Снос памяти
Минувшим летом меня «зацепила» статья Сергея Кургиняна из цикла «О коммунизме и марксизме». Процитирую: «Стоявшие в колонне пермяки (в колонне „Бессмертного полка“, — В.Ч.) дали выкинуть из своей колонны человека со знаменем Победы. Категорически настаиваю на том, что их среднеэнергичное возмущение привело бы к тому, что распоясавшиеся чиновники немедленно поджали бы хвост. Пермяки на шествии 9 мая, обнаружив, что бюрократия запрещает нести флаг Победы, не захотели или не смогли проснуться… Не в государстве дело и не в его бюрократии, а в обществе. Народ и партия вновь едины в своем желании умереть».
По прочтении статьи я сделал два вывода. Первый — нельзя скидывать дела, требующие проявления подлинной гражданственности, на государственную бюрократию, потому что она, бюрократия, их «угрохает». Второй — такое скидывание гражданственно значимых дел на бюрократию является симптомом глубокой травмы нашего общества.
Эти выводы были поначалу скорее умозаключениями. Но в ходе сбора подписей против пенсионной реформы мои размышления, так сказать, прошли проверку реальностью. Полученный опыт живого взаимодействия с большим числом наших сограждан требует осмысления. Да, мы собрали более миллиона подписей. Но мы столкнулись и с тем, что многие из тех, кого мы призывали занять активную гражданскую позицию по данному вопросу, отказывались это сделать — мол, «от меня все равно ничего не зависит».
Как преодолеть инертность общества? Что делать с его травмированностью, с его желанием уклониться от принятия на себя ответственности за судьбу страны, желанием скинуть все обременения и готовностью отказаться даже от самого священного — от памяти о погибших во время Великой Отечественной войны?
Во время Великой Отечественной мой родной Таганрог был оккупирован немцами 683 дня. Все это время в городе действовали подпольные антифашистские группы, состоявшие из молодых комсомольцев и рабочих заводов. Одной из таких групп руководил местный молодой парень Петр Турубаров. В группу Турубарова, помимо него самого, входили и две его младшие сестры — Валентина и Раиса.
30 августа 1943 года Таганрог был освобожден частями Красной Армии. Незадолго до этого фашисты обнаружили группу Турубарова и казнили подпольщиков. Известен дом, в котором жили и собирались молодые антифашисты. Он уцелел и достоял до наших дней, пережив все, что произошло за это время со страной. В городе это был единственный сохранившийся дом, связанный с таганрогским подпольем. На стене дома висела табличка с надписью под большой красной звездой: «Здесь жили активные участники таганрогского подполья в годы Великой Отечественной войны Петр, Раиса, Валентина Турубаровы».
8 мая 2018 года, прямо накануне дня Победы, неожиданно для всех жителей Таганрога дом Турубаровых был снесен.
Снос дома подпольщиков — не первый случай пренебрежения историей подполья в Таганроге. Несколько лет назад местные власти пытались убрать памятник «Клятва юности», посвященный героям подполья, с постамента в центре города — в Спартаковском переулке. На месте этого памятника они хотели поставить казенную однотипную стелу с двуглавым орлом наверху (проект «Город воинской славы»). Только вмешательство местных активистов движения «Суть времени» и граждан города помогло остановить перенос памятника, а «славная» стела в итоге была установлена на площадке перед зданием городской администрации.
И вот — новая атака на память о подпольщиках, на сей раз удавшаяся.
Кинорежиссер, член Союза журналистов Москвы, Геннадий Чумаченко считает снос дома Турубаровых «очередным свидетельством пренебрежения памятью героев-подпольщиков, ценой жизни утвердивших право города на почетное звание (и на эту мраморную стелу у здания администрации!)». В обращении к президенту России режиссер осудил снос дома таганрогских подпольщиков.
В свое время Геннадий Чумаченко снял о таганрогском подполье документальный фильм. Дом, где жили Турубаровы, долгие годы рассматривался как основное (и единственное историческое) место, в котором можно было бы сделать отдельный музей таганрогского подполья. «Вопрос о создании городского музея подполья возник, по-видимому, в конце 80-х годов. Мария Константиновна Турубарова (мать подпольщиков Турубаровых, — В.Ч.), намереваясь, вероятно, перебраться из Таганрога к родственникам, предложила передать свой дом под музей», — рассказывает Чумаченко.
Как предполагает режиссер, предложение матери подпольщиков обсуждалось в местном горкоме партии, но потрясения 1990-х поставили на этом начинании крест. «Новые городские власти по понятным причинам не проявляли особой активности в этом направлении, — дом Турубаровых даже не был поставлен на учет как объект историко-культурного наследия регионального значения», — отмечает Чумаченко.
По словам режиссера, новый собственник дома на основании полученных бумаг совершил то, что счел нужным, и персональной служебной ответственности за утрату памятника усмотреть не представляется возможным. «В итоге город потерял уникальную возможность создать музей подполья не в „чужеродном“ помещении, а именно там, где оно зародилось, где произошли драматичные события, оставившие неизгладимый след в истории города», — говорит Чумаченко.
Степан Чуфещук, владелец земельного участка, на котором стоял дом Турубаровых, утверждает с бумагами на руках, что разрешение на снос дома он получил от местных властей еще в 2004 году. За все это время никто даже не попробовал внести уникальное строение в список охраняемых памятников культуры.
Нынешний владелец теперь уже снесенного дома Турубаровых приехал много лет назад в Таганрог из Закарпатья и купил участок вместе с домом подпольщиков в местной риелтерской конторе. «Мне жалко его было сносить», — заявил Чуфещук в интервью местным журналистам. Однако он сделал это, поскольку дом, по его словам, находился в крайне ветхом состоянии и буквально разваливался.
Оправдание нового владельца, согласно которому дом снесен в связи с ветхостью, мало кого могут убедить. Будь у него глубокое личное отношение к подвигу таганрогских подпольщиков, он не снес бы даже ветхий дом.
Но ведь проблема не только в том, как конкретный Чуфещук относится к памяти о героях таганрогского подполья.
Местный краевед, Александр Нанкин, выложил в своем «живом журнале» фотографию разрушенного дома Турубаровых и дал такой комментарий: «Но лучше об этом не думать, правда? …Нацепить китайскую ленточку на грудь, станцевать вальс под „Синий платочек“, возложить венок к бездушному столбу у здания администрации. Вот только мне кажется, что это не развалины дома на фото. Это нашей совести руины…» И он, конечно, прав.
«Документы личного характера об участниках подполья, — говорит Геннадий Чумаченко, — собирались десятилетиями как краеведческими музеями (городским и областным), так и ведомственными музеями — в основном заводскими и школьными. Зачастую этим занимались не только профессиональные краеведы-историки, но и активисты (педагоги школ, участники войны), движимые скорее живым человеческим интересом, нежели чисто служебными обязанностями». Совесть тогда еще не превратилась в руины.
Как считает режиссер, активисты, видимо, были движимы пониманием, что краеведческий музей, ввиду своей специфики, не сможет сосредоточиться на локальной теме подполья. И потому начали самостоятельный сбор материалов, связанных с этой темой.
Собранные активистами материалы в итоге рассредоточились по разным учреждениям Таганрога, в которых образовались небольшие музеи подполья. Это, например, музей в средней школе № 15 (ныне Мариинская гимназия), Дворец культуры им. Димитрова (ныне СКЦ «Приморский») и еще несколько других мест.
В обществе, сохраняющем духовное здоровье, память о тех, кто героически сопротивлялся врагу и принес свою жизнь в жертву, — священна. Наше общество глубоко нездорово, наших граждан много лет приучают к компромиссу с собственной совестью. Компромисс рождает следующие сентенции: по мнению таганрогского общественника Олега Фетисова, собственник дома не виноват — имел полное право на снос. «Главное, чтобы нашлось место для мемориальной доски, извещающей, что в этом доме в годы оккупации Таганрога жила семья подпольщиков Турубаровых и заседал штаб подпольной группы Героя Советского Союза Семена Морозова», — говорит Фетисов.
Фетисов утверждает, что городская администрация Таганрога готова дооформить ту памятную табличку с именами Турубаровых, которая висела на доме, и разместить ее на заборе нынешнего собственника участка. Вдумаемся, на заборе! Но это еще не все.
На возражения, что забор не подходит — в том числе потому, что выглядит убого, и для таблички нужно установить рядом с забором памятную стелу, городские власти отвечают: «Денег нет».
Так будет ли создан в Таганроге музей подполья? И где он разместится?
По мнению Геннадия Чумаченко, такой музей городу необходим. Разместиться он должен в доме старой постройки, расположенном в исторической части города и имеющем какую-то органическую связь с периодом оккупации, с историей подполья.
По словам кинорежиссера и ряда других общественников, в качестве здания для музея могут подойти: подвал, оставшийся от снесенного дома Турубаровых; одно из помещений в здании старого железнодорожного вокзала; дом, где жила семья участницы подполья Раи Капли (ул. Фрунзе, 92) или одно из зданий так называемого таганрогского музейного комплекса.
«Конечно, вина городских властей в сносе дома Турубаровых огромна, — считает таганрогский активист движения „Суть времени“ Юрий Лунев. — Именно в их руках были все необходимые ресурсы для того, чтобы сохранить этот дом и сделать в нем музей подполья, но чиновники ими не воспользовались. И эту вину с них никто не снимает».
Однако свалить всю вину за произошедшее на бездействующие власти, по мнению Лунева, было бы неправильно и нечестно. «Надо признать, что мы, общество, сами виноваты в потере уникального дома. Что мы, по большому счету, „забили“ на таганрогское подполье и вспоминаем о нем разве что один раз в году, когда несем цветы к их памятнику на Спартаковском, или тогда, когда нечто непоправимое уже произошло», — говорит активист.
Общественники «Сути времени» считают, что теперь, после сноса дома Турубаровых, сделать музей подполья будет гораздо труднее. «Но сделать его нужно. С помощью городских властей или без них, но нужно. Только после этого мы сможем говорить, что мы что-то сделали, чтобы искупить случившееся», — подытожил Юрий Лунев.
Признаем горькую правду — когда городские власти сначала дозволяют снос дома, а затем заявляют о неспособности найти деньги на стелу с табличкой, информирующей о членах подполья, они, эти власти, на что-то ориентируются. На что именно? Они хорошо улавливают общественные тенденции. Они уверены, что можно ничего не делать, так как это бездействие не выйдет им боком. Уверены, что общество «не дернется», не содрогнется от того, что его святыни срывают под предлогом «ветхости».
Преодолеть это состояние можно, только признав проблему. Без ее решения мы скоро останемся не только без памятников — мы останемся без страны. В Латинской Америке в 60-е годы XX века священники, сторонники теологии освобождения, сформулировали новую формулу спасения души. Праведная жизнь и исполнение всех заповедей — необходимы, но недостаточны. Человек обязан бороться не только лично за себя, но и за общество, в котором он живет.
Если в России не примут латиноамериканскую формулу — гражданская позиция не личное дело каждого, а путь к спасению (души, страны), то вслед за домом Турубаровых, и тоже по причине «ветхости», снесут до основания всю конструкцию, сначала — государственную, а потом… Или кто-то считает, что этого мало и будет некое — потом?
