«Украины не было на карте. Я ощутила словно удар в грудь»
Переломным 1991 год был не только в жизни нашей страны, но и в нашей семейной, и в моей личной.
В самом начале года я ушла из Всесоюзного электротехнического института (ВЭИ) им. В. И. Ленина, где проработала двадцать лет и с которым была связана жизнь нашей семьи, в Государственную промышленно-коммерческую фирму (ГПКФ). Всё было оформлено по-советски, переводом, чтобы не прерывался стаж. Тогда это было важно для пенсии. Хотя разве тогда я думала о пенсии! Мне было 43 года, и я была полна сил и желания делать новое, большое дело! В ВЭИ мне уже давно было скучно, душа не летала!
В тот период ГПКФ создавались при каждом райисполкоме Москвы. «Отцом» такой формы организации был бывший сотрудник нашего же ВЭИ, Гарегин Тосунян, ставший здесь к.ф-м.н. и ушедший в управленческие структуры, где сделал блестящую карьеру. Сейчас это известный банкир, президент Ассоциации российских банков, д. ю. н., академик РАН. Тогда ему было 35 лет. Он и предложил своему товарищу по ВЭИ Ивану З. руководство ГПКФ Волгоградского района. Степени их дружбы я не знала, как и не знала самого Тосуняна, а вот с Иваном З. я работала в одном отделении и общалась в стенной газете института. Он и позвал меня с собой в эту «неизвестность» ― ГПКФ. Круг деятельности еще не был четко определен. Мне предлагалась должность старшего референта с окладом вдвое выше нынешнего. Ах, как всё это было привлекательно! Референт! Звучит!
И всё же колебания были. Я должна была всё изменить в своей жизни. Смогу ли оторваться от ветки родимой? Справлюсь ли на новом месте? Родители и сын поддержали меня ― переходи!
Конечно, это был стресс. Всё другое, начиная с удаленности от дома: было 15 минут пешком, а стало не менее часа: трамвай, метро. Позже нашла другой вариант дороги ― электричка и 30 минут пешком. В ВЭИ я работала в огромном коллективе, где малая ячейка ― наша лаборатория ― была родным домом и семьей. Несколько корпусов института занимали целый квартал, были свои столовые, полностью укомплектованная специалистами медсанчасть, где к каждому отделению был прикреплен «свой» постоянный терапевт; техническая и художественная библиотеки, спортзал, детский сад с летним лагерем, пионерский лагерь, база отдыха на Черном море…
А здесь ― второй этаж двухэтажного домика, человек двадцать сотрудников. При ближайшем знакомстве оказалось, что все они имеют непосредственное отношение к райисполкому ― либо вышедшие на пенсию сотрудники, либо жены ныне действующих. Иван З. привел с собой лишь меня и еще одну свою знакомую девушку. Очень скоро он лишился мотивации к активной деятельности, да и возможности ее, так как получил не обещанную должность руководителя ГПКФ, а зама. Начальником райисполком поставил «своего» человека, не имевшего даже высшего образования! Каково это было терпеть к. т. н. Ивану З.?
Чем занималась ГПКФ? Да практически ничем. Мы налаживали контакты в районе, изучали зарубежную литературу по маркетингу, на ежедневных планерках пытались придумать какие-то проекты. Никаких отчетов с нас никто не спрашивал.
Вскоре отсутствие реальной деятельности стало меня угнетать. Я привыкла, что моя работа в ВЭИ была четко структурирована и велась в строгих рамках сетевого графика. А здесь ни конкретных заданий, ни даже общего направления…
Несомненным плюсом являлась хорошая зарплата и возможность «получать» (т. е. выкупать в ближайшем магазине) продуктовый «заказ». Правда, ГПКФ была последней в иерархии райисполкома, и нам доставались только остатки, но и это было очень хорошо! Ведь в магазинах в свободной продаже давно не было большинства продуктов, и мы жили на таких «заказах». Папа ― участник войны и мама ― ветеран труда отстаивали часовые очереди, чтобы «получить» (за деньги!) скромный набор еды. Но я не помню, чтобы в нашей семье зацикливались на теме каких-либо нехваток.
В мае родители перебрались на дачу. Это было второе здесь лето, дачу (часть старого дома и 6 соток земли с садом) купили глубокой осенью 1989 года. Тогда только разрешили продажу в частном секторе, и пришлось приложить много усилий для покупки. Академия бронетанковых войск (БТВ), где папа преподавал до отставки, ходатайствовала перед Калининским райисполкомом Москвы, чтобы этот райисполком ходатайствовал перед горисполкомом Мытищ, где находилась дача, чтобы папе как участнику войны разрешили купить эту малую недвижимость. Разрешили!
На даче всё цвело, пахло, требовало постоянных земледельческих усилий. И это были приятные заботы!
Но вскоре папа заболел, диагностировали воспаление легких, положили в местную больницу. Около двух недель лечили, лучше не становилось. Всё это время мы пытались перевести папу в военный госпиталь. Мы с мамой много военных порогов обили в Москве, и наконец нам это удалось! Перевозили в больничном автобусе, папа сидел, мы с мамой были рядом. На территории госпиталя он приободрился, сказал, что здесь свои, они его вылечат. Последние папины слова нам с мамой были: «Не паниковать!»
Через два дня, 30 июня, из госпиталя позвонили, что папы не стало.
Тяжело и больно писать об этом. Но надо, потому что в этих эпизодах очень видна жизнь страны в целом.
Проводить папу и поддержать нас приехали родные ― папина старшая сестра с семьей из Подмосковья, папина племянница из Орловской области ― нашей родины. Она меня, некрещеную, научила, что и как надо сделать в церкви. Приехали мамины братья из Одессы и Херсона, младшая сестра из Белгорода-Днестровского. Старший брат, одессит, был у нас совсем недавно ― привез в мае для нашей дачи АГВ, купленный на Привозе.
Организовывать похороны помогала Академия БТВ, где папа преподавал много лет. Для этого прислали полковника с папиной кафедры. Вместе с ним я ездила на Николо-Архангельское кладбище договариваться о месте. Потом по воинским магазинам, пытаясь закупить необходимые для поминок продукты. Нигде ничего не было! В одном магазине ухмыляющаяся продавщица на мой вопрос: «Как это, ничего нет?» ― ответила нагло: «Есть литовская тушенка и грузинский чай. Будете брать?» И я ответила грубо: «Будем!» Поехали за водкой. Толстая заведующая потребовала свидетельство о смерти. На протянутую копию отреагировала: «Что вы мне суете? Подлинник давайте!»
Так на обратной стороне документа и стоит: «10 бутылок водки» ― дата и закорючка этой власть предержащей.
Накануне похорон мы с сестрой проходили мимо ближнего магазина; на улице стояла огромная очередь на вход. Охранник пропускал в магазин небольшими партиями. «Давали» сыр. Просто ― сыр! Отстоять было немыслимо. Нашли служебный вход, долго искали в полумраке заведующую. Объясняли ей ситуацию, у меня слезы текли помимо моей воли. «Два килограмма хватит?» «Да!» ― вынесла нам большущий кусок в пергаментной бумаге. Расплатились. Слезы продолжали течь ― от благодарности…
Конечно, поминальный стол собрали ― родные привезли овощи, фрукты, мясо, что-то еще.
Хоронили папу по-военному ― в форме, при орденах, с ружейными залпами. Помню только, что было очень жарко, я стояла у гроба и всё повторяла: «Папа, ты устал… ты устал… Ты отдохнешь…»
Папе было 70 лет. До 71 года не дожил двух месяцев.
И стали мы жить без папы. Одни женщины и дети-подростки.
На работе тоже произошли изменения. Иван З., так ничего не свершив, уволился. Осмелев в его отсутствие, начальник нас уплотнил, а освободившиеся комнаты отдал арендаторам. Теперь думаю, что без всяких договоров, просто за нал. Осмелели и мы, простые сотрудники. Так, например, мы с одной женщиной стали бегать в обеденный перерыв в кинотеатр, удачно расположенный совсем рядом с нашим офисом. И сеанс был подходящий, прихватывали понемногу до и после обеденного времени.
К нам на фирму стали привозить на реализацию свою продукцию некоторые отечественные производители. Появились с товаром «американцы», в основном советско-еврейского происхождения. Им нужны были покупатели с долларами. Благодаря моим старым знакомым удалось разыскать предприятия, имеющие валюту. Им мы и пытались впаривать американский товар. Доллар потихоньку рос.
В общем, наша ГПКФ понемногу становилась просто посредником в этой не вполне законной торговле. При этом наша зарплата нисколько не зависела от результатов деятельности.
На фирму стали нести «товарчик» люди, получавшие зарплату своей же продукцией: посуду, хрусталь, наборы вилок-ножей, текстиль, всякие сувениры. Всё это в небольших количествах. Куда девать? Выход нашелся: муж моей коллеги, местный районный депутат, стал относить всё это на реализацию в комиссионные магазины. Позже мы стали просто выкупать всё это за свои деньги и через комиссионку получать прибыль в свой карман! Но я быстро сошла с круга ― не было у меня столько денег, чтобы выкупать «товарчик». Да и неудобно стало пользоваться услугами депутата, «хозяина района», как он сам себя называл.
Кроме этого вида «деятельности», стало развиваться телефонное брокерство. Какой только «воздух» мы не продавали! Партии бытовой техники, джинсов, обуви, продуктов, жвачки, пива и т. д. Как-то даже самолеты! Причем, договорившись с «продавцами» и «покупателями», мы, посредники, куда-то мотались на переговоры! К счастью, ничем криминальным для нас это не закончилось, но и результат был нулевой. Это затягивало ― приходили после работы домой, быстро ели и опять за телефон! Появилось огромное количество телефонных знакомых, завязывались дружбы и симпатии. Правда, иногда после знакомства в реале эти чувства разом пропадали!
Интернета и мобильных не было и в помине; только стали появляться телефонные определители. Помню, как я была изумлена, когда впервые вместо «Алло!» услышала: «Ольга, привет!»
В этих рабочих забавах проходило время. Вот уже и середина августа.
18 августа вечером мы с сестрой возвращались с дачи. Вышли с Ярославского вокзала, сели в трамвай. Как-то малолюдно и тихо было на площади трех вокзалов; в трамвае тоже людей меньше обычного. На своей остановке сестра вышла, я поехала дальше, к МЭИ. К моему дому трамвай не подходил, дальше надо добираться переулками и дворами. Уже темнело. Прошла полпути, не встретился ни один человек. И вдруг вижу ― на проезжей части из-за угла появился мужчина, раскинул руки и замер, ко мне он был спиной. Я на тротуаре прижалась к забору. Из-за того же угла медленно выехала огромная машина, в кузове которой сидели солдаты, совершенно молча. Мужчина взмахнул руками, видимо, показывая направление, и исчез. За первой машиной показалась другая, потом еще, еще… Во всех сидели безмолвные солдаты. Всё, машин больше не было! Я с опаской завернула за этот же угол и быстро-быстро пошагала домой. Больше никого и ничего, к счастью, не встретила. Что это было?
Утром включила телевизор, а там диктор читает строгим голосом: «Ввиду резкого ухудшения здоровья М. С. Горбачева… в Москве и Ленинграде на срок шесть месяцев вводится режим чрезвычайного положения… политика реформ зашла в тупик…» ― и «Лебединое озеро»!
Что же это такое? Как заболел, когда? Ничего не сообщали, они ведь с Раисой Максимовной в Крыму отдыхают? Что это за ГКЧП? Фамилии все на слуху…
Позвонила сестре ― та тоже ничего не понимает. Рассказала ей о вчерашних машинах с солдатами.
Не помню, как добралась до работы. А там ликование среди бывших райисполкомовцев, типа: «Ура, наши вернулись!» Оказывается, они все были недовольны перестройкой, а тут вдруг такая радость! Я затаилась в своем кабинете. Я же демократка! И на митинги за Ельцина ходила со всеми сослуживцами по ВЭИ; и всей лабораторией плакали, когда умер Сахаров: «Осиротели…» Правда, Боннэр мне совершенно не нравилась.
Кое-как дождалась конца рабочего дня, бегом домой! По телевизору всё то же «Лебединое». Звоню знакомому «брокеру». (Недавно сосед познакомил меня с двумя полковниками ГРУ, он с ними по работе связан; так вот, они тоже телефонным брокерством занимались). А он в это время дежурит на работе и спокойно мне так говорит: «Не волнуйтесь, Ольга, это всё ерунда (сейчас бы сказали „фейк!“), скоро всё пройдет!»
Вечером пресс-конференция ГКЧП. Они зачитывали свои первые постановления о проведении мероприятий по наведению порядка в стране. Все помнят, что у Янаева при этом дрожали руки…
И что это было ― до сих пор не прояснено. Попытка удержать СССР от распада? Госпереворот? Хитрый ход Горбачева? До сих пор политологи обсуждают это в очередную годовщину.
А тогда Горбачевых «освободили» в Форосе, и они вернулись в Москву. Михаил Сергеевич в жалкой куртчонке, растерянный, что-то рассказывал по ТВ, как там были военные корабли на горизонте, не работал телефон, и их горничная выносила куда-то секретные документы в трусах!!! Абзац!
Членов ГКЧП арестовали. Горбачев полностью сдал страну вместе с Коммунистической партией Ельцину. Наступала новая эра.
А жизнь обывателей меж тем шла своим чередом. На работе мы продолжали брокерствовать, и нам наконец-то повезло! Нам, компании из трех человек, удалось провернуть сделку по продаже баночного пива. Наша доля как посредников была крошечная, буквально копейки с банки, но партия была такая большая, что мы получили кучу денег каждый. Помню, как я везла их в забитой битком электричке в полиэтиленовом пакете! Привезла к маме и высыпала эту кучу ей на колени.
Деньги были очень кстати. Наверно, они и появились потому, что были нужны! На них мы поставили памятник папе; столько же ушло на учебу сына. Я просила одного из наших арендаторов, очень успешного, взять к себе на работу моего сына. Он был не против, только пусть сын сначала поучится на курсах (того же арендатора!), станет менеджером. Сын поучился, учеба оказалась дорогой и подозрительно краткой. На работу арендатор его не взял. А тут еще сыну исполнилось 18 лет, на горизонте армия с дедовщиной.
И вот на фоне этих личных событий и проблем грянула Беловежская пуща!
Как? Не будет СССР? Разве это возможно? Что это за СНГ? Не вмещалось ни в голову, ни тем более в душу. Помню, как в первый раз увидела в конце программы «Время» («и о погоде: «) карту с оторванной Украиной! Там была пустота! Я ощутила буквально удар в грудь.
А когда спускали наш родной красный стяг со здания Верховного Совета! До слез… И сейчас, когда вижу по ТВ или в интернете этот кадр, реакция та же.
Заканчивался 1991 год. Вот что он принес! Вернее, отнял и унес! Жизнь в родной стране… почву под ногами… уверенность в будущем… Что будет дальше?
Я всё чаще думала, что надо заканчивать с ГПКФ. Мало того, что это типичные «Рога и копыта» (уж не знаю, что там отмывалось и для кого), так мы, сотрудники, попросту превращались в мелких спекулянтов! Не для этого я уходила из ВЭИ! Кстати, туда возвращаться я тоже не собиралась. Так что же делать?
Я не предполагала, что буквально через несколько дней произойдет очередной поворот в моей жизни.
(Продолжение следует.)
