в любой политической организованности, в дисциплине, в слове «надо», в убежденности и вере. В финале герой остается одиноким и свободным, как улетевший воздушный шарик, едущим в полную неизвестность. Впрочем, в последнюю минуту он едва не совершает еще один подколесинский «подвиг». Конечно, Бог троицу любит и, возможно, эта трусливая судорога последняя. Но до Луганска еще ехать и ехать, а настроение у Володи меняется слишком часто, чтобы поверить в окончательность его решения. И это следует считать пробуждением? Куда больше это напоминает переход в другую фазу сна, с более яркими сновидениями, как бывает у собак, когда они могут, не просыпаясь, вскочить и пробежаться по комнате, чтобы врезаться в стенку лбом…
Сложно понять, какова при этом позиция автора недоромана. Серьезно ли заглавие или в нем кроется злая ирония? Сочувствует ли автор Володе и вообще хотя бы одному из героев? Авторская позиция отсутствует. Точнее, она прорывается наружу в одном — в плохо замаскированной неприязни к организации, которую Тимофеев взялся лживо и фальшиво изобразить в своем произведении. Похоже, что главная причина неприязни в том, что «Суть времени» является, собственно, организацией, всерьез заряженной на политическую борьбу, а не собранием новых хиппи с «размягченным сердцем», выступающих за всё хорошее. За «любовь» того самого сорта, которую Маяковский называл «маленьким, смирным любеночком». К тому же это организация коммунистическая, при этом состоящая из молодежи, смотрящей в будущее, а не из бессильно ностальгирующих старичков и хитрых карьеристов-приспособленцев. Вероятно, кому-то очень захотелось изобразить горящий в организации огонь в черных красках, дабы патриотически настроенный читатель даже не подумал смотреть в эту сторону (несколько раз упоминаемое автором «черное сердце» Данко на монохромном рисунке с головой выдает эту плохо скрытую цель).
Итог сей операции по угашению огня закономерно уныл. По прочтении «романа» остается чувство досады и мутной тоски на душе, словно тебя в хмурое осеннее утро накормили остывшей манной кашей с комочками. Если это «пробуждение», то явно не с той ноги. Остается рассматривать появление этого текста как симптом духовной болезни, которой страдают многие современные молодые интеллигенты — к большому счастью, не все.
В общем, пролистать и забыть. Но тут-то и начинаются странности…
Совершенно неожиданно КПРФ затеяла масштабное обсуждение откровенно слабого текста в газете «Правда», а затем и в территориальных отделениях КПРФ. Зачинщиком обсуждения стал Виктор Кожемяко, опубликовавший в 98-м номере «Правды» за 6–9 сентября статью под заглавием «О трудном пробуждении молодых среди смуты». Автор пригласил читателей к обсуждению «романа» на страницах газеты, мотивируя это тем, что «это крайне редкий опыт обращения к важнейшей теме» (молодым коммунистам). При этом он всячески рекламирует и журнал, и автора, но самому произведению оценок не дает. Однако не забывая указать на то, что «на митинги, демонстрации выходят под красными знаменами представители самых разных группировок, „фронтов“ и „движений“, позиционирующих себя как коммунистические. С одним таким „движением“ мы встречаемся в „Пробуждении“. Ребята считают себя коммунистами, не подозревая, что им предназначена иная, коварная роль», то есть в этом пункте Кожемяко всё ясно настолько, что он не дает участникам грядущего обсуждения определиться самим. Кожемяко практически организует всеобщую мобилизацию на обсуждение книжки по принципу «прочти и передай товарищу» — вот как все серьезно!
И завертелось! В номере 104 от 20–23 сентября выходит отзыв Алексея Парфенова, рабочего из города Дмитрова, члена ЦК КПРФ. Кратко пересказав содержание «романа» и не уделив ни строчки его художественным достоинствам, он с налету обрушивается даже не на вымышленную организацию «Суть» и ее лидера Кургузова, а на «Суть времени» и Сергея Кургиняна. В самом деле — вот где горячо, а вы с литературой какой-то… Парфенов перечисляет все претензии героев к «Сути» — «секта», «истерики», «одержимость», «сумасшедший», «кремлевский проект» и припечатывает: «А в этой самой „Сути“ нет марксизма. Культ личности Кургузова — Кургиняна, обязательное изучение его произведений есть, а марксизма — нет» и объявляет «Суть времени» хитрым планом буржуазии, которая «постаралась направить стремление молодежи в безопасное для себя русло».
В номере 108 от 1–2 октября выходит заметка Михаила Абдалкина, первого секретаря Новокуйбышевского обкома КПРФ (то есть опять отнюдь не рядового члена партии!) «Всего лишь Порыв». И он вместо обсуждения романа кидается обличать злосчастную «Суть» и заодно хвастаться «конкретными делами» КПРФ, самое конкретное из которых, конечно же, участие в буржуазных выборах. И на собраниях-то сутевцы говорят не о конкретных делах — обличении местных коррупционеров и борьбе с «мусорными» поборами, а о какой-то «целостности» и других непонятных вещах. И вообще эта организация создана капиталистами, «чтобы не допустить молодежь к осознанной борьбе за свои права, за справедливость в рядах КПРФ и ее сторонников». «Порыв» же Володи Молчанова помочь жителям Луганска молодой функционер КПРФ критикует не за неподготовленность и наивность, а за то, что… жителям Донбасса вообще помогать бесполезно и не стоит!
«Парень, судя по всему, еще не понимает, что в капиталистической России миллионы наших граждан не получают квалифицированной медицинской помощи и не могут купить на свои деньги необходимые дорогие лекарства. Да и вообще не сводят концы с концами! Страна задыхается от произвола олигархов и чиновников, которые душат народ то тарифными, то пенсионной удавками. И виноваты в этом не украинские „нацики“, а нынешняя российская власть».
То есть российская власть хуже бандеровских фашистов, и «настоящий коммунист» должен бороться именно с ней, оставив жителей Донбасса настоящим фашистам на растерзание. Яснее, пожалуй, и не скажешь…
И, наконец, в номере 129 от 21 ноября выходят аж два материала: довольно крупная статья «Приглашение к размышлению» Виктора Василенко, члена Союза журналистов СССР из Белгорода, и «Разобраться в том, кто же слева» — запись живого обсуждения в Омском обкоме КПРФ.
Василенко, в отличие от предшественников, разбирает произведение в целом и образы героев, порой даже достаточно точно их анализируя. Но вот как только дело доходит до всё той же «Сути», анализ заканчивается, и начинаются бездоказательные ярлыки, которых нет даже у Тимофеева, старающегося постепенно «наводить» читателя на «нужные» мысли: «Провозглашает себя это политическое движение коммунистическим, а на самом-то деле всё оборачивается хитрой подтасовкой». Каково с виду это «самое-то дело», совершенно непонятно. Кургузов назван — столь же бездоказательно — «смутной личностью» и «ловцом душ». Пытаясь переплюнуть автора «романа», Василенко совершает воистину великолепный логический кульбит — раз на столах у членов «Сути» присутствуют книги Кургузова, но не упоминаются книги Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, значит, делает вывод журналист, «для лидера движения „высший смысл“ — исключительно он сам». По такой логике, если на столе у людей за обедом обычно лежит хлеб, значит, все остальное — только приправа к этому главному блюду.
«Кургузов безраздельно царит в умах членов движения. Он сам себя всячески «насаждает», — пишет Василенко. — Владимир, впервые попав на собрание «ячейки», сразу отмечает, что мнение лидера здесь высший аргумент в защиту истинности того или иного утверждения: «…отовсюду слышалось «Сергей Владленович говорил…», «а вот Сергей Владленович…» — имя это обладало магической силой». Еще одно дивное логическое па, представляющее любого человека, пользующегося любовью и авторитетом, насадителем собственного культа личности.
В заключение автор рекомендует «роман» Тимофеева к прочтению молодежи — несмотря на то, что в нем нет никаких ответов, одни сплошные вопросы: «Если роман дойдет до широкого круга молодежи (а в интернете он уже распространяется читателями), то наверняка будет способствовать духовному и политическому пробуждению тех, от кого во многом зависит судьба России». Недвусмысленный призыв активно распространять текст в интернете журналист даже не пытается особо спрятать.
А вот живое обсуждение в Омском обкоме неожиданно дает некоторый сбой. Наверное, потому собкор «Правды» Юлия Богданова была вынуждена обойтись «кратчайшим» изложением обсуждения. Большинству участников произведение совершенно не понравилось:
«Плюсом романа я бы назвал попытку разобраться в нынешнем левом движении, это смелое решение. Другой вопрос — удалось ли?»
«Мне этот роман читать было скучно. Вроде бы и тема близкая, и сам пишу на подобные темы, но в этом произведении мне не хватило реальной жизни, вовлеченности в процесс повествования».
«Тимофеев описывает молодежную организацию, надеюсь, что это не «кургиняновцы» как они есть, в точном, зеркальном отражении. Я знаю одного представителя этого движения, так вот он не фанатик, а совершенно вменяемый человек, нормальный, без всяких «заскоков».
«Ни в чем этот роман не может помочь, это мое убеждение. События отдалены от нас по времени и не воспринимаются актуально. Кроме того, на мой взгляд, в своем повествовании автор не смог сосредоточиться на какой-то определенной теме. Всё как-то размазано. У некоторых героев чересчур развито „православие головного мозга“ вперемежку с левыми идеями, у других — сталинизм вместе с идеями Кургиняна мешается. Нет определенного вектора, определенной идеи, всё слишком сумбурно и лоскутно».
«Если цель автора была предостеречь от чего-то молодых людей, жаждущих проявить себя в общественной деятельности, в политике, то ему это не удалось. Потому что, прежде чем человек поймет, о чем эта книга, ее надо прочитать до конца, а вот это уже тяжкий труд. Она не захватывает читателя. Это ее главный минус».
Участники обсуждения подмечают мутность и неинтересность главного героя, схематичность психологических портретов, неумение автора выстроить линию повествования:
«Он, конечно, пытался сделать не повесть линейную, а роман с несколькими сюжетными линиями, с несколькими человеческими линиями, делает вставки про Андрея, про Варвару, такие вставные как бы повести. Но почему-то с какого-то «перепуга» основная часть романа идет от первого лица, от имени главного героя — Владимира Молчанова, который, по сути дела, выполняет роль наблюдателя. Это известный сюжетный прием. Но Тимофеев не довел его, что называется, «до ума».
Самым забавным, пожалуй, стал комментарий одного из участников, обидевшегося за родную Сибирь:
«В романе нет чего-то актуального для нас, для сибиряков… Этих пресловутых „кургузовцев“, то есть „кургиняновцев“, которые там описаны, у нас нет… Описанное в романе движение „Суть“ показано как некое сектантство, у нас, повторяю, такого никогда не было. У нас нет той фанатичности, которая присуща этим ребятам, описанным в романе, вождизма нет. Не только в ЛКСМ, но и в других левых молодежных организациях. Сам не наблюдал такого и от других не слышал».
И невдомек парню, что «Суть времени» давным-давно и успешно действует в Сибири. Вот только узнать ее по КПРФовским, левацким и прочим карикатурам категорически невозможно.
Робкие голоса пытающихся найти в романе хоть что-то хорошее, практически заглушены критикой, причем — по существу. Итог подводится последней репликой: «Отрицательный результат эксперимента — тоже результат».
Остается понять, кто эти экспериментаторы, не только заказавшие Тимофееву аж целый роман (с заказом автор не справился, как ни старался), но изо всех сил впихивающие его молодежи, используя партийный авторитет? «Настоящие коммунисты» из КПРФ, уютно устроившиеся в рядах системной оппозиции, но не гнушающиеся братанием с либералами-разрушителями, «православные» сторонники беглого Стрелкова или все сразу? Или просто так звезды хитро сошлись? Так или иначе, результат «эксперимента» вполне положительный — читающая и думающая молодежь далеко не поголовно ведется на мульки настоящих «ловцов душ» и старается думать своей головой. Можно лишь пожелать ей подлинного и последовательного Пробуждения.
