Искры

Казалось, только приехал, впереди еще так много времени. А не успел моргнуть и вот уже сижу за своим столом и пишу сочинение о прошедшей школе.

Ворохом искр из костра несутся воспоминания. Их много, они складываются в единый поток, уносящийся в ночное небо, и глядя на него, внутри что-то отзывается радостью, грустью, и еще чем-то большим. Вот он поток, а возьми отдельную искру — и перед глазами встают картины из Школы.

Искра — я сижу на трассе под Кинешмой и жду, когда за мной приедут. Смотрю по телефону новый ролик «Измена под красной маской». Но вот подъезжает машина и из нее выходит мой бригадир. Взахлеб делимся новостями, поем песни в дороге с ним и его сыном, обсуждаем прошедшие и будущие события. Мы ведь очень близки в бригаде, хотя наши отношения ничуть не лишены строгости. Наша пятерка проверена временем, сами мы потертые жизнью парни. Мы сплочены настолько, что нет сомнений — если надо — вместе хоть в огонь, хоть в воду. С высоты прошедшего времени мне все более очевидно, что схема бригад не просто эффективна. Она естественна, и теперь совершенно непонятно, как может быть иначе. Пятерка всегда рядом. Пятерка всегда готова дать «втык» или помочь советом, делом, да и вообще как угодно. С этими мыслями доезжаем до Александровского.

Искра — я в бригаде по подготовке лагеря. Вместе со мной работают ребята, которых вижу каждый год, но только сейчас познакомился. А все-таки нас не мало, если каждый год всё больше людей становятся для тебя своими. Смотрю на настоящую, не праздничную жизнь коммуны. Это очень важный опыт. Посмотри со стороны, и слова «Бетон» (с большой буквы), «лесопилка», «аристократический аскетизм» не будут значить ровным счетом ничего. Слова и слова. А поживи рядом, поработай с коммунарами, поешь в одной столовой, пообщайся в свободные минуты — и тогда становится понятно, кто такие коммунары, что такое коммуна, насколько непростая и яркая у них жизнь, и, черт побери, что такое «Бетон».

Искра — начинают приезжать школьники, и совершенно невозможно пройти и ста метров, чтобы не переобниматься с десятком-двумя твоих товарищей, с которыми не виделся целых полгода-год, а иногда и три. Первые несколько дней Школы — это сплошные крики радости, хлопки по плечам, торопливые вопросы. С этим парнем ты был в одном взводе в прошлом году, а с тем работали в первый школьный день. Ну, а этот — свой в доску, стояли с ним на посту четыре года назад. Удивительное свойство Школы — если ты хоть раз соприкоснулся с человеком — вместе делали что-то, разговаривали или даже ссорились, он остается для тебя не просто человеком, а товарищем, с которым вас связывает что-то личное.

Искра — стою в первой шеренге на церемонии открытия школы. Рядом мой взвод, с которым впереди большая общая работа, от этого чувствую волнение, как всегда. И вот уже Знамя взметнулось на вершину флагштока, и Сергей Ервандович произносит речь. Школа началась, вперед!

Ворох искр — лекции о нас, стране и мире. С первой лекции предельно ясной становится тема нашей школы. И хотя до школы общее понимание как-то уже пришло, но доклады Сергея Ервандовича облекают в твердую форму то, что раньше клубилось у меня внутри. Положение в стране близко к критическому, а организация в массе по-прежнему не приобрела необходимое состояние. И я это ощущаю на себе. Однако в отличие от прошлых школ появляется отдаленное смутное чувство, что перейти в новое состояние возможно — вспоминается опыт сбора подписей и анкет. Ведь это в то время мы тратили по пять и более часов в день, преодолевая страх, усталость, лень. В то время мы добивались поставленных целей. Именно тогда, в тот период, быт и комфорт удалось запихнуть туда, где им самое место — на второстепенные роли в нашей жизни. А если мы смогли преобразиться тогда — значит, это возможно. Значит, надо идти дальше. Чтобы показать нам путь, Кургинян описывал модели самопреобразования. И удивительное дело! То, что годы назад казалось мне теоретическими выкладками, — наложилось на сделанное, превратившись в практические рекомендации и почти готовые схемы. Но и это еще не все. Задача набора новых людей в организацию и шансы на наш успех сплелись воедино. Приходит понимание, что одного без другого не будет. Как набирать людей, неясно, но есть опыт сбора подписей — он поможет!

Расписание, режим, Школа разгоняется, времени практически ни на что другое не остается. И если в прошлые годы всегда было время отдохнуть, побездельничать, искупаться, наконец, в Медозе, то в этом году времени иногда не хватает даже на важное. С другой стороны, обсуждения ведутся ночью. Сон, конечно, сокращается до 3–4 часов, но оно того стоит. Кто-то может сказать, что режим и плотный график сделали Школу сложнее, но лично я считаю, что только сейчас она приобретает свое настоящее напряженно-рабочее состояние, и шут с ней, с речкой.

Целый сноп искр — я на первом из трех спектаклей — на «Кроте». Впечатления настолько сильные, а спектакль настолько глубок, что на следующий день бегу на него повторно, с другой группой. Дальше — спектакль «Жду любви». Потом — «Кто слышит пролитую кровь». На «Кровь» я тоже бегу повторно. Так сложилось, что, получив в детстве четкое и сильное отвращение к кривляющимся на сцене актерам, я отказался считать театр искусством. И первым моим осознанно посещенным театром стал «На досках». Возможно, посещай я другие театры в своей жизни, мне было бы легче постичь то действо, которое разворачивается на сцене Александровской коммуны. Сейчас же передо мной раскрылся огромный мир света, энергии, вызывающий зрительные образы. Сложность же заключается в том, что логический аппарат не подготовлен для восприятия того, что обрушивается со сцены, и потому долгие недели, а то и месяцы он ворочается, пытаясь осмыслить увиденное. После спектакля я ощущаю себя, как будто внутри клубится облако плазмы, а в голове веретено логического аппарата медленно и мучительно прядет из него и наматывает на себя нить осмысления. А вот если говорить про то, что я понял, посмотрев спектакли на этой школе, — то отчетливо проступила одна истина, оказавшаяся удивительно созвучной всей Школе. Суть ее такова — чтобы победить, нужно пожертвовать собой. И речь не столько про то, чтобы отдать свою жизнь. Речь про то, чтобы посвятить свою жизнь борьбе, пожертвовав остальным. Как герой спектакля, живший только революцией. Как его жена, погибшая на баррикадах, как де Сент-Экзюпери, решившийся вылить на бушующее пламя Мировой войны стакан воды — свою жизнь. Экзюпери не знал, что после него на это пламя будут вылиты миллионы и миллионы стаканов-жизней советских солдат, и пламя будет потушено. Но это знаем мы. И еще мы знаем, что именно благодаря тому безнадежному стакану и сам Экзюпери, и его любимая Франция победили.

Искра — сижу в КЦ на экзамене. Удивительное дело, но именно на экзамене музыка приобретает такую тонкость, силу и красоту, которые и не снились во время подготовки. И хочется слушать и слушать, а душа звенит с музыкой в унисон. Но вот музыка прервана, и приходится возвращаться в этот мир, чтобы поставить прочерк — не определил.

Еще один ворох искр — начинаются спортивные дни. Напряженно осматриваю взвод перед походом. В голове опасения за товарищей и надежда на них. А вот мы выступили и идем в голове колонны. Поем, шутим. Сил — вагон. Солнце — светит и светит. Справа — залитые солнцем и цветами поля, слева — пропитанный свежестью лес. Век бы так шел.

Вечер. Сил — ноль. Ног — ноль. Сухих вещей — чуть. Разжигаем костры, и мир мгновенно меняется. Сижу у одного из костров, разговариваю с товарищами, а у других костров тоже сидят ребята. Там — поют, тут — готовят, там — сушат одежду. И приходит ощущение полного умиротворения. А за ним, как гром, приходит понимание еще одной вещи. Такое понимание, которое приходит редко, и его в полной мере даже доказать нельзя. Но ты точно знаешь, что оно верно. Наши костры, песни, лес — все это затишье перед бурей. И тогда начинаешь чувствовать ночной лагерь совершенно по-иному. Пытаешься впитать в себя эту ночь, эти костры, лес, песни. Затишье перед бурей.

Искра — второй спортивный день. Полоса препятствий. Смотрю в глаза товарищей из взвода. Разговор перед забегом. Все, что узнал, почувствовал, понял за прошлые спортивные дни, нужно вложить в короткие ясные слова, главными из которых являются — «не бояться», «не сдаваться», «рвать до конца». И бесполезно повторять их как мантру. Все предыдущее время работы со взводом нужно было для того, чтобы породниться настолько, чтобы понимать их, и чтобы понимали тебя. В этом случае даже слова не всегда нужны — смотрим в глаза друг другу и все ясно. Не забоимся. Не сдадимся. Будем рвать. Вместе.

Выстраиваемся. Оглядываюсь на взвод. Пульс зашкаливает, скорее бы! Старт! Дальше время растягивается. Бревно, стена, колючка, тоннель, смотрю на парней, стена, помогаем друг другу, рвем вперед, потом в обратную сторону, кричу, подгоняю, силы кончились еще в начале, финальный мост и летим к финишу. Ощущение, что дышать начал только сейчас.

Искра — купаемся взводом в Медозе прямо в одежде. Это многолетняя традиция. Тут главное ссыпаться с крутой лестницы и с разбегу плашмя плюхнуться в обжигающе-холодную мелкую речушку. Вижу, как расслабляются и розовеют лица моих, таких близких и мощных взводников. Не подвел ни один. Переглядываемся, смеемся — «А лихо мы, а?» Сушимся и идем на построение. Юрий Бедросович поздравляет нас с успешным завершением спортивных дней, а меня и замкома взвода качает на руках. В полете понимаю, что если и не был прав во всем, то в главном — точно был. Мы стали настоящим спаянным коллективом, мы научились понимать друг друга и чувствовать друг друга почти без слов. В таком состоянии мы можем многое. Обнимаемся. Моя семья увеличилась еще на полтора десятка человек.

Искра — доклад по результатам АКСИО. Самые плохие ожидания подтвердились. Страна сыпется. Перед глазами картина, будто сотни тысяч живых, неравнодушных, но обманутых граждан рушат, ломают и уничтожают мою страну. Нужно наращивать численность организации.

Искра — стою на церемонии закрытия Школы. Не верю своим глазам — вот только-только все начиналось, а уже, как в замедленной съемке, Знамя спускается с флагштока.

Искра — костер полыхает так, что и за десять метров стоять сложно. Обнимаю товарищей, поем песни. Прощаюсь — пора выдвигаться.

Искра — едем по ночному лесу. В груди тяжесть от расставания, в кулаках зуд от предстоящей работы.

Поток искр освещает тропинку, протоптанную всеми, кто боролся за счастье мира в начале прошлого века, кто защищал мир от фашизма в Великой Отечественной. На тропе видны следы наших погибших товарищей — они святы.

Но вот-вот тропа оборвется, и тогда уже нам нужно будет прокладывать путь.

Будем ли мы готовы? Не знаю.

Но верю — мы вместе сможем сделать такой нужный шаг вперед!

До встречи в СССР!