К статье Андрея Лавренчука «Идеология троцкизма» в № 244

Побег Льва Троцкого из Сибири

Ленин и Троцкий на праздновании второй годовщины Великого Октября на Красной площади в Москве
Ленин и Троцкий на праздновании второй годовщины Великого Октября на Красной площади в Москве

Можно по-разному относиться ко Льву Троцкому, но нельзя не признать его воли, веры в революцию и вклада в революционное дело. И в тюрьме, и в ссылках он не прекращал работать. Троцкий дважды сбегал из мест заключения. Второй свой побег он совершил с тобольского севера после первой русской революции, в 1907 году.

Тогда после суда Троцкого вместе с другими 14 политическими арестантами под усиленным конвоем этапировали из Санкт-Петербурга на Север. О месте своей ссылки арестанты узнали только по прибытии в Тобольск. Из столицы сибирского края ссыльные должны были отправиться в Обдорск (ныне Салехард — столица Ямало-Ненецкого автономного округа).

По пути к месту ссылки Троцкий решает бежать. Этот побег революционер описал в своих дневниковых записях. В 1919 году, в разгар Гражданской войны, дневник Троцкого был издан отдельной книгой «Туда и обратно». Тремя годами позднее его путевые записи включили в сборник трудов о первой русской революции. Позже Троцкий также описал свой побег в автобиографии. Однако, как верно отметил в своей статье Андрей Лавренчук, после проигрыша в политической борьбе против Сталина как сам Троцкий, так и все его труды оказались в СССР надолго забыты. Поэтому, думаю, небезынтересно вспомнить и проследить путь революционера по бескрайнему тобольскому Северу.

Первые мысли о побеге у Троцкого появились в начале пути из Тобольска. И чем дальше на север, тем эти мысли становились навязчивей. Окончательно он решился на побег в Березово, последней точке, откуда еще возможно было его совершить.

Помощь в побеге Троцкому оказал Кузьма Коровин. Сын ссыльного участника польского восстания 1863 года Иллариона Голицина, Кузьма с детства жил в Березово. Фамилия Коровин являлась вымышленной, под ней семья приехала в ссылку.

Путей возможного побега из Березово было два. Первый — тот, по которому ссыльные пришли под конвоем. Такой путь не был удачным, поскольку вдоль всей дороги был протянут телеграфный кабель, по которому могло бы быть передано известие о побеге арестанта, что облегчило бы его поимку. Остановились на втором варианте: бежать сразу на запад по реке Сосьве на Ивдель, а там сесть на узкоколейную железную дорогу и ехать дальше. На этом маршруте не встречалось крупных селений со связью, а значит, никто не мог предупредить о сбежавшем ссыльном. Путь был сложен. Ехать предстояло на оленьих упряжках. Кузьма Коровин подготовил для Льва Троцкого теплую остяцкую одежду: две шубы-малицы, меховые рукавицы, сапоги и шапку.

Выехали заговорщики ночью. При этом ими был придуман отвлекающий маневр. Одновременно с упряжкой, в которой прятался Троцкий, в другую сторону выехала вторая, груженая мясом. Предполагалось, что конвой сначала бросится за ней, а уже после начнут разбираться, куда точно сбежал арестант. Из дневника Троцкого можно узнать, что он полдороги боялся увидеть за собой погоню. Но ее не было.

Путешествие до Ивделя прошло практически без происшествий. Были только мелкие неприятности. Так, в начале пути получил травму вожак из оленьей упряжки, и беглецы были вынуждены сделать небольшой крюк на стойбище за свежими оленями. Всю дорогу Троцкому пришлось бороться с пьянством ямщика, особенно при остановках в юртах. Троцкий не выдавал никому, что он беглый, прикидываясь чиновником, купцом и даже врачом. Бежавшие смогли преодолеть более 700 километров по зимнему лесу, и через неделю Троцкий был уже на Урале, а еще через 4 дня — в Санкт-Петербурге.

В дороге Троцкий не уставал восхищаться романтической красотой и странной загадочностью окружавшей его тогда обстановки: «Нарты скользили ровно и бесшумно, как лодка по зеркальному пруду. В густых сумерках лес казался еще более гигантским. Дороги я совершенно не видел, передвижения нарт почти не ощущал. Заколдованные деревья быстро мчались на нас, кусты убегали в сторону, старые пни, покрытые снегом, рядом со стройными березками, проносились мимо нас. Всё казалось полным тайны. Чу-чу-чу-чу... слышалось частое и ровное дыхание оленей в безмолвии лесной ночи».

Записи Троцкого интересны и для изучения быта северян. На их страницах остались заметки об эпидемии в юртах, о любивших выпить хантах и зырянах, о бедности народа.

Интересно, что в 1990-е годы краевед-любитель, хант по национальности, Г. Тимофеев описал в статье побег Троцкого. По его сведениям, в селе Няксимволе, находящемся в районе Приполярного Урала, у Троцкого состоялся долгий разговор с местным шаманом. Темы этого разговора были разные, в частности, Троцкий согласился с шаманом, что земля не может принадлежать сразу всем, а только роду или одному человеку. После разговора Троцкий пошел погулять по округе и, хотя его предостерегали против этого, зашел на хантыйское святилище. По словам Тимофеева, эту историю ему поведал тот самый шаман, с которым разговаривал Троцкий.

В дневнике Троцкого нет упоминания об этой истории, только о ночевке в бедной няксимвольской избе и беседе с ее хозяином-зырянином. Зато Троцкий живо описал, как в юртах, находившихся неподалеку от Няксимволя, он изображал врача и как ханты окружили его, прося вылечить их от болячек. Беглецу пришлось раздать всю свою аптечку. После этого ханты устроили большой праздник, а Троцкий все время ловил ямщика, что бы тот не напился, чего, однако, так и не сумел предотвратить.

Пересказывать всё приключение нет смысла, лучше о нем прочитать. Меня в этой истории затронуло накаленное желание Троцкого во чтобы то ни стало продолжать борьбу. Его не останавливал страх быть пойманным, за что беглеца ожидала бы каторга. Не остановил его и дикий неизвестный край, где малая мелочь грозила стать смертельной катастрофой. При этом Троцкий полностью доверился товарищу, о котором кроме того, что он ссыльный, ничего не знал.

Вместо предисловия к дневнику Троцкий написал, что 140 делегатов IV социал-демократического съезда в Стокгольме (1906 г.) суммарно просидели 138 лет в тюрьме.

Читая о революционерах того времени, я не перестаю восхищаться их духом и умением не размениваться на мелочи, а следовать своему пути до конца. Не унывать и не скисать, даже в, казалось бы, безвыходных ситуациях, таких как Север или тюрьма. Ранее в статье «Агитация и пропаганда в дореволюционной России» (в № 192 газеты) Сергей Трубников привел цитату из книги С. А. Левитина «Пропагандисты ленинской школы». В этой цитате рассказывалось о рабочем Н. Давыдове, попавшем в тюрьму. Товарищ Андрей поинтересовался у него, что тот намерен в ней делать. Затем сказал: «Ты должен знать, Давыдов, что ни через месяц, ни через два тебя не выпустят... Хочешь ли ты просто проболтаться в тюрьме или будешь заниматься? Если хочешь учиться, переходи в седьмую камеру к большевикам. Но раньше хорошо обдумай, режим в седьмой камере строгий, выдержишь ли ты? Там занимаются по восемь часов в день».

До своей отправки в ссылку Троцкий больше года сидел в тюрьме. Всё это время он ни на минуту не прекращал работу. Тюремная камера была превращена им в библиотеку. С утра и до поздней ночи Троцкий читал и писал. Пусть в дальнейшем его пути с другими революционерами разошлись, это не умоляет его рвения и заслуг в общей борьбе. И нам сегодня нужно равняться на таких революционеров, как он, в их неукротимом желании изменить мир, а вместе с ним и себя.