Донецкий аэропорт
Газетчик:
В середине ноября 2014 года ОТГ СВ зашла в донецкий аэропорт. Группа была придана в оперативное подчинение 3-му батальону бригады «Восток» и заняла в аэропорту позиции «Монастырь» и «Населенный пункт Веселое».
— 16 ноября мы с командиром выдвинулись около 4:00 в район «Девятки» штаба сил ополчения по линии Пески–Аэропорт–Спартак. Там нас встретили, провели небольшую рекогносцировку. В туманном рассвете я впервые наблюдал то, что осталось от частного сектора по улице Стратонавтов. Это можно описать одним словом: руины. Каждый дом был поврежден или уничтожен. Повсюду под ногами валялись битые стекла, осколки, куски шифера, оборванные высоковольтные провода. Невозможно было поверить, что это мой родной район, мой любимый Донецк.
Когда вернулись на точку сбора, подъехал «Урал» с ребятами. Все быстро выгружались и занимали позиции по сторонам улицы. Парни спрашивали, что там впереди? Отвечал одним словом — емким, отрывистым, бранным.
Поступила команда ждать. Расположились во дворе разбитого дома. Тихо переговаривались, шутили. У меня в рюкзаке цинк 12.7, оптика и ЗИП к «Утесу», в разгрузке двойной БК, на груди «длинный», в руках по коробу всё к тому же «Утесу». Прислонился к бортику колодца, ребята шутят: «Смотри, кувыркнешься — не вытащим!»
Приехал Крым и на своем «Паджеро» начал завозить по четыре человека на Монастырь. Подлетал к храму, быстро маневрируя между воронками и поваленными электроопорами, с шутками-прибаутками, чтобы уменьшить наше волнение.
Перемещаясь в полный рост, без жилета и каски, Крым дает указания: «Вот тут спокойно выгружайтесь, а с этого места уже бегом — зона простреливается с нового терминала». С Римом, Миром и Рыбаком хватаем «Утес» с запасным стволом, станок, БК в коробах и бежим — сначала на «Двойку», а через некоторое время на «Трешку». Сердце вырывается из груди, кажется, что сейчас обязательно нас накроют минометы, пулеметы, снайперы. От тяжести груза ноги деревенеют, впереди бойцы падают на ступеньках, но с помощью товарищей поднимаются и вваливаются в здание. Фух...
Внутри ребята из «Спарты». В броне и касках, спокойные и деловитые. Всё показали, рассказали, накормили. Командир позиции Гном, невысокий и жутко бойкий парень, без остановки носится по «Трешке», стреляет из всего, что попадает под руку, тут же восстанавливает амбразуры, выбитые огнем противника.
Буржуек нет. На бетонном полу лежит старенький тоненький матрас. Падаю, в чем есть, на каремат, сверху накрываюсь спальником. Слушаю наставления мотороловцев: дескать, если минами будут крыть, спите спокойно, а вот если «Грады» услышите — выбирайтесь в коридор: ненамного, но безопаснее. Думаю: как можно спать под минами, а главное, — как можно во сне услышать работу «Градов» в десяти километрах? Ответ пришел той же ночью: легко! Организм абсолютно не реагировал на разрывы мин вокруг здания и мгновенно пробуждался при монотонных звуках исходящих ракет РСЗО из Авдеевки или Карловки.
На второй день укропы попытались прорваться к новому терминалу. Я почти весь день был на пункте наблюдения с трубой разведчика. Начался артобстрел, затем пошли дымовые завесы между нами и терминалом, затем — зажигательные мины.
Болгарин, находившийся в тот момент на соседней позиции, заснял часть того обстрела — на двухминутном видео 6 зажигательных мин падает на «Трешку». Зрелище было потустороннее: кресты и надгробья кладбища на фоне густых дымов, подсвеченных оранжевым огнем «зажигалок». Моя задача была смотреть на терминал и докладывать, откуда ведет огонь противник. Из-за грохота разрывов приходилось выстраивать цепочку из двух-трех передающих от меня к «Утесу» и автоматчикам. Сквозь дымы по нам работали с терминала стрелковым оружием, РПГ. Мы отвечали тем же: били из «Утеса» и РПГ по технике на взлетке. В тот вечер на терминал она не прошла.
Через пару дней «спартанцы» снялись с «Трешки», и мы начали действовать самостоятельно. Под командованием Пятницы шло беспрерывное обустройство огневых точек и жилых кубриков. Ежедневная чистка оружия, караулы, наряды.
Помню, когда наладилась погода, стали пристреливать АГС с закрытой позиции. У нас были обычные рации, и мы знали, что укропы нас слушают. Поэтому сеансы связи были примерно такими:
— Бандера вызывает Шухевича, — слышим в рации бодрый голос Ириса.
— Шухевич на связи, — отвечает Пятница. — Починайте!
И несколько ВОГов задорно летят к последователям этих «хероев». Поначалу у нас не всё получалось, и Ирис ласково нас корил за своеобразную корректировку, но потом дело наладилось, и гранаты стали лететь точно в цель.
Узнав, что бойцам срочно нужна защитная экипировка, российские сутевцы бросились искать всё необходимое, срочно закупать и переправлять в Донецк. Знаете, сколько жизней это спасло?
Собственно говоря, закупкой необходимого снаряжения группа московских сутевцев занялась сразу же, как начало формироваться боевое подразделение «Сути времени». Экипировки поначалу не было никакой, подразделение приходилось обеспечивать фактически с нуля. Закупалось всё, за исключением оружия: одежда и обувь, разгрузки, саперные щупы, налобные фонари, рации, спальники. Командир Вольга присылал список, и по нему проводилась закупка. Перечни приходили короткие. Ничего для личного комфорта в них не было — только то, что нужно для дела, да и то по минимуму. При этом было понятно, что в действительности ребятам необходимо гораздо больше, чем они запрашивали.
Первой крупной задачей по снабжению отряда стала закупка полного комплекта одежды на 44 бойца. Куртки, штаны, термобелье, свитера, шапки-балаклавы, тактические перчатки, берцы, термоноски, ремни, «арафатки». Оказалось, что закупить такой комплект одежды не так-то просто. Самые разные сочетания роста, размера одежды и обуви потребовали специфических познаний в размерных сетках производителей и поставщиков. А широкий перечень номенклатуры потребовал разъездов по множеству московских магазинов военной амуниции.
Когда всё было собрано на квартире одного из активистов, стало понятно, что просто отправить это кучей нельзя: тратить время бойцов на сортировку одежды вместо боевой подготовки — неправильно. В ночь накануне отправки группа товарищей сортировала одежду на комплекты и раскладывала по позывным. Пытались представлять, как выглядят члены миссии с позывными Матрос, Лом, Газетчик... Пройдет немного времени — и московские сутевцы познакомятся со своими товарищами из Донецка лично. Но тогда они знали только размеры и позывные. К пяти утра комплекты были готовы, загружены в «Газель» и понеслись в Ростов, откуда уже через несколько дней отправились «за ленточку».
16 ноября 2014 года, в день захода бойцов ОТГ СВ в аэропорт, в Москву поступила вводная, что нужно закупить бронежилеты 5-го класса защиты на 39 человек. Беглый обзвон специализированных магазинов экипировки показал, что в них продаются броники 2-го класса и по 1–2 штуки. Кроме того, стояла задача подобрать качественную, надежную модель, удобную в носке. На «передке» броник носят, не снимая. Задача разобраться в моделях, классах защиты, типах пластин, специфике применения была решена за два дня. Выбор был сделан, поставщик найден. 19 ноября 39 новых бронежилетов уже ехали в Ростов. Эти бронежилеты бойцы используют до сих пор. Не так давно пластина одного из купленных тогда бронежилетов выдержала попадание из СВД. Так что у товарища Доброго теперь два дня рождения.
В короткие сроки были также закуплены каски, защитные очки, теплые спальники, трубы разведчика, прицелы и крепления к ним, артиллерийская буссоль, перчатки-варежки, разгрузки и многое, многое другое.
Большой удачей стала закупка крупной партии кровоостанавливающего средства Celox. Это средство удалось приобрести только после того, как один из руководителей фирмы-поставщика на личной встрече с ребятами из группы закупки убедился, что препарат пойдет ополчению, а не всплывет потом на украинской стороне. Celox из этой партии спас жизнь Аккорду — Колючий засыпал ему препаратом разорванную осколком мины бедренную артерию.
У бойцов ОТГ СВ, оказавшихся в аэропорту, ноябрь 2014 года ушел на то, чтобы удержаться, минимизировать потери, выявить алгоритмы работы противника. Помимо вражеской артиллерии, которая делала паузу лишь на три-четыре часа в сутки, активничали снайперские группы, действовавшие очень интенсивно и профессионально. К позициям «Сути времени» примыкало кладбище и пустующие территории, зданий было совсем мало, и они не были подготовлены для укрытия от обстрелов.
В течение двух недель сутевцы занимались усилением позиций подручными средствами, приводили в более или менее сносное состояние бытовые условия бойцов. Удалось выявить алгоритм работы снайперских групп противника, автоматических гранатометных систем (АГСов), РПГ-7. Иными словами, изучить рисунок боя, предлагаемый противником. И выработать собственный алгоритм работы. В результате к середине декабря 2014 года вражеские снайперы уже крайне редко беспокоили наших товарищей. В то же время эффективное противодействие вызвало усиление работы артиллерии.
Помимо вышеописанных мер, ОТГ СВ вышла на командование 3-го батальона, а далее — на командование бригады «Восток» с предложением задействовать танковые силы для активной обороны. Предложение было принято. Сутевцы вызывали огонь на себя, а в это время танковое подразделение Панциря под прикрытием работало по диспетчерской башне. 13 января 2015 года ее удалось, наконец, «срубить». Сколько было радости, когда Информцентр «Сути времени» опубликовал следующее сообщение: «Бойцы бригады «Восток» в аэропорту в данный момент не наблюдают как украинского флага над диспечерской вышкой, так и самой вышки. Сооружение рухнуло на комплекс зданий у ее основания, называемых «подкова». Радиоперехват зафиксировал следующее сообщение ВСУ: «Мама заплакала. Мамы больше нет».
Вольга:
— Завязывая на себя основные силы ВСУ, ОТГ СВ в немалой степени способствовала совместным операциям бригады «Восток», «Спарты» и «Сомали». Ударным, атакующим звеном в этих операциях была «Спарта», «Сомали» и подразделения 3-го батальона бригады «Восток» тоже активно работали. Наша задача была именно оттягивать на себя огонь и внимание противника. Это позволило сначала зайти в старый терминал с другого фланга и отбить его, а затем выйти на новый терминал и в целом настолько улучшить позиции, что подмога, БК, вывоз раненых, прохождение туда тяжелой и легкой бронетехники и подкреплений противника оказались не просто затруднены, а практически сведены к нулю. Не имея возможности подпитывать свои силы в новом терминале, ВСУ были вынуждены, во-первых, запросить перемирия, а во-вторых, отойти за взлетную полосу. По факту аэропорт оказался в руках ополчения.
Для официального Киева это был болезненный удар, ведь донецкий аэропорт служил неким символом непобедимости ВСУ. Поэтому была предпринята авантюрная, но довольно-таки мощная попытка отыграть всё обратно. Наши позиции были тут камнем преткновения. Для того, чтобы выйти, не попав под фланговые и фронтальные удары ополченцев, враг должен был в первую очередь атаковать наши позиции — «Трешку», «Монастырь», частично поселок Веселое... «Спарта» и «Сомали» хорошо укрепились на новом терминале. ВСУ боялись их и идти в лобовую атаку не хотели. Им было необходимо смять нас, что дало бы возможность повернуть под прямым углом относительно наших позиций вправо и взять в охват новый и старый терминалы.
17 января 2015 года произошел бой — тяжелый, длинный... К тому времени у нас уже было большое число раненых, но первые двухсотые появились именно в этот день. Мы потеряли трех своих товарищей: Пятницу, Болгарина, Белку.
Марс:
— Когда 17 января Болгарин передал по рации сообщение о нападении бронетехники противника при поддержке большого количества пехоты на «Трешку», Ирис приказал Контрабасу развернуть АГС. А все остальные числом семь человек, с Ирисом во главе, схватив боекомплект для РПГ-7, спешно выдвинулись для деблокирования. Основная часть боекомплекта была на «Мельнице» — позиции, находящейся на полпути к «Трешке». Добежав туда, я захватил охапку выстрелов к РПГ и догнал группу возле кладбища около домика «Ритуальные услуги», из-за которого работали наши гранатометчики — Ирбис и Колючий. Моя задача заключалась в том, чтобы перед их выстрелами «насовывать» в бойницу так называемого «Домика-с-антенной», откуда по нам работали из стрелкового оружия. Потом и РПГ-шники положили в «Домик-с-антенной» пару выстрелов и закрыли вопрос окончательно. Гранатометчики в тот день выпустили каждый по нескольку десятков зарядов, Резник в ходе боя несколько раз под обстрелом на пробитых колесах доставлял им б/к, а огонь укропской арты был очень сильным. Такого сильного огня никто из нас еще не видел.
Но, странное дело, в тот день у меня было такое впечатление, что у всех, кто находился там, было какое-то такое спокойное безразличие — «ну, попадет, так попадет». Не то, чтобы никто не укрывался от осколков, но двигались все без ненужной суеты. Спокойно, без суматохи, работали наши с «Трешки». Болгарин спокойно и сухо передавал команды и данные корректировки, потом получил смертельное ранение и через два часа скончался. После него следующие четыре или пять часов с группой деблокирования взаимодействовал Пятница, уже тяжелораненый. Где-то около семи Морской вышел на связь и сказал, что Пятница совсем плох.
Дальше до самого деблокирования руководил Морской. Где-то за час до сумерек из «Трешки» передали, что противник — числом около взвода, все с ночниками — готовится к штурму и занимает позиции во рву. У нас, к сожалению, ночников не было — они все находились на позициях. Ирис повел группу на сближение с противником. К тому моменту в группе было уже одиннадцать человек: семь человек заняли два здания на левом фланге, еще трое, с Колючим во главе, заняли «Двойку» — двухэтажное здание около церкви, плюс Белка, который каким-то чудом смог пробиться на «Трешку». Белка погиб почти сразу, с пулеметом в руках, но сам факт того, что он под ураганным огнем туда прошел... Это очень сильно повлияло на всех. Таким образом, в случае попытки штурма противник оказывался под перекрестным огнем с трех позиций.
Ирбис и Турист отправились на разведку с целью выяснить: возможно ли ударить из РПГ во фланг противнику? Выяснилось, что хотя и очень рискованно, но можно. Ствол одной из БМП был направлен прямо на них, и когда Ирбис выстрелил, то вместе с «бэхой» по ним отработало еще с десяток стволов. Как их не зацепило, я не знаю — это просто чудо, что они оттуда выбрались.
Остальные, находившиеся в двух строениях на левом фланге, готовились к отражению штурма: распределяли б/к и контролировали свои сектора. Ирис корректировал из самого выдвинутого вперед здания огонь АГСа (как потом выяснилось, от Ириса до укропов было метров сорок). АГС прорабатывал укропов филигранно: и технику, и ров, и вал, и пространство за валом. В итоге после 21:00 (время точно не помню) прибыл танк с усилением человек 20. Примерно в это время оставшийся противник отошел, на отходе его еще и накрыла наша артиллерия. Группа деблокирования передала подкреплению позиции на флангах и выдвинулась к зданию «Трешки». К тому моменту торцевое окно было уже деблокировано, и оттуда начали подавать раненых и погибших.
Из десяти человек интернационального состава «Трешки» погибли трое, остальные получили ранения. В тот день там были четверо с Донбасса, один из России, один украинец, два итальянца, испанец и русский американец.
По сведениям противника, в тот день его потери на позиции «Монастырь» составили около роты — и тоже интернационала, но черного.
Лом:
— Занимаясь доставкой боеприпасов по позициям всего батальона, по общему напряженному тону я не сразу понял, в какую тяжелую ситуацию попал именно отряд «Сути времени». В полдень 17 января 2015 года я сделал вторую ходку в аэропорт и вернулся на 4-ю базу. Заскочил в Информцентр и поразился тишине и напряженности находящихся там людей. Газетчик сказал, что Болгарин тяжело ранен. Времени на то, чтобы заламывать руки, не было. Грубо покрикивая, я потребовал от Информцентра выйти на погрузку очередной партии боеприпасов. Когда погрузка закончилась и я снова зашел в Информцентр, Газетчик плакал. Игорь Юдин умер от ран, не покинув боевого поста.
Как потом ехал по городу — до сих пор не могу вспомнить. Добрался, когда стемнело (темнело тогда часов в пять). Там узнал, что тяжело ранило Пятницу и Фельдшера. Больной, насквозь простывший Мангуст, неизвестно как добравшийся из Ясиноватой до штаба («Девятки»), был готов выдвинуться при первой возможности, без приказа. Весть о том, что Женя Пятница погиб от потери крови, оглушила, вырубила звук. Все разговоры и движения были автоматические. Чувствовалось некоторое уныние, но боевой злости было больше. В тот момент командование очень внимательно следило за нашими ребятами, а также за мной, не давая возможности отвлечься от исполняемых обязанностей. Требовалось быстро выгрузиться и отправиться обратно. В голове каждого из нас билась мысль: что конкретно ты сам можешь сделать для того, чтобы переломить ход событий и спасти ребят? В частном порядке, без всякого командования, без всякой дисциплины. Это пресекалось, потому что было понятно, что кроме новых смертей, которые будут глупыми, это ничего не принесет.
Остаток дня прошел, как череда непонятных и, по существу, ненужных кадров. Осознание того, что ты должен находиться там, рядом с теми, кто сейчас умирает, написано было у каждого нашего товарища на лице. Только поздним вечером силы Донецкой Республики смогли полностью отбить вражескую атаку, и наше подразделение смогло вывезти раненых и погибших. Глядя на тела наших погибших братьев, мы отчетливо понимали всю мелочность и суетность повседневной жизни пред тем подвигом и жертвой, которые эти ребята только что совершили, встав в один ряд с теми, кто в Великую Отечественную войну защищал нашу Родину.
Алтай:
— Я как военный корреспондент впервые попал на территорию аэропорта 17 января. В тот самый день.
Утром я прибыл в штаб, где располагалось командование подразделений, задействованных в освобождении аэропорта. В сопровождении Ампера — командира роты 3-го батальона бригады «Восток» — мне было разрешено снимать на позициях, прилегающих ко взлетной полосе. Не теряя времени, мы выдвинулись.
На позициях стояла непривычная для тех мест тишина. Бойцам, которые фактически жили на позициях без ротации, было тревожно. Они не доверяли этой тишине. Мы объехали несколько позиций и ближе к обеду приняли решение возвращаться к штабу. На подъезде к штабу начался сильный артиллерийский обстрел «Градами». Заскочив в здание, мы сразу спустились в подвал. Это не был единичный обстрел, снаряды «Градов» и 120-мм минометов постоянно рвались у нас над головами. Вибрации от разрывов свободно проходили через толстые стены бетонного подвала. Когда интенсивность обстрела чуть утихла, я поднялся в штаб. В этот момент Пятница передавал по рации, что с позиции «Трешка» замечено движение 7 танков противника. Командир Вольга сразу же дал команду радисту: «Уничтожать!».
Завязался бой. Это была отчаянная попытка хунты любой ценой вернуть контроль над аэропортом. Вся мощь атаки была брошена на позиции наших ребят в монастыре. Это место было выбрано для дальнейшего окружения терминалов и прорыва в город.
В штабе закипела работа. Офицеры наклонились над картами. Противник имел огромный силовой перевес. Техника карателей подошла вплотную к монастырю. Стало ясно, что ребят на «Трешке» нужно срочно деблокировать. В штаб начали съезжаться командиры различных подразделений ополчения для создания объединенного кулака. Прибыл Александр Захарченко.
Постоянно раздавались разрывы «Градов», но в штабе на это уже никто не обращал внимания. Ребята с «Трешки» постоянно выходили на связь и сообщали о ходе боя. Я стоял недалеко от радиста, стараясь не мешать, и тревожно вслушивался в шипение рации. Периодически поступали сообщения о раненых. Как я потом узнал, за рацией тогда был Болгарин, который, уже получив тяжелые ранения, еще долгое время выходил на связь и корректировал огонь нашей артиллерии. Я стоял и слушал, как мои товарищи там, на «Трешке», ведут неравный бой. Слушал и понимал, что я ничем не могу помочь им.
Наступление врага захлебнулось, напоровшись на сутевцев в монастыре. В тот день мы потеряли Пятницу, Болгарина и Белку... Когда наши ребята занимали позиции в аэропорту, я понимал, что на таких опасных направлениях без потерь не воюют. Но все-таки гнал прочь мысли о вероятной гибели кого-то из товарищей. Это был тяжелый удар для миссии СВ на Донбассе и для каждого из нас.
Памир:
— Оборона «Трешки» 17 января 2015 года — самое тяжелое, трагическое и в то же время героическое событие в жизни миссии. Этот день стал для многих чертой, которая делит жизнь на «до» и «после».
17 января с самого утра наша съемочная группа была в аэропорту. И когда начался бой, ребята всё еще работали, потому слышали начало боя, команды по рации, названия позиций и доклады Пятницы. Вернувшись в Информцентр, они нам сказали, что завязался сильный бой на наших позициях.
Долгое время сведения о ситуации носили обрывочный характер, было понятно, что товарищи в аэропорту держатся, ни одна позиция не оставлена. Было как-то непривычно тихо в ИЦ — все мысли наши были в это время в аэропорту. Время от времени созванивались с командиром на позициях, получая информацию из первых рук. Помню, как во время одного из звонков Газетчик, принимавший инфориацию, вдруг закрыл руками глаза, и первый вопрос, который повис в помещении, был: «Кто?!» Потом было: «Болгарин...» — с усилием на выдохе, с трудно сдерживаемыми слезами. Помню растерянность и замершие лица товарищей в ИЦ, было как-то невероятно тяжело принять информацию, не хотелось верить. Не было слов... Помню, Кот подошел и обнял Газетчика.
После Газетчик вкратце пересказал полученную информацию. По сообщению Пятницы на штаб, Болгарин и Белка погибли, остальные в большей части ранены. Сам Пятница тоже был ранен, но держался, был на связи, докладывал о ситуации и командовал обороной «Трешки».
Бой продолжался долго, до поздней ночи. Всё командование штаба тоже было на месте, я каждые 15–30 минут заходил к начштаба бригады для уточнения ситуации. В одно из посещений штаба я встретил там начальника медицинской службы, которая докладывала о потерях. Когда я начал уточнять, она вдруг сказала: «Пятница тоже двухсотый». Я недоверчиво переспросил, говорю: «Не может быть, у него было ранение в ногу, он же вот буквально недавно был на связи, наверное, какое-то недоразумение». Она ответила, что он не доехал до больницы, скончался от потери крови. Я спустился в ИЦ к товарищам и пересказал.
Дальше была подготовка к утренней сводке. Нужно было убедиться, что действительно у нас трое погибших, чтобы не выдать в такой ситуации информацию, хоть сколь-нибудь неподтвержденную. Начали собирать информацию по погибшим, искать фотографии, подбивать анкетные данные, искать контакты родственников. Извещения родственников, подбор информации о бое, снятие роликов с разъяснениями обстоятельств боя... А через рабочую рутину на нас смотрели с экранов, со сканируемых фото, с видеороликов всё еще живые ребята.
Потом было прощание на плацу перед зданием штаба бригады «Восток». Мы подходили по очереди к гробам. Дали оружейный салют. И ребят повезли домой...
По правде, до сих пор я не могу поверить, что их нет. Я чувствую, что они рядом, просто на других позициях, пока без возможности ротации. Они вступили в новый бой, они смотрят на нас. Я верю, что с такими товарищами, с такими героями, стоящими над нами, Победа будет за нами. Ибо наше дело правое!
Газетчик:
17 января я прибыл на «Девятку» днем. С передовой доносились разрывы снарядов. Командир кратко и жестко дал поручения, и перед уходом сказал, что укропы атакуют «Трёшку» и у нас есть раненые. Вскоре я прибыл в Инфоцентр, и почти сразу позвонил Вольга и незнакомым голосом сказал: «У нас двухсотые». Не знаю, может он еще что-то сказал, но я уже не слышал. Закрыв лицо рукой, слышал только, как всё понявшие ребята спрашивают «Кто?». А я ответить не могу, произнести не получается...
Прыгнули в машины, помчались на «Девятку». На всех перекрестках города блокпосты на случай прорыва обороны. В штабе нахожу Вольгу, он почти не видит и не слышит. Вся его одежда мокрая. Его растирает медик Тринити. Он командует вывезти убитых и раненых, Ирису обеспечить передачу позиций. Мы едем к соседней с «Трёшкой» позиции, забираем раненых бойцов и направляемся в город. Черные от копоти лица, насквозь пропитанные бетонной и кирпичной пылью броники и горки, следы крови на одежде, руках, лицах. Слышны тихие стоны, кого-то с сильной контузией тошнит, Орион, американец русского порисхождения, оказавшийся в тот день на «Трёшке», как завороженный, во всех деталях описывает бой...
Организацию прощания и перевозки павших их родным, равно как и заботу о раненых, взяли на себя ребята из Информцентра. Я же должен был сообщить семьям наших погибших товарищах о страшном горе. Если бы меня сейчас спросили, в какие моменты мне было страшнее всего на этой войне, я бы ответил, что больше всего я боялся, слушая гудки в трубке, услышать голос на другом конце. Только бы мне не ответили, что угодно, но только бы не дозвониться! И каждый раз отвечал женский голос...
Мы простились с братьями с воинскими почестями. Они пали с оружием в руках защищая свою землю, свой мир. Никакого прорыва обороны в тот день не было. Враг разрушил «Трёшку», но горстка неопытных бойцов, по сути взвод, оказалась непреодолимым препятствием для мотострелковой роты с танками, БМП и поддерживающей их артиллерией. Потому, что за нами Правда. Потому, что сильные духом — крепче стены.
К концу января 2015 года ОТГ СВ решением командования бригады «Восток» была преобразована в 10-ю роту 3-го батальона бригады. Штаты 3-го батальона были переработаны. В нем появились бронегруппа, артиллерия, группа снайперов, разведвзвод, саперная группа. Артиллерию батальона возглавил член миссии «Сути времени» Контрабас, состав минометных расчетов и НОН формировался из числа бойцов «СВ». Разведку возглавил Марс — она тоже формировалась из бойцов «СВ». Так же и со снайперской группой. Командиром 10-й роты стал Ирис.
Февраль, прошедший в целом относительно спокойно, с редкими судорогами атак ВСУ в различных точках, принес новые потери.
Петька:
18 февраля 2015 года. Вот уже как две недели я нахожусь в аэропорту старшим на позиции «Кочегарка». Проанализировав бой 17 января, мы сделали выводы и, согласно этим выводам, оборудовали позиции и продумывали пути отступления. За две недели мы превратили «Кочегарку» из «мусорной кучи» в «конфетку». Пробили и укрепили бойницы. Заложили окна. Пробили ходы в стенах таким образом, что, не покидая здание, можно было попасть к любой бойнице и путям отхода. Расставили множество противотанковых и противопехотных мин, а также мины направленного действия МОН-50, которые мы могли привести в действие самостоятельно. Расставили на ключевых точках «дымы» (дымовые шашки для визуального прикрытия передвижений, которые используют чаще всего при эвакуации раненых, отходе с одной позиции на другую, при атаке, чтобы скрыть подход к позициям противника на открытой местности). Уже четвертый день не было ни одного прилета в нашей стороне. Перемирие мы использовали, проводя тренировки (моделируя ту или иную ситуацию), изучая вооружение (на позиции были ПКМ, Утес, СВД, гранаты и мины), а также слушая передачи «Смысл игры» о ситуации на Донбассе.
В этот морозный, но солнечный день ничто не предвещало беды. Закончив усиление бойниц, пара гранатометчиков — Алис и Сыч — вышли на ежедневный рейд. Хорошие ребята пришли в наш отряд вместе. Алису лучше давалось стрелять с гранатомета, но он пошел именно вторым номером — зная, как его друг хотел быть первым. Вспоминается, как по многу часов без перерыва работали над лазами, с помощью которых они должны были добираться до позиций. Как во время тревог часами сидели в холодных окопах, не жалуясь ни на что. И как в перерывах между дежурствами слушали вместе передачи «Смысл игры»...
В месте нашего ночлега было сыро и холодно. Несмотря на то, что товарищи прислали нам очень хорошие и теплые спальники, я застудил уши и почти полностью потерял сон. Ночью после дежурства я дневалил (охранял спальное помещение, поддерживал огонь в буржуйке, разогревал чай караульным...), так как все равно не мог уснуть. Днем 18 февраля я, оставив за старшего Интеллигента, лег ненадолго вздремнуть. Проснулся от необъяснимого чувства тревоги, и буквально через пару секунд в спальное помещение забегает встревоженный боец и говорит в рацию: «Алис, Алис ответь «Монастырю»!» (так мы называли нашу позицию в целях конспирации). Я понял: что-то случилось.
Оказывается, вскоре после того, как ребята выдвинулись в рейд, прозвучал взрыв, а затем заметили одного мужчину без оружия, идущего в сторону «Пенька» (так стала называться диспетчерская вышка после того, как ее обрушили). Сначала подумали, что это один из людей «Сомали» (их позиции граничили с нашими). Попытались связаться с ребятами, но попытки были неудачными. Сразу выдвинуться помешала тревога, объявленная по всем позициям. Как только дали отбой тревоги, Интеллигент с медиком выдвинулись на поиски ребят. Через пять минут по рации прозвучало: «У нас двухсотый».
Прибыв на место, мы увидели лежащего Алиса. Сыча нигде не было. Возле места разрыва обнаружили капли крови — они вели в направлении «Пенька». Следы крови все труднее и труднее было находить. И вот, пройдя около 1,5 км, мы их совсем потеряли. Сыча найти так и не удалось.
Поисковые команды высылались каждый день — они находили много интересных вещей: лежки, снаряжение, оружие. Сыча нашли через неделю — мертвого — в самом здании «Пенька». Так война забрала у нас еще двух товарищей.
В конце февраля 2015 года фронт по линии «Населенный пункт Веселое — Новый терминал» был отодвинут силами батальона «Сомали» за взлетную полосу. Вскоре сутевцы были выведены с позиций «Монастырь» и «Веселое» и переведены на линию соприкосновения с позицией ВСУ «Вентствол».
