В мире не считают правильным, что власть взяли исламисты, но готовы работать с ними

«Вообще ничего нельзя гарантировать». Что ждет Казахстан из-за Афганистана?

Ричард Вудвиль (младший). Майванд. Спасение пушек. 1883
Ричард Вудвиль (младший). Майванд. Спасение пушек. 1883

Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев призвал страну готовиться к худшему в связи с событиями в Афганистане. Он считает необходимым «перезагрузить» казахстанский оборонно-промышленный комплекс и военную доктрину.

Эксперты утверждают, что основная угроза со стороны Афганистана не военная — она исходит от спящих террористических ячеек, усилившейся пропаганды экстремизма и потоков беженцев.

Насколько опасна угроза для Казахстана, в интервью ИА Красная Весна оценил доктор политических наук, директор Аналитического центра МГИМО Андрей Казанцев.

ИА Красная Весна: Как Вы оцениваете заявление Токаева о том, что надо готовиться к худшему в связи с событиями в Афганистане?

Андрей Казанцев: С одной стороны, да, оказалось, что надо готовиться к самому худшему сценарию по Афганистану. Мне это представляется очень реалистичным. Путин также сказал недавно в публичном выступлении, что, по его мнению, в Афганистане начинается война всех против всех. В этом смысле всегда говорили, что в Казахстане могут быть спящие, да и не очень спящие ячейки международных террористических структур.

ИА Красная Весна: Насколько Казахстан уязвим для исламистских течений?

Казанцев: Даже страны, которые находятся далеко от Афганистана, нельзя гарантировать от террористической угрозы. Что касается Казахстана, то он расположен вблизи, поэтому тут вообще ничего нельзя гарантировать. Совершенно правильно сказал сам президент Токаев: «Нужно готовиться к самому худшему сценарию». Может, пронесет, обойдется, а может и нет. Ничего точно сказать нельзя.

Что касается того, что в Казахстане была активная вербовка ИГ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), а также есть граждане страны, которые сражались на стороне ИГ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и других террористических структур, в том числе связанных с Аль-Каидой (организация, деятельность которой запрещена в РФ), в Сирии и в Ираке, то да, такие люди могли попасть и в Афганистан со всеми вытекающими. Все эксперты так считают.

К тому же есть очень сильный информационный эффект от победы «Талибана» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). В соседней с Казахстаном стране победило радикальное исламистское движение. И это вдохновило очень многих исламистов, в том числе в Центральной Азии, активизировать борьбу за то, что они считают правильным. Конечно, казахстанскому правительству придется искать противоядия от этого.

Что касается отношений с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), то это совершенно отдельная история. Почти все центральноазиатские республики заявили, что готовы вести диалог с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Это надо рассматривать не в контексте того, какие есть террористические угрозы или угрозы пропаганды экстремизма с территории Афганистана, а совершенно в другом. Это просто проявление внешнеполитического прагматизма со стороны соседей Афганистана. Практически все готовы работать с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), в той или иной мере. Даже ЕС и США готовы работать с ними, хотя и не всегда готовы признавать.

Готовность работать с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) не означает, что он является правильной структурой, что все готовы признать его идеологию. Такой исламский радикализм вряд ли нужен самим этим странам, например, тому же Казахстану.

ИА Красная Весна: Казалось бы, сейчас, в связи с внешнеполитической угрозой со стороны Афганистана республикам Центральной Азии и России стоило бы сплотиться. В то же время мы видим, что пошли скандалы, касающиеся этнической стороны. У всех на слуху избиение русского мальчика в Киргизии за то, что он русский. В Казахстане появились языковые патрули. В Узбекистане президент по факту заявил, что басмачи — это борцы за независимость. Это как-то вписывается в текущую политику этих республик, что, с одной стороны, — да, совместная угроза, но, с другой — «мы будем держаться за свою независимость и прижимать русский язык»? Или это влияние внешних игроков через НКО?

Казанцев: К сожалению, русскоязычного населения практически не остается, если речь идет об этнических русских. Демография такова, что даже в Казахстане и Киргизии, в северной части, где было много русских, украинцев, их остается все меньше. Плюс надо учесть, что сейчас очень напряженная психологическая ситуация в связи с коронавирусом. Это и безработица, и болезни, и проблемы с медициной и т. д. Все это вызывает у людей взаимное озлобление, которое прорывается в том числе и в языковом поле.

Но отмечу, Токаев в Послании сказал, что русский язык имеет в Казахстане официальный статус, а значит, неприемлемо ограничивать его применение. Также он напомнил о политике создания единой нации Назарбаева.

Во многих странах на постсоветском пространстве, во всех странах Центральной Азии, кроме Казахстана, была принята модель государства титульного этноса. Например, Киргизия — государство киргизов. В Казахстане не так. Там при Назарбаеве была создана система, согласно которой Казахстан — это государство казахстанцев. Была соответствующая политика, направленная на межэтнический мир. Создали Ассамблею народов Казахстана и т. д.

Токаев сейчас напомнил об этом. Хотя он, с другой стороны, сказал, что в условиях меняющейся демографии желательно учить казахский язык. Несмотря на эту фразу, очевидно, что тему языковых патрулей он попытался мягко прикрыть.