Когда в бандеровцах согласья нет, или Что происходит с Запорожской АЭС
Интервью с инженером-физиком Александром Быковым
В момент сдачи номера в печать стало известно о падении украинского снаряда в 10 метрах от хранилища ядерных отходов Запорожской АЭС. Telegram-каналы кипят на тему конечной цели обстрелов ВСУ. И как всегда в таких случаях, интернет-блокбастер и существо дела живут в параллельной реальности.
Корр.: Допустим, ВСУ в результате обстрелов либо других действий удалось перерезать сеть, к которой подключена ЗАЭС и, соответственно, система охлаждения реактора. Что произойдет в этом случае?
Александр Быков: Если пропадает внешнее питание — перерезали сети — мы имеем обычную проектную аварию, последствия которой анализировали. В проекте станции для такой аварии предусмотрены средства ее купирования. Это, конечно, тяжелый случай, но тем не менее.
Отключается внешнее питание — у вас сразу должна сработать аварийная защита, тем самым разгрузив блок, в течение какого-то небольшого времени обязана подключиться резервная дизельная электростанция, расположенная рядом с каждым блоком. Если по каким-то причинам это не сработает, то возможны «постфукусимские» мероприятия, которые предусматривают, что на блок может быть доставлена и подключена бензиновая электростанция — электрогенератор меньшей мощности. Он даст электричество, от которого можно запитать хоть какие-то системы (те же насосы, которые выберет персонал).
Для помп пожарных машин предусмотрена врезка аварийного охлаждения во втором контуре. Можно подать воду во второй контур уже с помощью внешних насосов. Генератор и пожарные машины не пересекаются, но могут дополнять друг друга.
Чем серьезнее авария, тем больше штатных и внештатных средств предусмотрено, чтобы ее купировать.
Главное, чтобы было достаточно электричества для сохранения барьеров безопасности на пути распространения радиоактивной грязи.
Корр.: Как долго сможет работать система охлаждения атомного реактора в случае повреждения электросетей?
Александр Быков: Сильно зависит от начального состояния, в котором находился реактор. Под гермооболочкой, помимо реактора, находится бассейн выдержки. В нем сохраняется остаточное энерговыделение, даже если этот бассейн частично заполнен старым ядерным топливом. Однако уровень остаточного энерговыделения сравнительно (по сравнению с только что остановленным ядерным реактором) мал, а объемы воды, заранее закачанные в бассейн выдержки, высоки. Поэтому до наступления момента, когда будут серьезные последствия, например, до начала оголения топлива остаются часы, а то и сутки.
Если реактор находился в заглушенном состоянии, то сохраняется сопоставимое время, хотя объемы воды там, конечно, меньше, чем в бассейне выдержки.
Если реактор находился на мощности, то мощность остаточного энерговыделения поначалу несопоставима с тем, что выделяется в давно лежавшем облученном топливе. То есть здесь уже речь идет о минутах. За это время нужно организовать теплоотвод от первого контура, чтобы эта «бочка» с перегретой водой под давлением не взорвалась. Условно говоря, не произошел паровой взрыв.
На этот случай предусмотрен ряд систем безопасности, чтобы гарантированно заглушить реактор. Предусмотрены системы безопасности, чтобы обеспечить гарантированный теплоотвод. Вопрос только в том, какие из этих систем будут работать, особенно в условиях обстрелов.
Корр.: В случае остановки работы АЭС через сколько времени реактор можно будет запустить вновь?
Александр Быков: Если энергоблок штатно переведен в режим холодной остановки, это вполне себе проектный режим. То есть этот режим совпадает с состоянием, в которое блок приходит после перегрузки топлива. Ничего сверхсложного в выводе энергоблока из режима холодной остановки в режим работы на мощности нет. Это занимает время, для этого нужны ресурсы, например, подключение к сети для запуска циркуляционных насосов (они потребляют много). Штатный запуск — порядка трех суток. Если придется прождать дольше — понадобится больше времени на ревизию систем и оборудования. Но это штатная ситуация. Случай нештатной ситуации непредсказуем.
Корр.: На территории Запорожской АЭС есть сухое хранилище отработавшего ядерного топлива (СХОЯТ) и хранилище изотопов для радиографии. Что произойдет в случае разрушения этих хранилищ, возможно их вообще разрушить?
Александр Быков: Там хранилищ гораздо больше. При работе любого реактора образуются продукты активации. В любом реакторе есть борная кислота, которая выводится по мере выгорания ядерного топлива. Есть хранилище жидких радиоактивных отходов, хранилище твердых радиоактивных отходов, установки по переработке этих отходов. Нужно понимать, что радиоактивные отходы по сравнению с топливом — это, конечно, небольшая активность, но это не значит, что ее нет, что последствия от разрушения такого рода объекта ничтожны. В случае поражения такого объекта понадобится дезактивация, проблемы будут.
Самые серьезные последствия — от разрушения всех барьеров безопасности на пути продуктов деления ядерного топлива. В отработавшем ядерном топливе запасено огромное количество продуктов деления — вся таблица Менделеева. Хранилища радиоактивных отходов, изотопов — это грязь. Грязь локальная. Условий для возгонки этой грязи на большую высоту вроде как не существует. Можно, конечно, создать такие условия, допустим, обстреливать какими-то спецбоеприпасами. Но я не военный, не могу сказать, как это сделать. Как сделать так, чтобы бетон горел, а воздушные потоки поднимали эту грязь наверх.
Изначально сухое хранилище отработавшего ядерного топлива не создавалось на случай военных действий. У нас есть ряд стальных контейнеров, сверху закрытых бетонным куполом. Это не купол в полном смысле слова. Он не предназначен для физической защиты. То есть были попытки обосновать безопасность с учетом возможности падения самолета на группу контейнеров. Но, насколько я знаю, ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. То есть не было обосновано, что при этом сохранится герметичность хотя бы стального контейнера.
С другой стороны, 70 сантиметров бетона не так уж просто уничтожить. Допустим, противопехотными какими-то средствами там вряд ли чего-то можно добиться.
Корр.: Была информация, что ЗАЭС готовят к переподключению к российской энергосети.
Александр Быков: Если говорить о технической возможности это сделать, то энергоблок не знает по имени, к какой сети он подключен, ему все равно куда отдавать и откуда принимать электроэнергию.
Вопрос к сетевикам, — могут они обеспечить нужную пропускную способность сети или нет. То есть сколько блоков вы можете подключить к сети. Если вы следили за историей Запорожской АЭС, то совсем недавно они добавили ЛЭП, которая позволила работать всем шести блокам сразу. Насколько я знаю, от Запорожской АЭС идет сильно больше одной ЛЭП, как минимум три.
Корр.: Какие еще объекты ЗАЭС уязвимы для повреждений, которые могут повлечь достаточно серьезные последствия?
Александр Быков: В Киеве и в организациях, которые задействованы в сопровождении украинских атомных станций, работает достаточное число профессионалов (и многие знают ситуацию на местах куда лучше меня), которые, если они индоктринированы украинской идеологией, могут подсказать ВСУ, куда нужно бить.
Понятно, что никто не предусматривал атомную станцию как объект, на котором будет целенаправленно уничтожаться инфраструктура. Самая главная часть инфраструктуры — это электропитание, поскольку на него завязан теплоотвод. Но теплоотвод можно нарушить не только через электропитание, а, например, уничтожив второй контур. В отличие от реактора, который расположен под гермооболочкой, машинный зал защищен гораздо слабее. Но если вы разорвали второй контур, то что вы туда ни вливайте, всё выльется.
Возможностей для создания рукотворных проблем, — проще говоря, аварий, — при целенаправленном разрушении инфраструктуры — море. Какие из них будут реализованы, сказать трудно. Самое опасное — полная потеря электропитания.
Корр.: Есть точка зрения, что обстрелы нужны, чтобы остановить эксплуатацию АЭС.
Александр Быков: Она несостоятельна, если говорить о том, что останавливать будут российские специалисты. У нас, насколько я знаю, на территории ЗАЭС работает порядка 10 человек из Росатома. Они не могут остановить блок. То же самое касается и Росгвардии, которая охраняет ЗАЭС. Они на периметре, они максимум патрулируют территорию. Они не находятся на блочном щите управления, на системах и оборудовании, на котором нужно закрывать задвижки, выключать что-то, включать и так далее. Это могут сделать только сами коллеги с Запорожской станции. По какому сигналу они могут это сделать?
Запорожская станция до сих пор находится под юрисдикцией Киева, то есть она управляется НАЭК «Энергоатом» и, соответственно, обязана выдерживать условия лицензии, которые выдает украинский регулятор. И здесь возникает ровно два вопроса. Почему НАЭК «Энергоатом» до сих пор не приказала остановить энергоблоки? Возникает коллизия между экономической целесообразностью и безопасностью. Ядерное законодательство трактует обязательство эксплуатирующей организации, которой является «Энергоатом», ровно одним образом — безопасность превыше всего. Они обязаны были дать указания персоналу ЗАЭС остановить энергоблоки. Если НАЭК такого указания не дала, соответствующее указание обязан был дать регулятор, то есть это должно быть либо распоряжение, либо отзыв лицензии, либо приостановка ее действия. Почему этого не сделано — большой вопрос. Вопрос к соблюдению Украиной собственного ядерного законодательства.
Корр.: Может быть, цель обстрелов — создать картинку, что русские разрушили инфраструктуру, и теперь эксплуатировать станцию невозможно?
Александр Быков: То, что русские виноваты, можно обосновать медийно в любом случае. По крайней мере, западные СМИ транслируют исключительно украинскую точку зрения. Поэтому кто отключил энергоблок, с точки зрения западного обывателя, не играет роли. С точки зрения украинского обывателя, как мне кажется, тоже. Тогда на кого направлена эта картинка и почему не принимается такое решение?
Корр.: Как вы оцениваете обсуждение темы ЗАЭС в ООН?
Александр Быков: Это вопрос политики. У каждого из акторов этой политики — свои цели на Украине. Я думаю, что даже цели внутри условного коллективного Запада не совпадают. Они могут быть разными у Германии, Англии, США.
Корр.: Есть версия, что риск ядерной катастрофы может стать поводом для ввода на Украину западного миротворческого контингента.
Александр Быков: Я слабо себе представляю ситуацию, когда западный миротворческий контингент вводится на территорию, контролируемую российскими войсками. Кем бы ни были эти миротворцы, свое появление на этой территории они обязаны будут согласовать с нами, ну просто, чтобы не попасть под огонь. То есть хотеть — не значит мочь. Украина с марта месяца говорит о том, что нужно вводить голубые каски или передавать под контроль Украины ЗАЭС, но это не значит, что действительно надо так делать. Каких-то международных механизмов на случай военных действий вблизи АЭС просто не существует. И, самое главное, если оглядываться на последние восемь лет событий в Донбассе, есть уверенность в том, что Украина и те, кто ей манипулируют, будут выполнять только те части договоренностей, которые выгодны им. С недоговоропособными не договариваются, как мне кажется.
Корр.: Сотрудники ЗАЭС покидают станцию в связи с обстрелами, персонала становится всё меньше. Как обслуживать станцию в этих условиях, какие объекты требуют внимания прежде всего?
Александр Быков: На этот случай тоже ведь ничего не было предусмотрено. Если у вас произошла утечка персонала в пределах одной резервной смены, какое-то время можно продержаться на штатной пересменке лицензированного персонала. Есть персонал оперативный, есть ремонтный, есть неоперативный, который работает в подрядных организациях. Так что ответ на вопрос сильно зависит от того, какой персонал мы теряем. Если лицензированный оперативный персонал, то это очень серьезно, потому что этих людей реально учат. И таких людей можно пересчитать по пальцам, конечно, не одной руки, но их не так много, а на шесть блоков их нужно много.
Корр.: Недавно появилось сообщение, что командование ВСУ осуществляет подготовку масштабных провокаций в районе Запорожской АЭС. Для их реализации в город Никополь Днепропетровской области якобы уже прибыл отдельный полк войск радиационной химической биологической защиты в количестве до 1000 военнослужащих, снабженных специальными комплектами защитного снаряжения для действий в условиях радиоактивного загрязнения местности, а также техническими средствами РХБЗ-разведки и контроля.
На ваш взгляд, какая провокация может планироваться, для чего такое большое количество военнослужащих?
Александр Быков: Если посмотреть на предысторию, то начиная даже не с марта, еще до спецоперации, очень интересная помощь запрашивалась со стороны НАЭКа у международных организаций. Речь шла как раз о средствах индивидуальной защиты, средствах радиационного контроля и так далее. То есть можно с какой-то долей вероятности говорить, что НАЭК к чему-то готовилась.
Если речь идет о войсках РХБЗ в размере 1000 человек, то это вполне сопоставимо с разведкой и устранением последствий ядерной аварии, как это было на Чернобыльской АЭС. Что это будет конкретно, сказать не берусь, потому что невозможно предсказать действия сумасшедшего.
Корр.: Как можно свести к минимуму риски разного рода катастроф в условиях спецоперации на Украине?
Александр Быков: Знаете, у нас есть Курская область, граничащая с Украиной. Трижды за последний месяц, а то и за меньший срок, произошли подрывы ЛЭП. Один из подрывов привел к аварийной остановке блока Курской АЭС. Вот что нужно сделать для того, чтобы этого больше не произошло?
На Украине ситуация еще сложнее, поскольку там, помимо диверсионных средств, есть средства прямого поражения — артиллерия. Ну хотя бы их отодвинуть, чтобы они не доставали до такого рода объектов. Как это сделать, должны решать военные.
Корр.: Если посмотреть на ситуацию глазами ВСУ, то можно сказать, что они, со своей стороны, делают самое «перспективное», пытаясь разрушить электропитание станции, нарушить систему охлаждения?
Александр Быков: Что-то не вяжется, понимаете? С одной стороны, ВСУ долбит по распредустройствам — это зафиксированный факт. А с другой — украинские сетевики заявляют, что восстанавливают ЛЭП, идущую от этого распредустройства. То есть либо внутри самой этой украинской верхушки, принимающей решения, нет согласия и каждый тянет в свою сторону, либо это просто сумасшедший дом.