О Егоре Горшкове, его человеческом масштабе, его значении для нашего движения говорит Сергей Кургинян.

О Егоре Горшкове (Вольге), погибшем командире ОТГ «Суть времени»

Егор Горшков (Вольга)
Егор Горшков (Вольга)

28 сентября 2022 года в ходе боевых действий под Херсоном погиб Егор Иванович Горшков, позывной Вольга. Егор приехал в Донецк в июле 2014 года и более восьми лет защищал Донбасс с оружием в руках, став командиром Отдельной тактической группы «Суть времени» (ОТГ СВ).

=============================

Есть дежурные фразы про невосполнимые потери. А есть потери по-настоящему невосполнимые. Для меня лично потеря Егора Горшкова, подполковника, который воевал и героически погиб на Украине, является действительно невосполнимой.

Егор (Вольга) называл меня не только руководителем, но и учителем, вкладывал самое серьезное содержание в это слово. И я могу в этом смысле сказать, что он был для меня духовным сыном, человеком невероятно близким. Он олицетворял для меня лучшее, что есть в «Сути времени». Самое лучшее.

Он был очень добрым человеком, искренним, заботливым, отзывчивым, внутренне удивительно интеллигентным. Замечательно чувствующим русскую литературу, вообще погруженным по-настоящему в стихию русской культуры, причем как-то так органически погруженным.

При этом он был настоящим воином. Есть заезженные слова ― «рыцарь» и так далее. Но я думаю, что в случае Егора правильно было бы сказать, что он был действительно рыцарем. То есть человеком, который не мыслил себя вне войны, — войны настоящей, благородной, за правое дело. И он провел на этой войне последние восемь лет. Много раз был ранен, контужен. И, как мне кажется, очень хорошо понимал, что это и есть настоящая его стезя, судьба. Есть люди, у которых есть судьба, она написана у них на челе, и Егор был именно таким человеком. Он был воином. И погиб как воин.

В современном мире таких немного. В России таких немного. И мне всегда казалось, что в этом смысле Егор почти уникален. Это соединение доброты человеческой и какой-то воинской бескомпромиссности, и полной страстности, полной отдачи себя именно воинскому делу как делу своей судьбы, Егор соединял с другими качествами, которые с такими качествами сочетаются редко.

Повторяю, он был интеллигентен в высшем смысле этого слова.

Он был прекрасным неформальным лидером, вожаком. То есть человеком, беспредельно заботящимся о тех, кого он опекал и кем он руководил, и одновременно способным проявлять требовательность.

Он не щадил себя и пытался при этом минимизировать риск для тех, кто находился под его руководством.

Он был невероятно одарен во всем, что касалось военного искусства. Я убежден, что он мог бы быть любым крупным военачальником, у него для этого были все данные. Он мыслил военными категориями. Он удивительным образом понимал, что такое поле боя, взаимодействие и всё прочее. И он был беспредельно отважен. Он был мастером, способным сочетать осторожность и бесстрашие.

Он был замечательным отцом и мужем. Егор любил свою семью, любил ее нежно, искренне, очень заботился о ней. И при этом понимал, что его удел ― война, только война. Он не мыслил себя вне этого. Повторяю, не война как профессия ландскнехта, а война как большое сражение за подлинно правое дело, каковым и является та война, на которой он погиб героически.

Сказать, что мне будет его не хватать ― это ничего не сказать. Я действительно испытываю глубочайшее горе по поводу его гибели.

Сказать, что эта потеря невосполнима ― это значит сказать правду, причем сразу в двух смыслах: вообще потеря любого человека невосполнима, ибо каждый человек уникален, но вдобавок мало таких людей, как Егор. Повторяю, он для меня является квинтэссенцией всего лучшего, что есть в движении «Суть времени», которому я посвятил последнее десятилетие.

Я верю в то, что те, кто воевал под руководством Егора и тоже входят в «Суть времени», сумеют так трагически пережить его смерть, чтобы это переживание не сломало их, не сломило, не ввергло в уныние, а наделило какой-то способностью восполнять что-то из того, что потеряно вместе с потерей Егора. Если они будут действовать так, как должно, ― а я верю, что они так будут действовать, ― то Егор продолжит незримо воевать вместе с ними.

Он для нас символ нашего движения, и он должен знать, что он не просто существует в нашей памяти, он живет с нами, сражается с нами, работает с нами, любит с нами, страдает с нами. Он всегда во всем с нами.

Я помню, как после трагической гибели первых наших товарищей Егор вместе со мной был в старой разрушенной церкви, где мы клялись все вместе в память этих товарищей выстоять и выполнить свой гражданский, человеческий и воинский долг. Помню, как он сидел, закрывшись флагом с головой, и было видно, что он общается с погибшими.

Я верю, что он с ними встретится. И что с нами он будет пребывать в том высшем и буквальном смысле, в каком воин пребывает с теми, кто продолжает войну.

Наступили трагические времена. Переживать самым острым образом гибель столь близких людей можно только одним способом: усиливая сражение за то правое дело, которому отдал жизнь наш, не побоюсь этого слова, воистину великий товарищ.

Мир его праху.

И да будет он с нами вечно.