Происхождение вирусов, майдан, цифра — что реально волнует Путина

Выступление президента РФ Владимира Путина на так называемом «Валдайском клубе» вызвало, на мой взгляд, неоправданно слабое внимание российских аналитиков и прессы. А зря.

Тем, причем важных, в нем затронуто очень много. Всё обсуждать не буду, отмечу то, что мне представляется главным.

1. Путин, упоминая тему Валдайского клуба в 2014 году «Мировой порядок: новые правила или игра без правил?», признает, что «игра без правил <…> выглядит всё более устрашающе, иногда как свершившийся факт», и что это — мировой кризис.

Констатация, безусловно, верная и своевременная. Как не вызывает сомнений и следующий тезис президента Путина.

2. Президент РФ заявляет, что «…эффективно действовать в кризисной ситуации может только дееспособное государство. Вопреки рассуждениям тех, кто утверждал и утверждает, что роль государства в глобальном мире сокращается». И переходит к вопросу о том, что такое дееспособное и сильное государство. Путин оговаривает, что такому государству, конечно, нужны военная, экономическая, политическая и т. д. сила, и это условия необходимые. Но подчеркивает, что они недостаточны.

А далее Путин подчеркивает, что, во-первых, «…сила государства прежде всего в доверии к нему со стороны граждан… Эта формула заключается не только в том, чтобы прийти на избирательный участок и проголосовать, а в готовности делегировать избранной власти широкие полномочия, видеть в государстве <…> своих представителей, кому доверено принимать решения, но с кого и строго надлежит спрашивать за исполнение обязанностей».

Во-вторых, президент подчеркивает, что «устроено такое государство может быть как угодно… Не имеет значения, как называется политический строй. В каждой стране своя политическая культура, традиции, свой взгляд на их развитие. Пытаться кого-то слепо копировать — абсолютно бессмысленно и вредно. Главное, чтобы государство и общество находились в гармонии».

Чувствуется, что Путин крайне обеспокоен вопросом доверия государству со стороны граждан. И не без оснований. Слишком много сделано в последние годы для того, чтобы его подорвать — начиная с пенсионной реформы, попыток разрушения базовых основ системы образования и воспитания, эффективного здравоохранения, национальной культуры и здоровых традиций. Слишком много сделано для того, чтобы нарастить в обществе социальное расслоение — и не только по уровню доходов, но и восславлением в СМИ «богатства и успешности любой ценой» на фоне нищающих широких масс. Не в последнюю очередь — нередко неумными и оскорбительными реакциями власти на кризисную ситуацию с «Ковид-19».

Словом, до «гармонии» далеко. Но президент, увы, далее спрашивает не об этом. Честные ответы на эти вопросы (в том числе выявленные крайне объемными и точными социологическими опросами АКСИО) он обходит стороной. Задавая вопрос «Чей, собственно говоря, голос должно слышать государство?», он (понятно, имея совсем «свежие» образцы Белоруссии и Киргизии, не считая Навального и прочего в России) вопрошает: «Как распознать, действительно ли это голос народа или это закулисные нашёптывания либо вообще не имеющие отношения к нашему народу чьи-то шумные крики, переходящие порой в истерику»?

И сам же отвечает: «Настоящую демократию и гражданское общество невозможно импортировать… Они не могут являться продуктом деятельности иностранных „доброжелателей“, даже если те якобы хотят как лучше… Мы видим, как функционируют такие „завозные“ модели демократии. Это просто оболочка, фикция, как правило, фикция, лишенная внутреннего содержания, даже подобия суверенитета».

Путин продолжает: «У народа там, где реализуется подобная схема, реально ничего не спрашивают… Cоответствующие руководители — это не более чем вассалы. А за вассала, как известно, всё решает господин. Сильное, свободное, самостоятельное гражданское общество по определению национально ориентированно и суверенно. Оно прорастает из толщи народной жизни, может иметь разные формы и направления. Но это явление культуры, традиции именно конкретной страны, а не продукт абстрактного транснационального разума, за которым спрятаны чужие интересы».

Все правильно. Но тогда уместен встречный вопрос: почему в России до сих пор имеют прочные позиции и немалое влияние столь много иностранных «доброжелателей», которые почти неограниченно кормят своих российских подопечных немереными грантами и имеют почти неограниченную трибуну для своих «советов», в том числе и в российских государственных СМИ?

3. Далее Путин переходит к системе международных отношений:

«С того момента, как по-своему устойчивая и по-своему предсказуемая модель отношений периода холодной войны начала меняться, <…> мир преображался несколько раз… Всё происходило настолько быстро, что у тех, кого принято называть политическими элитами, просто не было времени, а может, желания или способности проанализировать, что же на самом деле происходит. Одни страны спешили <…> воспользоваться преимуществами, полученными в результате завершения „холодного“ противостояния. Другие судорожно искали способ приспособиться к изменениям любой ценой. А некоторые, тут можно вспомнить и наш собственный, прямо скажем, невеселый опыт — боролись, что называется, за выживание».

Здесь Путин полемизирует с предыдущим докладом Валдайского клуба:

«В последнем докладе Валдайского клуба <…> говорится: „В принципиально изменившихся международных условиях институты становятся не гарантией мировой стабильности и управляемости, а помехой выстраиванию системы отношений, соответствующих наступившей эпохе… Нас ожидает мир, где отдельные государства или группы государств будут действовать гораздо более самостоятельно, а привычные международные организации потеряют своё значение“»…

«…Не могу согласиться с тем, что существующие международные структуры надо полностью перестроить, а то и вовсе отбросить как устаревшие… Напротив, важно сохранить все основные механизмы поддержания международной безопасности, доказавшие свою эффективность. Это ООН, Совет Безопасности и право вето его постоянных членов… Насколько знаю, такая позиция — сохранение основ международного порядка, сформировавшегося по итогам Второй мировой войны, — пользуется широкой поддержкой в мире».

Продолжая, Путин оговаривает, что менять мировые институты возможно: «Сама идея коррекции институционального устройства мировой политики кажется мне как минимум достойной обсуждения. Хотя бы в силу того, что соотношение сил, возможностей, позиций государств <…> серьёзно изменилось, особенно за последние 30–40 лет… Уже не существует СССР, но есть Россия. По своему экономическому весу и политическому влиянию активно идет к позиции супердержавы Китай. По этому же направлению движется и Германия… Заметно трансформировалась роль в мировых делах Великобритании и Франции. Да и США, которые в какой-то момент абсолютно доминировали, уже вряд ли могут претендовать на исключительность… И, конечно, серьезно усилились такие державы, как Бразилия, ЮАР, некоторые другие страны».

Отметим, что в приведенном перечне у Путина почему-то (надеюсь, случайно) не оказалось Индии. Но затем следует вполне содержательная оценка самодискредитации ряда международных организаций: «…Не все международные организации эффективно выполняют возложенные на них миссии и задачи. Призванные быть беспристрастными арбитрами, они зачастую действуют исходя из идеологических предубеждений, попадают под сильное влияние других государств… Жонглирование процедурами, манипуляции с прерогативами и полномочиями, предвзятость, особенно когда дело касается конфликтов с участием соперничающих держав или групп государств, стали распространенной, к сожалению, практикой. И уж совсем удручает, когда солидные международные структуры, мотивированные чьими-то эгоистичными интересами, втягиваются в политизированные кампании против конкретных лидеров и стран».

Далее Путин подчеркивает, что есть и позитивный опыт новосозданных целевых объединений групп стран «в решении конкретных вопросов» (Шанхайская организация сотрудничества — урегулирование территориальных споров и укрепление стабильности в Центральной Евразии, Астанинский формат — вывод из тупика политико-дипломатического процесса по Сирии, «ОПЕК плюс» — стабилизация мировых нефтяных рынков). И оговаривает, что такой подход «не только позволяет решать конкретные проблемы, но и способен вдохнуть новую жизнь в многостороннюю дипломатию». Но завершает Путин тем, что «без общего, универсального каркаса международной жизни — какие бы группы, объединения, ситуативные союзы по интересам сейчас и в будущем ни возникали — нам в любом случае <…> не обойтись».

Опять всё правильно. Только проблема в том, что главный наш противник — США — вполне осознано и целенаправленно ломает этот «универсальный каркас» прежнего миропорядка и не менее целенаправленно создает объединения и ситуативные союзы, усугубляющие проблему его сохранения. И пока никто из тех, кому это не нравится и кого выше перечислил президент РФ — ни Россия, ни Китай, ни Германия, Бразилия или ЮАР — кардинальным образом этому помешать не в силах…

4. Разговор о глобальных проблемах мирового обустройства Путин открывает цитатой из «Маленького принца» Экзюпери: «„Есть такое твердое правило… Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету… Это очень скучная работа, но совсем нетрудная“. Убежден, мы должны постоянно заниматься этой „скучной работой“, если хотим сохранить наш общий дом для будущих поколений».

В связи с этим президент РФ говорит об охране окружающей среды, отказе от неумеренного сверхпотребления, подчеркивает, что природа крайне уязвима перед человеческой деятельностью и — отметим! — приводит «мнение ряда ученых» о том, что и вспышки опасных болезней порождены слишком активным антропогенным вмешательством в природу.

Затем Путин переходит на тему «цифровизации» и ее плюсов и минусов:

«На планете формируется практически бесконечное цифровое пространство, и люди с каждым годом осваивают его всё быстрее. Вынужденные ограничения, связанные с эпидемией коронавируса, только стимулировали развитие дистанционных, электронных технологий. Сегодня коммуникации, в основе которых лежит интернет, превратились во всеобщее достояние. И нужно добиваться, чтобы эта инфраструктура, всё киберпространство действовали бесперебойно и безопасно. Так, например, удаленная, дистанционная работа — это не просто вынужденная мера предосторожности в период пандемии. По сути, речь идет о новых формах организации труда, занятости, социального взаимодействия и просто человеческого общения. С развитием технологического прогресса эти изменения абсолютно неизбежны. Все оценили возможности и удобства, которые дают эти технологии».

Здесь Путин завершает панегирик цифровым технологиям, но почему-то пропускает (и опускает) весь огромный спектр сложнейших и трагических проблем человека и общества (от индивидуализации и десоциализации до безработицы, «цифровых» фальсификаций любой реальности, тотальной слежки и «далее везде»), которые «цифровизация» приносит в наш мир. И сразу переходит к «угрозам всем цифровым системам». Он говорит, что «киберпространство — это принципиально новая среда, где, по сути, никогда не было общепризнанных правил поведения. Технологии просто ушли в громадный прорыв от законотворческой, юридической практики. И в то же время это очень специфическая область, где особенно остро встает вопрос доверия».

Путин говорит: «Напомню, что Россия активно продвигает двусторонние и многосторонние договоренности в сфере кибербезопасности. Мы внесли в ООН проекты двух конвенций по этой теме, учредили соответствующую рабочую группу открытого состава. Недавно обратился к Соединенным Штатам с предложением начать комплексное обсуждение вопросов международной информационной безопасности. Мы понимаем, что из-за предвыборной кампании политикам в США сейчас не до этого. Но рассчитываем, что следующая администрация, какой бы она ни была, откликнется на приглашение начать разговор по этой теме, так же, как и по другим пунктам российско-американской повестки. А это проблемы глобальной безопасности, судьба договора о стратегических наступательных вооружениях, да и ряд других вопросов».

Однако зачем США вести переговоры о кибербезопасности, когда сильнейшие инструменты и методы кибервойны и, шире, информационной войны — Интернет, социальные сети, системы электронной разведки вроде «Эшелона» и почти все мировые электронные СМИ и телевидение (за исключением части китайского сегмента всего этого) — у них в руках? Вопрос, конечно, риторический… России (и Путину) на него, увы, ответить нечего…

5. Последним Путин затрагивает вопрос о ценностях и смыслах:

«Человечество достигло очень высокого технологического и социально-экономического уровня. И вместе с тем столкнулось с утратой, размыванием нравственных ценностей, потерей ориентиров и ощущения смысла существования, если хотите — миссии человека на планете Земля. Такой кризис не разрешается при помощи дипломатических переговоров или даже созыва крупной международной конференции. Он требует переоценки приоритетов и переосмысления целей. И начинать надо с себя — с каждого человека, сообщества, государства, а уже потом бороться за мировое устройство. Пандемия коронавируса, переживаемая в этом году, может послужить своеобразной точкой отсчёта для такой трансформации. А переоценка понадобится всё равно… Лучше, если этот процесс начнется уже сейчас».

И опять всё почти правильно. Почти. Поскольку времени на то, чтобы начинать с себя, и лишь потом бороться за мировое устройство, у нас нет. Поскольку тогда его «переустроят» другие — под себя, «без России, против России и на костях России».

Потому придется, увы, делать всё одновременно. И осознавать, и формулировать — не только для себя, а для всех — миссию, цели и ценности. И выдвигать приоритеты. И бороться за правильное мироустройство. И очень хотеть, чтобы получилось. И тогда, хочется надеяться, получится…