Феминистический абсурд, или «Клинок» в руках феминисток

Основой идеологии современного феминистического движения стали утверждения о необходимости борьбы с так называемой «культурой господства», которая подразумевает господство мужчин, осуществляемое с помощью силы и устрашения. Данное понятие ввела в оборот американский антрополог и активистка феминистского движения Риана Айслер, утверждавшая, что в этой культуре «мужчины, и женщины учатся отождествлять мужественность с насилием и считать мужчин, которые не соответствуют этому идеалу, „слишком мягкими“ и женственными» (подробнее см. статью Веры Родионовой «О „модели партнерства“, ее авторе и наставнике автора», «Суть времени», № 326 от 9 мая 2019 г.).

Представления о «культуре господства», если их рассмотреть с логической точки зрения, вызывают, по меньшей мере, недоумение. Если вдуматься, то подмена мужественности на склонность к насилию, о которой пишет Айслер, выглядит абсурдно. Ведь эти качества принципиально различаются. Мужественность — это сумма качеств личности, среди которых — решительность, готовность преодолевать препятствия, брать на себя ответственность и тратить силы для претворения задуманного, то есть качеств, направленных на себя, требующих изменения себя для достижения цели. А склонность к насилию направлена вовне, она вызывает насильственные действия, в том числе и с целью изменения поведения другого человека. Как эти качества можно отождествлять?

Мы видим, что это отождествление абсурдно, но оно почему-то не встречает возражений у феминисток. Впитав в себя установки, согласно которым мужественность отождествляется с насилием, женщины становятся заложником и другого представления, идущего в связке с первым. Это тезис о том, что мужчины управляют с помощью насилия («управление Клинком»). Если отрицать в ком-либо готовность тратить свои силы для достижения желанного, то логично предполагать стремление этого человека принуждать для своих целей кого-то другого тратить силы. А принуждение против воли это и есть насилие.

Конечно, в жизни масса случаев, когда управление осуществляется с помощью силы. Однако вряд ли кто-то будет отрицать, что поговорка «Сила есть — ума не надо» свидетельствует о наличии и других качеств, которые можно использовать для достижения целей. Утверждать, будто эти качества не используются в обществе (в том числе и мужчинами), невозможно. Айслер этот момент опускает, ибо он сведет на нет все ее построения об управлении, основанном на силе и устрашении. А рядовые феминистки собственные мозги не включают.

Становясь заложником парадигмы, будто в современном обществе возможно только «управление Клинком», феминистки попадают в капкан собственных представлений. Будучи не в состоянии выбраться из навязанной картины, они, на словах требуя «гендерного равенства», требуют себе преимуществ как более слабому полу, который из-за отсутствия силы не может «управлять Клинком». Они хотят осуществлять насилие и «управлять Клинком» с помощью закона. Именно для этого и продвигается закон о семейно-бытовом насилии, основанный на отрицании презумпции невиновности члена семьи и отдающий приоритет тому, кто из супругов первый обратится к закону. Закон о семейно-бытовом насилии призван стать для женщин инструментом устрашения с целью управления.

При этом нормальные женщины, воспринимающие мужчину не как насильника, а как мужа, вторую половинку, друга (в терминологии феминисток — партнера) окажутся в глупом положении, если семья еще не создана. Кто решится без доверия заводить семью, если членам семьи, в отличие от посторонних людей, будет предоставлено право оговаривать супруга без доказательств (в случае отказа выполнять каприз) и вымогать деньги (под предлогом обвинения в экономическом насилии)? А как узнать человека и завоевать доверие, если человек под страхом правового насилия не решается сближаться? Поэтому закон о семейно-бытовом насилии неизбежно приведет к уменьшению решений о создании семьи.

Но может, это правильно? Зачем создавать семьи, если люди не умеют себя вести с близкими людьми и семейное насилие наблюдается сплошь и рядом? В том-то и дело, что этот тезис о повальном бесправии женщин в семье и насилии над ними является ложным.

По статистике Росстата, число преступлений, сопряженных с насильственными действиями в отношении женщин, в 2016 году составило 171372 единиц, в 2017 году — 113794. При этом со стороны члена семьи таких преступлений было 49415 в 2016 году и 24981 — в 2017 году. Это составляет 29% и 22% от всех преступлений соответственно. Нетрудно видеть, что насильственные преступления против женщин в основном совершаются не членами семьи.

На этот мой довод, приведенный одной феминистке, последовал ответ, что 22–29% это все равно очень много, что если бы эта доля была 2–3%, то тогда можно было бы считать женщин в семье защищенными от насилия, а само семейное насилие против женщин — редким.

Но ведь 22–29% — это доля от всех преступлений, связанных с насилием, а вовсе не доля семей, где совершается насилие. По переписи 2010 года, в России было 40,5 млн домохозяйств с числом более двух человек, которых можно условно считать семьей. Если считать количество семей по количеству браков (зарегистрированных или незарегистрированных), то таких семей в 2010 году было 40,2 млн. Сейчас российское население увеличилось, число женщин — тоже. Предположения, что при этом кардинально уменьшилось количество семей, ничем не обоснованы.

Дальше можно не считать. Невооруженным глазом видно, что доля семей, в которых совершаются преступления с насилием над женщинами, на порядок меньше, чем 1%. Потому что 1% от 40 млн — это 400 тыс. случаев. Если всё же посчитать, оценив количество семей в последующих годах пропорционально увеличению числа женщин, то окажется, что доля семей, в которых совершалось насилие над женщинами, в 2016 году составляла 0,12%, в 2017 году — 0,06%.

Феминистки объясняют низкую официальную статистику насилия тем, будто женщины не в состоянии себя защитить с помощью закона: они боятся, у них нет сил и духа для того, чтобы обращаться к правоохранителям. Практически, феминистки обвиняют женщин в недееспособности.

И тут забавным видится сам факт утверждения, будто совершеннолетние женщины в массе беспомощны и недееспособны. Потому что ратующие за равноправие женщин феминистки сами себе противоречат, давая сторонникам мужского шовинизма повод для утверждения, будто женщина — это существо неполноценное и сама без посторонней помощи ничего не может.

Наказание за физическое насилие у нас уже предусмотрено в Уголовном кодексе. Есть и статья 116.1 за насилие без последствий для здоровья, и статья 115 за насилие с причинением слабого вреда здоровью. Есть статьи за тяжелый вред здоровью, за истязания. Но почему-то феминисткам нужен отдельный закон о семейно-бытовом насилии, позволяющий преследовать членов семьи только по оговору, без суда и доказательств якобы осуществленного насилия.

Ничем разумным нельзя объяснить странное желание подобной «профилактики» семейного насилия, ставящее под удар более 99% ячеек общества ради сомнительной эффективности помочь мизерному количеству семей. А удар будет. Потому что у членов семьи появится соблазн использовать правовое насилие для достижения своих целей. Кое-кому захочется включить «управление Клинком», как выражается Айслер. Клинком станет закон о семейно-бытовом насилии. И среди желающих будут не только женщины, но и мужчины.

Я все-таки надеюсь, что наши граждане в массе (в том числе и женщины!) — это умные люди, а потому смогут разобраться в том абсурде, который пытаются навязать обществу феминистки.