Они называли себя феминистками, но их требования привели бы в ужас тех женщин, которые боролись за свои права в XIX и XX веках. Они не желали равноправия, они жаждали превосходства и власти

«Ты хотела сказать „оргии“?» Рассказ об истоках неофеминизма

Альберт Велти. Кибела
Альберт Велти. Кибела

Миси уже накрыла на стол, пора было спускаться. Но у Фрэнка никак не шла из головы тема, поднятая сегодня управляющим. Он думал об этом всю дорогу, а признаться на самом деле, так и все последние пять лет.

«Падает КПД, да… с ленцой работают, с ленцой… Чего им еще надо? И так получают больше, чем стоят… Хорошо тем, кто вывел производство в Китай и Таиланд… Но у меня не та специфика… Нужна новая стратегия… Масштабная и надежная» …

Фрэнк, скрестив пухлые руки за спиной, прохаживался мимо книжных полок, и его взгляд скользил по ним, ни на чем не останавливаясь. Однако на глаза все время попадалось подарочное издание Герберта Уэллса «Машина времени».

«Уговорами тут ничего не добьёшься… они покивают, а сами также будут тянуть резину и портачить»…

Фрэнк остановился перед зеркалом и пригладил редкие волосы перед тем, как спуститься к столу.

Аделаида, как всегда горделивая и безупречная, уже сидела за столом.

— Ты позволяешь себе нарушать традиции, чего же ты тогда требуешь от детей? — низким грудным голосом сказала она.

— Их, как видишь нет… да и что они вообще могут обо мне знать? — возразил Фрэнк.

В этот момент в столовую влетела их двадцатилетняя дочь — порывистая, смуглая брюнетка со жгучим блеском в карих глазах.

Стелла поставила на каминную полку какую-то продолговатую коробочку черного цвета и направилась к столу.

— Ты опять была на вашей этой… встрече? — поджав губы, спросила мать.

Глаза Стеллы неприязненно сверкнули. И она повернула к матери голову так резко, что ее черные кудри взметнулись, словно их рванул внезапный порыв ветра.

— Не бойся, мама, будь до конца откровенной, ты хотела сказать «оргии»?

Аделаида замялась.

— Я не знаю, как это называется, но мне кажется, все эти Кибелы, Астарты, Исиды, это несколько архаично…

— Но по-прежнему актуально. Для женщин ничего не меняется уже тысячелетия. Вся история — это история унижения женщины.

— О, моя дорогая, в мире все время одни унижают других… пол, раса, возраст, социальное положение — это только предлог… и, по сути, не имеют значения… — взмахнув белоснежной салфеткой, сказала Аделаида.

— Ты не понимаешь, мама! Мы постоянно терпим мужской произвол! Например, медуза Горгона была прекрасной, невинной девушкой. Но когда она пыталась спастись от насильника Посейдона в храме, то эти мужские боги наказали ее за осквернение священных стен, превратив в чудовище!

— Но, может быть, это всего лишь аллегория?

— Да уж, конечно, они всегда ловко выкручиваются и прикрывают свои преступления аллегориями.

Фрэнк не слушал дочь, а смотрел на жену, которая несколько удивила его своими речами.

Что ни говори, а Аделаида все еще выглядит прекрасно. Роскошные волосы, уложенные в греческом стиле, гордая осанка… Было бы забавно ущипнуть ее за ляжку, как раньше, и посмотреть, как она взовьется. Эта мысль заставила Фрэнка усмехнуться. Он женился на Аделаиде совсем молодым по уговору семейств, чтобы объединить состояния. И ни разу не пожалел. Она была предельно респектабельна, в положенное время родила ему здоровых детей, не испытывала интереса к его личной жизни, и даже не требовала от него отчета о своем состоянии. Все ее интересы заключались в том, что могло быть оплачено из кошелька Фрэнка, а он с каждым годом становился все туже и увесистее.

— На самом деле, женщины лучше мужчин! И если бы ты задумалась или хотя бы прислушалась к своим чувствам, то поняла бы это, — яростно сверкая глазами, произнесла Стелла.

Фрэнк предостерегающие кашлянул, и дочь, словно очнувшись, взглянула на него.

— У тебя такой взгляд, малышка, будто ты меня вот-вот сожрешь. Но ради бога, я ни в чем таком не виноват.

Жена бросила на него многозначительный и насмешливый взгляд, но дочь сменила тон.

— Тебя это, может, и не касается. Но остальные, и даже Гарри… — она кивнула на пустующее за столом место.

— И все же, какой у тебя взгляд…

— Ну хорошо, папочка, я больше не буду.

Родители переглянулись и пожали плечами.

Поднимаясь после обеда к себе, Фрэнк непроизвольно прокручивал в голове произнесенное за обедом слово «сожрешь».

«Да… Все они… Они все»…

Вдруг его лицо оживилось, словно он нашел решение давно мучившей проблемы. Он ускорил шаг… Это нужно было обдумать…

Артемисия Джентилески. Юдифь, обезглавливающая Олоферна (фрагмент)
Артемисия Джентилески. Юдифь, обезглавливающая Олоферна (фрагмент)
(фрагмент)ОлофернаобезглавливающаяЮдифь,Джентилески.Артемисия

На следующее утро Фрэнк застал Стеллу на террасе у бассейна, в то время как его сын Гарри играл в гольф на залитой солнцем полянке.

— Вот существо, абсолютно неоправданно считающее себя лучше других, — сказал он, указывая пухлым пальцем на сына, — груда мышц, никакой деликатности и даже мужества в нем нет. Ты знаешь, дорогая, мне порой кажется, что женщины при своей чувствительности и правда гораздо мужественнее…

— Ну, конечно, папа! Почему бы и нет! Неужели мы должны быть трусихами только потому, что у нас вагина, а не член.

— Нет, что ты, что ты! Я имею в виду, что, даже не обладая силой, женщины, по всей видимости, могут достигнуть гораздо большего, чем мужчины. Они не менее, а может и более целеустремлены и деятельны.

Стелла фыркнула.

— Ну вот опять! Почему ты думаешь, что для всего этого обязательно нужно быть мужчиной или обладать бычьей силой?

— Однако, моя милая, в любой деятельности все зависит от работоспособности, а она, мне кажется, зависит от силы.

— Что за глупости, папа! Женщина может быть и сильной, и работоспособной, если задастся целью!

— В самом деле, что на меня нашло, ведь и правда, женщина может быть даже сильнее мужчины, а если уж она не одна… Но я не думаю, что женщины были бы хорошими автомеханиками или рабочими у меня в ремонтных мастерских.

— Откуда это предубеждение?

— Ну… не важно, забудь, тем более меня бы не поняли, если бы я поменял весь персонал на женщин.

— Почему?! Что в этом такого?

— Ну, моя дорогая… так не принято…

— Я так и знала, этот мужской мир недоброжелателен к женщинам! И ты такой же!

— Да я же не против, моя дорогая! Но… но ведь и сами женщины не захотят заниматься этой работой…

Стелла задумалась.

— Если это поможет нам в нашей борьбе. Мы должны это сделать!

— Поверь мне, никто не согласится… И потом, это мой бизнес и основа твоего благополучия, если прибыль сократится, это отразится на всех нас.

— Нет-нет, не сократится! Сейчас много женщин без работы! Они будут рады!

— А мужчины? — Фрэнк не смог отказать себе в этой небольшой провокации.

— Мужчины?! Кому нужен этот мусор, эти слизняки, они столько веков заставляли женщин вырождаться, теперь их очередь!

— Но кто же будет воспитывать детей?

— Ну… А какая разница? О детях пусть каждый думает сам! А я еще слишком молода! Мне хочется наслаждаться жизнью снова и снова, — в голосе Стеллы зазвучали какие-то незнакомые отцу, настораживающие нотки. — А детей пусть воспитывают специальные роботы, или специалисты-женщины. Но, мне кажется, слишком много детей, это такая обуза…

— Быть может ты и права, детка!

— Мы должны раз и навсегда разделаться с мужским миром! Но многие этого не понимают! Ты дашь работу безработным женщинам, и они поверят в себя! Они зарядятся новой энергией, мы найдем способ сделать решительными даже тех, кто не способен к решительным поступкам! Все поверят, что можно жить иначе, что также можно поступать и во всем остальном!

— О чем ты?

— О политике, армии, руководстве!

— Хм, я бы мог ради этого даже провести реструктуризацию бизнеса и подумать о назначении женщин на ключевые роли…

— Правда, папа?! Это здорово!

— Но, мне кажется, некоторые мужчины не захотят расстаться со своей работой…

— О! Мы знаем, что с такими нужно делать!

И глаза Стеллы загорелись черным огнем.

Франсиско Гойя. Большой козел или шабаш ведьм (фрагмент). 1823
Франсиско Гойя. Большой козел или шабаш ведьм (фрагмент). 1823
1823(фрагмент).ведьмшабашиликозелБольшойГойя.Франсиско

Фрэнку не пришлось долго ждать. Не потребовалось от него и какого-либо участия. Женщины взялись за дело организованно и быстро.

Под нехитрые лозунги и простую идеологию довольно быстро собралось большое количество представительниц прекрасного пола, недовольных собой, жизнью, социальной несправедливостью или даже просто скукой.

Они с готовностью выходили на улицы, требовали перемен, таскали мужчин по судам и гражданским разборкам. Причем справедливые претензии зачастую неразделимо смешивались с надуманными, необоснованными и разрушительными требованиями.

Мода на женские движения поднялась по всему миру. Они называли себя феминистками, но их требования привели бы в ужас тех женщин, которые боролись за свои права в XIX и XX веках. Они не желали равноправия, они жаждали превосходства и власти. Сначала, к радости Фрэнка, они требовали ликвидации дискриминации женщин при приеме на работу, презрев любые разумные требования. Но этим дело не ограничилось. Они хотели вытеснить мужчин отовсюду. И вскоре мужчины смогли почувствовать не только силу, но и жестокость власти Кибелы.