«Паника» на нефтяном рынке. В Институте национальной энергетики рассказали о будущем мирового рынка нефти
Главной темой этой недели, без сомнения, является резкое падение цены на нефть и, следом за ней, удешевление российской валюты. ИА Красная Весна взяло развернутый комментарий по этой теме у заместителя генерального директора Института национальной энергетики Александра Фролова. Но перед тем, как его представить, предлагаем Вам небольшую ретроспективу событий, связанных с соглашением о сокращении добычи нефти ОПЕК+, которое и послужило информационным поводом для событий текущей недели.
30 ноября 2016 года страны — участницы нефтяного картеля ОПЕК приняли решение о сокращении добычи нефти на 1,2 миллиона баррелей в сутки. 10 декабря к ним присоединились 11 независимых стран — экспортеров нефти (в число которых входит и Россия), приняв обязательство по сокращению добычи нефти в сумме на 0,6 миллиона баррелей в сутки. Это соглашение назвали ОПЕК+ с суммарным сокращением добычи нефти на 1,8 миллионов баррелей в сутки. Позже данное соглашение неоднократно продлевалось.
6 декабря 2019 года страны соглашения ОПЕК+ приняли решение на дополнительное сокращение добычи нефти на 0,5 миллионов баррелей в сутки.
Цены на нефть за период действия сделки ОПЕК+ находились в коридоре от $42 до $82 за баррель.
На этом фоне добыча нефти в США выросла с 8,7 миллионов до 13 миллионов баррелей в сутки в промежуток с ноября 2016 года по февраль 2020 года.
В начале 2020 года вспышка коронавируса в Китае вызвала замедление экономики страны и снижение спроса на энергоносители, что привело к падению цены на нефть.
В связи с этим на переговорах в рамках ОПЕК+ 5 марта обсуждалось увеличение совокупного сокращения добычи нефти до 3,2 миллионов баррелей в сутки. Однако к общему мнению странам прийти не удалось и уже на следующий день было объявлено о прекращении действия данного соглашения с 1 апреля 2020 года.
7 марта государственная нефтяная компания Саудовской Аравии Saudi Aramco сообщила своим покупателям о снижении стоимости сырья для США на $7 за баррель, для Северной Европы на $8, а также для стран Восточной и Юго-Восточной Азии на $6 за бочку нефти. Отмечается, что это рекордные скидки за последние 20 лет ведения статистики.
Днем позднее, 8 марта, Саудовская Аравия объявила о намерении повысить добычу нефти до 10 миллионов баррелей в сутки с текущих 9,7 миллионов. Чуть позже объем ежесуточной добычи нефти был увеличен саудитами до 12 миллионов баррелей.
В понедельник 9 марта мировые рынки открылись резким падением цены на нефть с $52 за баррель до $31. За этот и последующий день стоимость нефти поднялась до $36,5 за бочку.
Таким образом, мы подошли к дню сегодняшнему, когда и задали вопросы Александру Фролову касаемо сложившейся ситуации.
ИА Красная Весна: Чего нам ждать после падения цен на нефть?
Александр Фролов: В перспективе недели, скорее всего, мы увидим корректировку цен. Цены на нефть немного вырастут, так как само падение, которое наблюдалось в последние дни, происходило не из-за фундаментальных факторов. Оно происходило исключительно из-за паники, возникшей на рынках.
Сначала легонечко запаниковали после того, как Россия отказалась сокращать добычу на 1,5 миллионов баррелей в сутки в рамках соглашения ОПЕК+, в расчете на всех участников соглашения. То есть это не нам персонально предлагалось, у нас было бы сокращение на 300–400 тыс. баррелей, что тоже, кстати, много.
Второй, более существенный обвал, произошел после заявления Саудовской Аравии, явно сделанного в пику России, о том, что Саудовская Аравия тогда сможет тоже нарастить добычу до 12 миллионов баррелей в сутки и начать тоже отвоевывать рынки сбыта.
Я сомневаюсь, что саудиты ожидали такой яркой и эмоциональной реакции. То есть, они, видимо, ожидали, что как-то отреагируют. Но то, что произошло, вряд ли укладывается в желаемое для них поведение рынка.
ИА Красная Весна: Почему именно таковой была эта реакция? Из каких предположений исходили люди, участвующие в торгах и почему цены пошли вниз?
Фролов: К началу 2020 года сложилась сложная обстановка на рынке нефти. Он демонстрировал не значительный переизбыток, а только признаки переизбытка, которые не позволяли ценам стабилизироваться и начать расти до каких-нибудь приемлемых величин хотя бы 70–75 долларов за баррель. В данном случае приемлемые величины не для какой-то отдельной страны, а для мировой отрасли в целом. Как средняя температура по больнице. У кого-то расходы в 36 долларов за баррель, у кого-то 17 долларов за баррель.
Но расширение ресурсной базы требует существенных вложений уже сегодня. Вложений, исчисляемых сотнями миллиардов долларов. А как вы их будете вкладывать, если цены такие низкие, то вы не можете планировать свои расходы и понимаете, что если вы столкнетесь с более сложной географией (более трудоемко добываемая нефть), то вы, при текущих ценах, можете не вернуть свои вложения. А это означает, что скорее всего, вы начнете вложения в развитие сокращать.
Ну, собственно, мы это уже проходили в 2014–2016 годах. И сейчас мировая отрасль вела себя крайне осторожно в плане денежных вложений. Более раскрепощенно, конечно, чем в ходе предыдущей волны кризиса, но, тем не менее, недостаточно.
ИА Красная Весна: А как повлияла вспышка коронавируса на стоимость нефти?
Фролов: На тот момент признаки перепроизводства уже были и эти признаки уже тогда волновали рынок. А тут пришел коронавирус, из-за которого Китай начал сокращать промышленное производство, введя ряд мер, служащих борьбе с распространением этой заразы. В частности, среди этих мер была отправка людей в отпуска.
Сроки отпусков зависели от инкубационного периода коронавируса. Сначала рассчитывали, что две недели, а затем посчитали, что три. Соответственно, люди сидели по домам. Не все, понятное дело, но достаточно существенная часть.
Вместе с этим существенная часть предприятий встала или значительно сократила объемы производства. Кроме того, распространение коронавируса пришлось на период традиционных новогодних каникул в Китае, что тоже «подогрело». В этот период люди активно ездят, пользуются транспортом, количество рейсов увеличивается, а здесь этого обычного поведения не было. Поэтому, как последствия распространения коронавируса и мероприятий по борьбе с ним, деловая активность снизилась, а вместе с ним снизилось потребление энергоресурсов. И тут многих мировых игроков перемкнуло, иначе не скажешь. Уже в феврале посыпались панические прогнозы от ОПЕК и МЭА (Международного энергетического агентства), которое стало прогнозировать снижение динамики роста спроса на нефть.
То есть спрос будет, но будет и снижение динамики. А вся стратегия наших ближневосточных друзей из ОПЕК+ исходит из того, что да, игроки, не входящие в соглашения, вроде США, наращивают производство. Но спрос растет опережающими темпами, и если мы достаточно долгое время будем сдерживать производство в странах ОПЕК+, на которые приходится примерно 45% всей мировой добычи сегодня, то в какой-то момент рост спроса обеспечит балансировку, нефти будет не хватать, и тут мы оперативно нарастим добычу, а игроки, не входящие в ОПЕК+, выйдут на «полку» и не смогут нарастить свою добычу.
И тут на сцену выйдем мы, добычу наращиваем, всем становится хорошо — мир, дружба, жвачка. Но тут вышел прогноз, что динамика роста спроса снижается. А это означает, что эта стратегия фактически дает сбой. Динамика роста спроса приведет к тому, что будет переизбыток. Уже не признаки переизбытка, которые можно купировать небольшим сокращением добычи в ОПЕК+, а уже очевидный, значительный переизбыток.
Что с этим делать? Надо быстро все сокращать! И в феврале саудиты пригласили сократить в рамках ОПЕК+ добычу на 600 тысяч баррелей в сутки. Но приблизился март и выяснилось, что Китай, ввиду того, что отпуска продлили, деловой активности не восстанавливает. А это означает, что динамика роста спроса будет еще хуже.
МЭА вообще перепугалось и решило, что показатели февраля — это типичные показатели всего года, а посему, исходя из таких соображений, буквально вчера выдала прогноз, что потребление нефти не просто не будет расти, а еще и сократится на 1 миллион баррелей в сутки. К счастью, могу сказать, что ни один прогноз МЭА никогда не сбывается.
Но кто это все считает? Зато это повод паниковать на рынках.
ИА Красная Весна: То есть прогнозы МЭА генерируют панику на рынках?
Фролов: Вы публикуете прогноз, повторюсь, исходя из февральских показателей. Вы смотрите на них и думаете: «Ага, это норма, вот такая ситуация будет распространяться еще и по всему миру, вот сейчас Италию захватит, Германию захватит, Индию, еще кого-то, все будет плохо, друзья мои, сокращение на 1 миллион баррелей!».
Опять же, это один из сценариев, но это вот базовый сценарий, который они предложили.
Повторюсь — в феврале они публиковали другой сценарий, который отличался от этого почти на 2 миллиона баррелей. Поэтому подождем, чего они нам предложат в апреле, в мае.
Тем не менее показатели февраля оказались неутешительными для многих игроков, которые надеялись на восстановление Китая. И они, не дожидаясь марта, когда, собственно, люди стали выходить из отпусков и начало восстанавливаться производство, а также не подождав данных по росту спроса на энергоносители в Китае (а Китай здесь ключевой игрок, потому что он главный драйвер спроса на энергоносители в мире), стали предлагать сократить добычу сразу на 1,5 миллиона баррелей.
ИА Красная Весна: Почему на 1,5 миллиона баррелей? Это рассчитанная величина?
Фролов: Откуда взялась эта величина? Кому она в голову пришла? Я вам сказать не могу, потому что я считаю, что это некоторая волюнтаристски выбранная величина, которую просто сказали: надо на полтора миллиона сократить, вот надо.
То есть само по себе предложение было импульсивным, необдуманным, исходящим из форс-мажорных обстоятельств, влияние которых уже снижается, они уже исчезают из реального поля, потому что, повторюсь, промышленная активность Китая восстанавливается. И было бы разумно подождать конца марта, посмотреть на объективные показатели, которые публикует Китай, посчитать, сколько ему требуется энергоносителей, посчитать, как вырос импорт в Китае. И исходя из этого, строить какие-то прогнозы, выдыхать, в конце концов.
И даже если сокращать добычу, то на более скромный некий показатель.
И я думаю, что, если бы эту величину предложили нам, мы бы, скорее всего, согласились. Потому что 600 (тысяч баррелей) — много, 1,5 миллиона — еще больше. Кому мы собираемся подарить нишу на рынке в 1,5 миллиона баррелей?
ИА Красная Весна: Могу предположить, что только США? Они сильно нарастили добычу нефти за последние 3 года.
Фролов: Я, конечно, понимаю, что там выборы в Штатах и нынешняя администрация любит говорить: «Мы обещали рост добычи? Опа, рост добычи есть!» Другое дело, что нынешняя администрация не имеет к этому никакого отношения, кроме хронологического.
Рост добычи нефти и газа проходил при них. Они, кстати, обещали рост добычи угля. А вот с угольком как-то не задалось. Почему? Плохо работали? Да нет, просто не сложились соответствующим образом обстоятельства. Воля нынешнего руководства Соединенных Штатов никакого отношения к этому не имеет.
ИА Красная Весна: Так что же сегодня происходит на рынках?
Фролов: Вот мы подошли ко дню сегодняшнему. Паника:«Россия не хочет сокращать, ах, мы тогда будем наращивать производство!».
Рынки отреагировали: «Боже, эти наращивают, что будет с Родиной и с нами?»
Они рухнули исходя из объективных данных? Нет, они рухнули из-за того, что люди, которые вкладывают деньги, посидели, посчитали, сопоставили производственную мощь, сопоставили динамику роста спроса? Нет! Вот это просто произошло.
Эта шикарная вещь, которая сопровождает… Как это помягче выразиться? Это имманентное свойство общественно-экономической системы, в которой мы существуем.
Паника. Все побежали — я побежал, все сбросили, и я сбросил.
Вот и сейчас, после того как это импульсивное решение несколько поулеглось, и стали публиковаться не только у нас, но и на Западе, попытки более-менее объективного анализа ситуации, опять же, исходя из реальных производственных показателей, а не просто: а вот на 1 миллион баррелей сократить.
ИА Красная Весна: Так прогнозы — это объективный анализ или инструмент раскручивания паники?
Фролов: Каждый месяц МЭА и ОПЕК пересматривает свои прогнозы. И американцы каждый месяц пересматривают свои прогнозы. Мы должны теперь каждый месяц бегать с выпученными глазами и кричать: «Боже, все пропало?»
Ни в коем случае.
Есть объективные показатели, на них надо смотреть. На них попытались посмотреть в течение выходных, продемонстрировать их широкой аудитории, информационный фон приобрел более умеренный характер.
Я думаю, сейчас цена на нефть будет расти. Не до кризисных показателей, но, тем не менее, не будет дальнейшего падения, скажем, до 20 долларов, и мы там остановимся, что важно.
При том я могу себе представить ситуацию [падения цены на нефть] до 20 долларов в каком-то моменте.
Но чтобы она там остановилась и стояла как стойкий оловянный солдатик? [В этом случае] начнут вымирать крупные компании в течение года, если такие цены сохранятся. Это, мягко скажем, никому не нужно, а если даже кто-то вымрет в процессе, это значит, возникнет переизбыток [нефти на рынке] и цены пойдут вверх.
Мы, опять же, это проходили в кризисе 2014–2016 годов, когда в тех же Штатах начала сокращаться добыча, несмотря на все прогнозы, что у них так все развито, что они такие молодцы… Так адаптировались к новым ценовым условиям, что просто непотопляемые…
Ничего. Непотопляемая нефтяная отрасль за год потеряла 1,2 миллиона баррелей добычи. А теперь она восстановилась. Опять же, почему? Потому что благоприятная ценовая конъюнктура сложилась. И, что опять же характерно, наиболее динамично росла добыча в Штатах в 2018 году, когда росли цены на нефть с 65 до 85 долларов. Удивительным образом совпало.
Они почему-то так динамично не развивались, когда нефть была 60 долларов.
Они развивались, но опять же, динамика была более скромной, чем в 2018 году. И это с учетом, что в 2018 году были сделаны капиталовложения, последствия которых наблюдаются и в 2019 году и сейчас наблюдаются. То есть сейчас даже какой-то рост наблюдается там, но он происходит тоже на фоне тех капиталовложений, которые были сделаны полтора-два года назад.
Это тоже создает некую позитивную предпосылку для мирового рынка, потому что действительно есть излишек. При том, излишек не в моменте, не сегодня, а излишек, который постоянно угрожает появиться на рынке за счет динамичного роста производства в одной стране, не входящей в ОПЕК. Плюс США уже нарастили добычу со второй половины 2016 года по настоящий момент на 4,7 миллионов баррелей в сутки. С 8,4 до 13,1 миллиона баррелей в сутки.
ИА Красная Весна: Как это все влияет на Россию и наших граждан?
Фролов: Это вопрос больше к аналитикам финансового рынка.
Но, по опыту, эмпирическим путем, рубль будет дешеветь по отношению к доллару и евро. Но это импульсивная реакция, которая сопровождалась резким снижением цен на нефть и частичным восстановлением цен. Динамика ослабления рубля будет снижаться. Он, скорее всего, будет ослабевать, но не так резко, как за последние дни
Плохо ли это? Да, плохо для простых граждан. Это плохо для всей экономики, но наполнение госбюджета будет в принципе сохраняться.
Нужно понимать, что ситуация у нас коренным образом отличается от того, что было лет десять назад и даже от того, что было лет шесть назад, когда начинался предыдущий кризис.
У нас прошла масштабная модернизация нефтеперерабатывающих производств. Значительная доля выручки, которую получает нефтегазовый сектор, идет от нефтепродуктов. В первую очередь это, конечно, дизельное топливо, это различного рода масла, промышленные и моторные, это битум и прочие продукты.
Еще в течение прошлого кризиса мы смогли заместить долю высококачественных импортных нефтепродуктов, просто за счет того, что до этого были проведены необходимые мероприятия по модернизации производства.
То есть если 10 лет назад мы не могли производить продукцию, те же моторные масла, они наиболее яркий пример, то уже в 2014 году значительную долю масел мы уже производили.
При этом эти масла получили разрешения от производителей как автомобилей, так и промышленности. То есть все допуски были и люди не столкнулись с тем, что сегодня вы покупаете канистру по 2,5 тысячи, а завтра ту же самую по 5 тысяч рублей. Нет, удорожание произошло, но тем не менее незначительное, но на некоем общем фоне.
ИА Красная Весна: А импортная продукция достаточно активно замещалась. Вся ли она может быть сейчас замещена?
Фролов: Нет, не вся, нет, ни в коем случае. Но наиболее капиталоемкое, да.
Мы от нее уже меньше зависим, а с 2021 года будем зависеть еще значительно меньше. Потому что у нас, в частности, запускается в 2021 году крупнейший в стране завод по производству современных катализаторов, необходимых для качественной нефтепереработки.
ИА Красная Весна: Почему это так важно для России?
Фролов: Потому что сейчас мы значительную долю этих катализаторов закупаем за рубежом.
А вот сейчас «Газпромнефть» запускает завод. Какие-то есть наработки у «Роснефти», по разработке своих катализаторов. То есть каждая компания пытается достаточно успешно импортные продукты здесь замещать.
Это я говорю в расчете на то, что кризис может продлиться долго. Но вероятность того, что он будет длиться долго, я бы расценил как низкую.
ИА Красная Весна: Но сейчас на рынках, как Вы уже сказали, царствует паника. Смогут ли Россия и Саудовская Аравия договориться?
Фролов: Я все-таки считаю, что к началу апреля мы с саудитами сядем за стол переговоров и согласуем некую общую стратегию на рынке нефти, которая будет отражать уже объективные данные, потому что их нужно сначала собрать и получить.
И даже если сокращение будет согласовано, то оно составит даже не 600 [тысяч баррелей в сутки], а существенно меньше.
Оно скорее будет номинальным, которое будет демонстрировать успокоительную общую волю стран ОПЕК +, которые продолжают регулировать рынок нефти. И после этого, я предположу, цены на нефть могут вернуться к 60–65 долларам. Потому что сейчас перепроизводства не наблюдается.
Тем более, что саудиты не могут играть с нами в долгую. Для них текущие цены — это шок.
Мы-то не жили хорошо, не надо привыкать, а они, дурачки, привыкли, им хочется под 80 долларов за баррель.
С одной стороны, паника разгорается. Но предпосылки для урегулирования сегодняшней сложной ситуации есть, и предпосылки не какие-то там, а объективные.
