Честно надо работать

Добрый вечер! Весь день я провел в подробном анализе масштаба случившегося в связи с тем, что был оставлен ряд городов. А также в поездках, которые позволяли мне смотреть, как теперь должно всё развиваться для того, чтобы случившаяся трагедия не обернулась полной катастрофой.

А вечером я давал пресс-конференцию. На эту конференцию наши оппоненты привели людей, возможно, и настроенных не провокационно, но неспособных к проведению равноправного диалога. Впрочем, вам об этом судить самим, потому что всё это будет показано.

Понимаете, можно было молчать, а можно было вступать в серьезный диалог. Но совершить такую ошибку абсолютно непростительно. И если бы речь шла о том, что ведется какая-то информационная война, конфронтация с целью кого-то обрушить или кого-то там поднять, то, наверное, можно было бы сказать, что война уже выиграна. Но я совершенно не собираюсь здесь вести никакую войну ни с кем, кроме бандеровцев. Я приехал только ради того, чтобы всё окончательно стабилизировалось, чтобы была построена система, позволяющая дать отпор. А это и политическая система, и иная. О чем вы услышите в интервью, в этой самой моей пресс-конференции.

Поэтому речь тут не о том, кто выиграл, а кто проиграл. Речь о том, чтобы Россия не проиграла и чтобы, главное, не проиграли простые люди. И вот здесь у меня снова и снова возникает вопрос. Когда я читаю все эти пакости интернетные, я могу сказать, что никого я так не презираю, как эту «интеллигентную» клоаку. Это самое мерзое — интернетная «интеллигентная» клоака.

Так вот, наверное, события будут развиваться дальше очень интересно. Это еще не финал. У этой передачи были отдельные, непростые и нерядовые зрители, реакция которых совсем не такая, как у этой клоаки. А значит, есть шанс. Есть шанс на главное — на построение государства. На построение настоящих сил, способных дать отпор бандеровцам. Никто из тех, кто дает им отпор, не является моим врагом. В этих условиях не до чистоплюйства. Не до внутренних разборок. Нужно исправлять случившееся, а это нельзя сделать, не признав его. Не признав его полностью. И нужно бороться до победы. Победой будет построение государства с большой армией, с эффективной экономикой, интересной культурой и средствами массовой информации. Как только это будет построено, я пожелаю счастья этому государству и займусь тем, к чему я призван.

А еще я всё время думаю, вот у меня не выходит из памяти молодой человек, который ушел из Славянска, там оставив семью, и который обреченно ехал назад, понимая, что у него мало шансов вернуть семью, но хотя бы погибнуть можно вместе с нею.

Я думаю: почему интернетные подонки так безжалостны? Почему эта шваль имеет право требовать от людей, которые жертвуют всем, говоря вот так в Интернет, чтобы они сняли маски?

Могу сказать, что те, кто требует с людей, которые наверняка жертвуют очень многим, которые могут потерять семью (дай бог, чтобы так не было), могут погибнуть вместе с нею, под пытками, требует от них, чтобы они сняли маски, — я хочу сказать этим людям: вы — подонки. И если хоть один такой подонок найдется в «Сути времени», то он полетит из нее, как пробка из бутылки. Потому что это простые, честные люди.

Я всё время думаю: когда же это произошло? Когда? Когда интеллигенция, которая грезила народом, любила народ, жертвовала всем ради народа, когда она так повернулась, когда она так испаскудилась?

Может быть, это главный вопрос, который меня здесь мучит. Потому что замечательные это люди, понимаете? Замечательные. Здесь огромное количество простых замечательных людей. Простых, думающих, чувствующих. Здесь очень много верующих. И великое счастье находиться вместе с ними, потому что у них чистая, настоящая вера. Здесь много советских людей. Здесь абсолютно героические люди, которые не приняли присягу украинских вооруженных сил и поэтому, так сказать, оказались лишены блестящей, чисто воинской карьеры украинской армии. Здесь разные люди. И они все на три порядка чище московской интернетной помоечной мрази.

И я хочу сказать этой мрази, как я ее презираю.

А всем своим друзьям сказать, что я счастлив здесь, что здесь очень чисто, несмотря на все эти игры. И что здесь будет победа. Здесь будет консолидация.

До встречи в СССР!

Корр.: Я знаю, что вы были одним из тех, кто именно настаивал на более жестком вмешательстве Российской Федерации. Почему? Потому что то, что сейчас происходит у нас, — это угроза всему русскому миру.

С.К.: Да, настаивал и настаиваю. Я действительно твердо убежден, что по сумме издержек и приобретений введение войск является оптимальным. Я много раз об этом говорил. Но я очень... я понимаю, почему это не происходит. Потому что после...

Корр.: Есть версия, что это втянет в войну Соединенные Штаты...

С.К.: Нет-нет, не будет никакой войны, поверьте мне. Моя организация — ассоциированный член ООН, я веду контртеррористические семинары во многих странах: Индии, Китае, Израиле... Только что индийцы приезжали... Никакой войны не будет с Соединенными Штатами. Просто куда бы российские войска ни вошли, по другую сторону будут стоять живые войска НАТО — это будет. Но дело не в этом.

Дело в том, что это — настоящая холодная война, а настоящая холодная война потребует того, о чем много раз говорил президент Путин, и что пока что не выполнено: национализации элиты. Мы не можем воевать даже в холодной войне, когда информационные каналы бьют нам в спину, когда высокие очень чиновничьи лица свои совещания проводят в пятницу пораньше, чтобы улететь на частном самолете в Лондон к семье.

В таких условиях вести войну — холодную — невозможно. Россия может выиграть холодную войну только при национализации элиты и изменении образа жизни населения. А это, по крайней мере для нынешней власти, рассматривается как чрезмерная нагрузка.

Поэтому, понимая, что они этого не сделают или не хотят делать, они пытаются решить вопрос каким-то другим путем, и я сказал каким именно.

Корр.: Частные военные компании.

С.К.: Да. Частные военные компании. Первым сказал об этом я, вот, в связи с вашими республиками. Я очень рад, что это получило отклик. Не буду скрывать, что частные компании вообще существуют, и я сказал, что очень многое можно решить руками этих частных военных компаний, что они, в конечном итоге, как это ни парадоксально звучит, — часть гражданского общества. Я хочу сказать, что я совсем не апологет частных военных компаний, но я считаю, что главное — это не сидеть сложа руки здесь.

Корр.: То есть, в данной конкретной ситуации...

С.К.: Да, да. И когда я смотрю на ваши улицы и наблюдаю, что по ним и как движется — я с радостью должен констатировать, что в этом смысле есть, увы, недостаточные, но какие-то сдвиги. И что деятельность гражданского общества тире ЧВК на поле какой-то помощи Донецку и Луганску осуществляется. Она осуществляется, как я считаю, без государства — и я буду на этом настаивать, — но она осуществляется довольно эффективно.

Корр.: Но хотелось бы еще эффективнее?

С.К.: Да, да. Еще раз в двадцать эффективнее, чтобы ни один самолет над вами не летал бандитско-бандеровский, и чтобы бронетехника, если она на вас сильно обидится, была сожжена, а артиллерия не захотела равноправной дуэли — вот тогда гражданское общество решит свои задачи без всякого вмешательства государства.

Я, кстати, по этому поводу хочу сказать, что ровно так решались эти задачи советским гражданским обществом в Испании и Вьетнаме, где американцы или франкисты действительно воевали регулярными частями. Но с советской стороны не было ни вторжения, как оно было во Вьетнаме у американцев, ни разных легионов, как у фашистов... Ехали граждане, сообразно тому обществу, была государственная поддержка, но не вход войск. В итоге, например, во Вьетнаме братская нам Народно-освободительная армия Вьетнама освободила всю страну, а американские легионы, дивизии и бригады с позором бежали. Я был бы счастлив...

Я с радостью вижу действительность в Донецке. Я вижу, что наконец-то люди стреляют не из рогаток. Что они лучше оснащены — конечно, недостаточно, но все-таки лучше оснащены для борьбы с тиранией. И я вижу в этом мою маленькую лепту в то, что нужен третий путь между вхождением армии и невмешательством. Любое наше невмешательство в процесс, если дальше так будут накапливаться беженцы и всё прочее, — это катастрофа для российской власти и для российского государства.

Но вмешательство общества не означает государственного решения о введении войск. Это абсолютно разные вещи. Государственное введение войск, которое я поддерживаю, но которого нет — это первый сценарий. Полное невмешательство — это третий сценарий. А второй сценарий — это такой тип поддержки, который сейчас оказывается. Это второй сценарий. Только, пожалуйста, не надо считать его не поддержкой. Я много тут на что посмотрел. Мне не хочется давать более внятные комментарии. Я давно знал, что, как мне кажется, современные самолеты и вертолеты из рогатки не сбивают и из пистолета Макарова тоже, да? Но теперь то, что я вижу, говорит мне о том, что поддержка есть. И это — негосударственная поддержка, поддержка силами гражданского общества и так далее. Примерно симметричная той, которую оказывают американцы. Ни американцы не вводят войск, ни мы.

Корр.: А каков ваш прогноз, в случае если идея с ЧВК получит свое развитие?

С.К.: Если идея с ЧВК получит свое развитие, то в Донецкой и Луганской областях должны быть такие армии, как в Приднестровье. Да? В Приднестровье на семьсот тысяч жителей семь тысяч армия и тринадцать тысяч кадровых резервистов. Если на семьсот тысяч можно иметь семитысячную армию, то на семь миллионов Донецка и Луганска можно иметь семьдесят тысяч. Если эта армия будет нормально оснащена, а Приднестровская армия имеет авиацию, ПВО и артиллерию, и бронетанковые силы, пусть небольшие. Если пропорционально это вырастет, то я хочу знать, что будет делать украинская армия с такой независимой республикой. Я думаю, что с этого момента никаких вопросов о том, чтобы вас не трогали, как сейчас, не будет.

Кроме того, я убежден, что частные компании могут поставлять установки «Тор», и «Иглы», и всё остальное. И сумма этих компонент закроет небо. И преступники не будут бомбить кассетными и другими бомбами мирное население свободной Донецкой и Луганской республик, да? С бронетехникой всё обстоит чуть-чуть даже проще. Есть совсем милые устройства. А ополченцы должны быть нормально вооружены и обучены. Тогда постепенно начнется то, чего я жду. Полноценное формирование государственности, государственности Донецкой республики, государственности Луганской республики.

Будет эта государственность, для этого нужно проявить другую волю. И нужно иначе поддержать ополченцев, потому что сейчас на ополченцев, с одной стороны, смотрят как на защитников, а с другой стороны, — как на непонятно что. Надо включиться всем миром, нужно сильное телевидение, у вас здесь достаточно талантов. Нужна сильная культурная политика, нужна экономическая политика, финансы. Нужно полное наведение порядка. И тогда я поверю, что Донецкая и Луганская республики станут образцами для всех, включая тех, кто орал на Майдане, что они хотят вот такой, знаете, неолигархической, не коррумпированной жизни, а теперь получили подарки от Коломойского, Авакова и прочих, так сказать, сильно бандитизированных олигархов, да? На свою голову посадили они их.

Я думаю, что здесь всё может быть гораздо более разумно. Очень труден этот путь, и я и сейчас считаю, что он сопряжен с жертвами такими, что лучше бы нам ввести войска. Но это мое личное мнение, а вот в то, что этот второй сценарий возможен на уровне реальности, это я знаю. Я его предложил, и я сделаю всё, для того, чтобы он был реализован в жизни. А как гражданин я скромно помогу тем, чем я могу помочь как гражданин.

Честно надо работать. А честные вопросы заключаются в другом. И я хотел это сказать всем, кто хочет это слушать.

Вся концепция на сегодняшний день, которая позволяет удерживать Новороссию, как это называют одни, Юго-Восток или Донецкую Республику и так далее, как это называют другие, заключается в следующем. В пределах городов люди должны проявлять предельную решимость принять танковый бой. Если они проявляют эту предельную решимость, то, отвечаю вам, как специалист, боя не будет. Если только проявляется предельная решимость вести танковый бой в городе — боя не будет.

И когда Стрелков говорил: «Мы умрем, но не уйдем» и так далее и тому подобное — всё это было прекрасно, потому что позволяло удерживать на дальних подступах, и за счет удерживания на дальних подступах всё остальное было стабильно здесь, понимаете?

Кроме того, было сказано, что мы все здесь умрем, а Россия нам не помогает. Россия помогает — мало, но помогает и должна помогать больше, но только для этого не надо её компрометировать.

Я был советником Игоря Николаевича Смирнова в Приднестровье, и там, простите, нам очень хотелось против Ельцина как-то это Приднестровье мобилизовать, но мы понимали, что если мы начнем этим заниматься — мы погубим Приднестровье. Поэтому нельзя совершать вопиющих политических ошибок, которые могут погубить всё политически, и тогда ничто не поможет. Это первое.

И второе. Как только вы рушите миф о том, что вы будете там держаться до конца в городе, как только вы это делаете — всё. Конец самой концепции противостояния на сегодняшний день. Этого было делать нельзя. Кроме того, ничего чрезвычайного, не похожего на всё остальное, нового массового нажима на Славянск не было. Славянск героически защищался — честь ему и хвала, и мы все этим восхищались. Уход оттуда не был мотивирован резким наращиванием военного давления. Этого не было. Значит, чем же он был мотивирован? Мне говорят о Кутузове. Так вы ждете зимы, чтобы вымерли украинцы? При чём тут Кутузов, зачем эти жалкие слова? Зачем это появление здесь?

Вы, далее, сдали не только Славянск. Вы сдали Краматорск, в одной части которого можно было сильно держаться. Вы сдали следующие населенные пункты. Зачем? Можно как угодно конфликтовать и как угодно выяснять отношения между разными группами. Но нельзя приносить в жертву безопасность Донецка — каким-то политическим амбициям и чему бы то ни было еще. Это нехорошо. И когда мне говорят, что я говорю про это «нехорошо», потому что меня какой-то Кремль прислал сюда... Меня прислал Кремль, чтобы за мной гонялись бронетранспортеры?

По-моему, Стрелков даже кем-то назначен сейчас. Генерал Лебедь осуществлял определенные действия, и мне все говорили, что я сумасшедший, раз я его ругаю, потому что он будет диктатором России. Он уже был секретарем Совета Безопасности... и мне это разве помешало ему сказать после Хасавюрта, что он предатель? Я вместе с ним сражался в Приднестровье. Он был командармом там и тоже вел себя небезупречно. Но он там держал Приднестровье, и я там говорил ему, что он герой. А когда он подписал преступный Хасавюртовский мир ради того, чтобы политиканствующим образом начать что-то делать, я ему сказал, что он национальный изменник. И мне говорили, что я сошел с ума, потому что сразу после этого Лебедь придет к власти, и он меня раздавит. Где Лебедь?

Корр.: Можно вопрос. Какая была стратегическая необходимость в удержании Славянска и Краматорска?

С.К.: Дальние подступы к Донецку.

Корр.: Но это же котел?

С.К.: Это не котел.

Корр.: Котел.

С.К.: А как они ушли?

Корр.: Ушли с боем из котла.

С.К.: Так они с прорывом ушли?

Корр.: Да.

С.К.: А чем прорывались? Бронетехникой?

Из зала: Откуда у них бронетехника?

С.К.: Ну вот эти три единицы. Они сказали, что экипажи бронетехники перепутали направление.

Корр.: То есть, по-вашему, они должны были там остаться и умереть?

С.К.: По Стрелкову.

Корр.: Почему по Стрелкову?

С.К.: Потому что он сказал.

Из зала: Стрелков этого не говорил.

С.К.: Это неправда.

Из зала: Почему?

С.К.: Потому что мы покажем, как он это говорил. Потому что он хотел тогда сыграть роль царя Леонида. Я вам слово даю.

Из зала: Стрелков за базар не ответил по-вашему, да?

С.К.: «Стрелков не ответил за базар»... Это уже какая-то другая лексика. В начале было слово. И слово было — бог. Стрелков не ответил за свои слова. Но дело не в этом.

Из зала: А почему он должен был ответить и умереть?

С.К.: Потому что... А зачем же он это сказал?

Из зала: Вы цепляетесь просто к словам.

С.К.: Почему я цепляюсь? Публичные слова. Значит, я вам скажу, я вам третий раз объясняю. После того, как была решимость вести бой в городских условиях, этого боя не было бы.

Из зала: Если бы бой велся в городских условиях, города бы не было. Украинская армия просто накидывала на город тяжелые снаряды...

Из зала: Давайте вообще всё отдадим.

Из зала: Работали установки «Град», работали все тяжелые виды вооружения. И гибли не солдаты в городе. Сегодня расстреляли 50 человек в Славянске.

С.К.: А теперь что? — после того, как вы сдали. А что теперь?

Из зала: Там насилуют женщин. Не убивают?

Представитель «Сути времени» из зала: А можно секунду, я просто одну вещь хочу сказать. Я сам родом из Осетии. Я член организации «Суть времени». Цхинвали с 89-го года воевал. В 2008 году помогла Россия. Но до этого мы 20 лет стояли там. Наши старшие стояли, воевали, понимаете? Они не ныли, не плакали, не жаловались на «Град» и на всё остальное. Потому что это их земля. Они понимали, что уходить дальше некуда. И поэтому плакать не надо, если вы мужчина. Встаньте и умирайте или не нойте в таком случае. Если вы считаете себя воинами, понимаете?

С.К.: А теперь вы отдали на растерзание мирное население?

Представитель «Сути времени» из зала: Вы хотели спасти людей, но сейчас в Славянске режут людей и насилуют.

С.К.: Которые считали, что вы их защитите. Совесть-то должна быть? Вы говорили, что вы их защитите. Вы! Что теперь? А теперь смотрите что. Теперь на это смотрит Донецк. Вам говорят: вы здесь сядете, вы здесь добьетесь разрушений, а потом вы дальше уйдете? В Ростов уйдете из стратегических соображений? Вас там ждут? Вы Украиной занимаетесь или, как Лебедь, чем-то еще?

Из зала: Это не по-мужски, <...>, оставить город на растерзание врагу, <...>. Вы знаете, что там сейчас происходит?

С.К.: И давайте поговорим не с нанятыми засланными казачками, и мне сказки не рассказывайте. Мне говорят, что люди, которых я снимал в масках, — это артисты. Я презираю произошедшее. Но еще больше я презираю тусовку, которая это перемалывает. Я говорил с бойцами, которые там оставили семьи. Их обвинили в том, что они были в масках. То есть они, люди, которые поехали туда почти без надежды на успех выводить свои семьи, должны были снять маски, чтобы порадовать московскую интернетную хевру и сторонников Стрелкова? Вот таких, как тот, который здесь сидел. Который от Сванидзе неотличим.

Эти люди сидели и говорили об этом в масках, потому что они возвращались в Славянск. А я должен был снять маски к удовольствию какого-нибудь интернетного гада?

До встречи в СССР, дорогие товарищи! До вашего нового стратегического отступления! До вашего нового гениального Кутузовского маневра. В следующий раз Стрелков скажет, что он генерал де Голль, который уходит в Алжир.