Доктрина Великой войны. Итог войны — и ее новая фаза

6 июня 1944 года, как раз тогда, когда шел заключительный этап подготовки операции «Багратион», союзники, наконец, открыли второй фронт.

США и Великобритания все три первых года войны обещали открыть второй фронт, но все время оттягивали это решение. С выходом Красной Армии на границы Восточной Европы дольше оттягивать было политически опасно: советские войска завершили бы разгром Германии и без союзников. А это могло поставить под сомнение роль западных союзников в победоносном исходе войны и иметь далеко идущие последствия при решении послевоенных проблем.

Поэтому было начато вторжение союзных экспедиционных англо-американских вооруженных сил во Францию (операция «Оверлорд»). Однако оно проходило так неспешно, что никак не облегчило положения Красной Армии на Восточном фронте.

Высадившись на побережье Нормандии, союзные войска захватили несколько плацдармов и 50 (!) дней расширяли их, не переходя в решительное наступление. Причем огромная сила почти в 3 млн человек, 7 тысяч боевых кораблей, транспортных и десантных судов и 10 230 боевых самолетов действовала против 36 немецких ослабленных дивизий, оборонявшихся на всем побережье Франции, Бельгии и Голландии. А на участке высадки десанта их было всего три при почти полном отсутствии авиации (всего 156 самолетов).

Генерал Г. Гудериан вспоминал: «В то время как на фронте в Нормандии развертывавшиеся передовые части западных союзников готовились осуществить прорыв нашего фронта,… на восточном фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу».

Тем не менее, открытие второго фронта было важным событием, и его искренне приветствовал весь советский народ. Советское руководство согласилось координировать свои действия с действиями армий союзников в Европе, активнее заработали поставки для Красной Армии по ленд-лизу.

Противоречия между СССР и западными союзниками касались не только открытия второго фронта, но, прежде всего, вопроса о послевоенном устройстве Европы. Важнейшей геополитической задачей Советского Союза было создание «пояса безопасности» на своих границах: независимых, но дружественных Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Польши, Финляндии. Между тем, США и Англия опасались, что Красная Армия не ограничится этим, а пойдет дальше, в Западную Европу — сил и средств у нее хватало.

Борьба за Германию

Генерал Эйзенхауэр признавался, что весь заключительный период войны в Европе стратегическое планирование операций армий западных союзников находилось в прямой зависимости от исхода наступлений Красной Армии.

У этого признания есть два смысла. Один заключается в том, что без того, чтобы наши войска не оттянули на себя главные немецкие силы, англо-американцы не могли ни планировать боевые действия, ни воевать. Другой — что политика союзников была в том, чтобы как можно более обескровить и ослабить Красную Армию и сберечь свои войска.

А вот для Красной Армии послаблений в хо­де борьбы за Восточную Европу не было. Немцы на советском фронте сражались отчаянно.

Около семи месяцев Красная Армия вела бои на румынской территории, неся тяжелые потери. Завершив в сентябре 1944 года основные сражения Яссо-Кишиневской операции, ей пришлось сразу же начать боевые действия на территории Болгарии и Югославии.

В сентябре–октябре наши войска, преодолев Дунай и Мораву, прорвались на Балканы, разгромили немецкую армейскую группу «Сербия» и освободили Белград.

Вслед за этим начались сражения за Чехословакию, Венгрию и Австрию. Там немцы сражались особо яростно. И понятно, почему — эти страны были для Германии важнейшей военно-промышленной и сырьевой базой. Без которой Рейх не мог получать вооружение, военную технику, горючее, продовольствие и многое другое.

Последним государством оси на пути в Германию была Венгрия. Эта страна была одним из наиболее последовательных союзников Рейха. Еще в 1939 году она вошла в Антикоминтерновский пакт, с 1940-го — в Берлинский пакт. Она активно участвовала в расчленении Чехословакии, нападении на Югославию и СССР. Сражения в Венгрии были, пожалуй, самыми тяжелыми из всех боев за Восточную Европу. У озера Балатон 3-му Украинскому фронту в последний раз за всю войну пришлось 10 дней вести не наступательные, а оборонительные бои — а это, учитывая возросшую мощь и мастерство Красной Армии, говорит о многом.

Что касается битвы за Германию, то здесь союзники и координировали совместные действия, и вели негласное соревнование, кто первым ворвется в Берлин. Англо-американские войска, завершив 7 апреля ликвидацию рурской группировки немцев, к 11 апреля вышли на Эльбу в районе Магдебурга. До Берлина оставалось 80 км. Западные историки сегодня обвиняют Эйзенхауэра в том, что он мыслил лишь военными категориями, а не политическими, и потому не дал разрешения наступать на Берлин. Однако это не так. 12 апреля Эйзенхауэр в докладе в Объединенный комитет начальников штабов подчеркивал: «Было бы крайне желательно нанести удар в направлении Берлина». Но он понимал, что реальной возможности взять Берлин раньше русских, с февраля стоявших в 35 км от столицы Рейха, у англо-американских войск не было. Как позже заявил личный советник президента Рузвельта Г. Гопкинс, «мы взяли бы Берлин, если бы могли это сделать».

Советские войска, ликвидировав группировку противника в Восточной Пруссии, овладели Восточной Померанией, Силезией и всей Австрией. 16 апреля соединившиеся войска 1-го и 2-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов приступили к операции по взятию Берлина, которая закончилась 8 мая подписанием безоговорочной капитуляции Германии. Наконец-то продолжавшаяся почти четыре года Великая Отечественная война была завершена!

Окончание военных действий — резко и предсказуемо! — лишь обострило политические проблемы. Ведь теперь речь шла, ни много ни мало, о послевоенном переустройстве мира.

Между западными союзниками не было согласия об отношении к СССР и о его месте в структуре послевоенного мира. Рузвельт хоть и колебался, но все же склонялся к тому, чтобы СССР стал полноправным участником «концерта великих держав». Черчилль, напротив, был убежденным противником СССР и коммунизма.

Еще в 1943 году у Ф. Рузвельта сформировалась идея о «четырех полицейских» (США, СССР, Великобритания и Китай), которые должны осуществлять контроль и поддерживать безопасность мира после победы над Германией. С другой стороны, Рузвельт опасался экспансии Советского Союза и стремился к тому, чтобы вся Европа была организована как единый военный лагерь, противостоящий продвижению СССР.

К концу войны позиция Рузвельта изменилась — он уже не мог не понимать, что только две страны: СССР и США — после 1945 года будут военными супердержавами. Поэтому он был готов договариваться с Советским Союзом, в том числе, и в вопросе о Восточной Европе, но при условии, что Западная Европа останется под влиянием США.

Но после смерти Рузвельта 12 апреля 1945 г. его преемник Г. Трумэн занял по отношению к СССР гораздо более жесткую позицию и фактически реанимировал план воссоздания против России «санитарного кордона», который существовал после Первой мировой войны.

Трумэн и Черчилль оказались единомышленниками в антисоветской политике. Более того, рассекреченные в 1988 году документы Государственного архива Великобритании указывают, что в мае 1945 года Черчилль был готов осуществить наступательную операцию против Красной Армии. План этой операции (носившей название «Немыслимое») был тщательно проработан. И вполне мог бы быть доведен до практического осуществления. Английские стратеги поставили целью нанесение русским тотального поражения — на чем была основана эта амбиция? Однако мудрый британский Генштаб, изучив план, пришел к выводу о его неосуществимости — ввиду полного превосходства Красной Армии. (Отметим, что мощь Советской Армии сдерживала подобные планы до 90-х годов, и сокрушить СССР смогли совсем не военной силой).

Черчилль не успокоился и дал разработчикам новое задание — подготовить план обороны Британских островов от русских на случай, если США отведут свои войска из Европы. И вновь Объединенный штаб планирования сделал вывод «о необоснованности» опасений премьер-министра — поскольку главную мощь Красной Армии составляли сухопутные войска, а без боевого флота вторжения захватить Британию было невозможно. То есть фактически военные расценили поведение Черчилля как приступ острой паранойи.

Кстати, не исключено, что советское руководство знало о существовании плана операции «Немыслимое» — советская разведка действовала в Англии очень эффективно. Оно ничем не показало этого знания, но отношения между союзниками были сильно испорчены. Но решающим фактором, до предела ослабившим доверие «тройки» друг к другу, было создание и применение Соединенными Штатами в конце войны атомного оружия.

Супероружие против Японии

Япония к окончанию войны в Европе уже получила ряд мощных ударов. Военно-морской флот США выбил японские войска практически со всех захваченных ими островов Тихого океана, японский военно-морской флот был разгромлен. Но сухопутные войска, находящиеся в Китае и в самой Японии, были еще сильны.

Против такого противника нельзя было обойтись без лучшей сухопутной армии мира — советской. Поэтому союзники на Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференциях «тройки» обсуждали со Сталиным привлечение СССР к этой войне. Иначе, говорили они, война может затянуться еще на полтора–два года и унести жизни не менее 1,5 млн их солдат и офицеров. А многоопытный генерал Д. Мак­артур, учитывавший фанатизм японских солдат, говорил о пяти–семи годах.

Поэтому, согласно обещанию Сталина, СССР к началу августа сконцентрировал на границе с Маньчжурией, где держала оборону Квантунская армия Японии, войска трех фронтов под общим командованием маршала А. Василевского.

Но 6 августа Соединенные Штаты нанесли первый атомный удар по Хиросиме, осуществив показательную демонстрацию силы (повторенную 9 августа в Нагасаки). Причем основной задачей этой чудовищной акции была не деморализация Японии. Речь шла, прежде всего, об устрашении русских. Ведь Трумэн прямо говорил о «дубинке для русских парней». Имея в виду, конечно, ядерную дубинку.

Политическая и военная ситуация в связи с появлением в руках США такого супер­оружия полностью изменилась. Советское руководство это хорошо понимало. Несмотря на это 8 августа СССР объявил войну Японии, а на рассвете 9 августа наши войска начали наступление. План советского командования заключался в создании стратегических «клещей», но масштаб охвата был гигантский. Предстояло взять в кольцо всю Квантунскую армию, а операция должна была проходить на грандиозной территории площадью в 1,5 млн квадратных километров.

Квантунская армия, конечно, была несравнима с немецкой — у нее не было ни новейшей военной техники, ни опыта ведения современной войны. Японская артиллерия и противотанковые орудия могли бороться лишь с легкими советскими танками, а самолеты и танки были устаревшей конструкции. Но в силе духа японцы не только не уступали немцам, но и порой их превосходили. К примеру, для борьбы с советскими танками японцы активно задействовали отряды смертников, обвязанных гранатами и взрывчаткой. Рассчитывать на паническую, а значит, бескровную для нас капитуляцию квантунцев не приходилось.

Японцы понимали, что их поражение неизбежно. Но Квантунская армия сражалась до последнего, и даже после 14 августа, когда японское командование обратилось с предложением о перемирии, боевые действия не прекращались. Лишь 20 августа закончились основные сражения, и Квантунская армия получила приказ своего командования о капитуляции. Еще некоторое время продолжались локальные бои с не желавшими сдаваться частями, и 2 сентября Япония подписала капитуляцию.

За 12 дней миллионная Квантунская армия была полностью разгромлена. По советским данным, ее потери убитыми составили 84 тыс. человек, взято в плен около 600 тысяч. Наши безвозвратные потери составили 12 тыс. человек.

СССР еще раз продемонстрировал неслыханную мощь новой советской армии, закаленной и перевоссозданной в горниле Великой Отечественной войны. Но почивать на лаврах было нельзя. Советские политики и военные прекрасно понимали, что наличие у США атомной бомбы означает кардинальное изменение соотношения военного потенциала двух стран. Настолько кардинальное, что это вновь поставило ребром вопрос о жизни и смерти наших народов, нашего государства.

О том, как СССР справился с этой задачей, — в следующей статье.