Нынешний мутировавший капитализм все больше вступает в конфликт с либеральными ценностями, с которыми ранее шел рука об руку

Bloomberg: Капитализм и классический либерализм идут к разводу

Эрнст Людвиг Кирхнер, гравюра «Портрет доктора Бауэра», 1933 год
Эрнст Людвиг Кирхнер, гравюра «Портрет доктора Бауэра», 1933 год
Эрнст Людвиг Кирхнер, гравюра «Портрет доктора Бауэра», 1933 год

Основополагающие концепции современного мира капитализм и либерализм теряют связь и расходятся — «движутся к разводу». Такое мнение об упадке ключевых институтов выразил бывший обозреватель The Economist Эдриан Вулдридж 14 сентября в колонке для агентства Bloomberg. ИА Красная Весна приводит перевод эссе экономиста «Капитализм и классический либерализм идут к разводу».


Когда-то они шли рука об руку, но сегодняшняя рыночная экономика представляет собой одну из величайших угроз либеральным ценностям. Тем самым, которые мы унаследовали от 19-го века.

Основатели современного либерализма не сомневались в положительной связи между философией либерализма и капитализмом (или «торговым обществом» (commercial society), как они его назвали). Адам Смит утверждал, что своекорыстие порождает «всеобщее богатство». Дэвид Юм отмечал, что купцы «сдерживают власть древней знати» и создают плюрализм в политике. Вольтер описывал Лондонскую фондовую биржу как храм терпимости и космополитических ценностей.

В целом они были правы. Подъем либерализма предвосхитил подъем капитализма — сначала в средневековой Венеции, затем во Флоренции эпохи Возрождения, затем в Голландии, и наконец, в наиболее впечатляющих образцах — Британии и Америке. Составные части капитализма и либерализма идентичны: права личности в законе и обычаях, свобода выбора в политике и на рынке, отделение политики от экономики, свобода совести и дискуссий. Многие страны являются одновременно либеральными и капиталистическими. До сих пор не известно ни одной страны, которая была бы одновременно либеральной и некапиталистической.

Здесь важна одна оговорка: если либерализм без капитализма не встречается, то, безусловно, возможен капитализм без либерализма. С нацистами в 1930-е годы сотрудничали как немецкие компании, так и, что еще более позорно, зарубежные транснациональные корпорации: Coca-Cola не только спонсировала Олимпийские игры 1936 года, но и выдавала себя за немецкую компанию. С начала века авторитарный капитализм находится на подъеме. Китай является пионером своеобразного синтеза рыночных механизмов с ленинистской моделью власти.

В душе капитализма бушует нескончаемая битва между либеральными ценностями, обеспечивающими его успех в долгосрочной перспективе (конкуренция, меритократия, индивидуализм), и склонностью к методам, дающим кратковременную выгоду (контроль над рынками, искушение правительств, разложение культуры). На Западе в этой битве обычно одерживал верх либерализм благодаря усилиям ответственных и дальновидных интеллектуалов, таких как Джон Мейнард Кейнс.

Но сегодня обратная сторона капитализма побеждает, потому что слишком много интеллектуалов отказалось от философского либерализма в пользу нелиберальных идей о правах групп и политике идентичности. (Как ни странно, многие американцы используют слово «либеральный» как синоним «прогрессивного» или «левого крыла» («левацкого» — прим. ИА Красная Весна). Здесь я буду использовать слово «либеральный» для обозначения сторонников философского движения, развивавшегося в XVIII и XIX веке, и буду использовать термин «прогрессивный» для обозначения «прогрессистов».)

Либерализм зародился как критика абсолютистского европейского государства 17-18 веков. Историк из Кембриджа лорд Эктон заявил (в непринужденном письме своему другу), что «власть имеет тенденцию развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно». Либералы ограничили власть исполнительной власти с помощью сложных конституционных механизмов (билли о правах, системы сдержек и противовесов, регулярные выборы). Они также дали людям свободу создавать корпорации по своему желанию, вместо того, чтобы унижаться перед правительством, чтобы получить свидетельство о регистрации юрлица. Эти новые корпорации должны были стать «маленькими республиками», а не лицензируемыми государством монополиями, такими как Ост-Индская компания.

Сегодня мы наблюдаем степень экономической концентрации, которой мы не видели с конца 19-го века: группа компаний-суперзвезд консолидирует свою власть в самом сердце мировой экономики и оказывает огромное политическое влияние внутри страны и за рубежом.

Этот процесс концентрации наиболее заметен в Соединенных Штатах, великой динамо-машине капиталистической системы, а также в отраслях, связываемых с будущим, особенно в сфере высоких технологий. «Вне зависимости от меры, которую вы выберете, долгосрочный рост корпоративной концентрации очевиден», — отмечается в недавнем исследовании Школы бизнеса Бута при Чикагском университете. Авторы обнаружили, что «с начала 1930-х годов доля активов верхнего 1% и 0,1% крупнейших корпораций увеличилась на 27 процентных пунктов (с 70% до 97%) и на 40 процентных пунктов (с 47% до 88%) соответственно».

The Economist подсчитал, что концентрация в экономике США сегодня выше, чем когда-либо, по крайней мере, за последнее столетие. Из 900 секторов экономики, которые отслеживает газета, число тех, в которых четыре крупнейшие фирмы имеют долю рынка более двух третей, выросло с 65 в 1997 году до 97 к 2017. Скорость создания малых фирм находится на самом низком уровне с 1970-х годов. Рыночные доли некоторых технологических компаний напоминают времена «Позолоченного века»¹. Например, Google принадлежит более 90% мирового рынка поисковых систем. «Конкуренция — для неудачников», — говорит Питер Тиль, одна из центральных фигур так называемой мафии PayPal, которая сейчас играет ведущую роль в Кремниевой долине.

Консолидация экономической власти неумолимо ведет к консолидации политической власти. Компании больше не довольствуются тем, что оказывают давление на законодателей, чтобы они голосовали правильно. Они все чаще сами пишут законы (удобная уловка, которой способствует привычка Конгресса разрабатывать сложные законы, такие как законопроект Додда-Франка о финансовой реформе, объемом более двух тысяч страниц) и определяют условия обсуждения за счет финансирования аналитических центров и групп давления. Хотя в Брюсселе пока не так много лоббистов, как в Вашингтоне, он даже более благоприятен для инсайдерских сделок из-за «вращающейся двери» между гигантскими корпорациями и зданием Берлеймонт, в котором находится Европейская комиссия.

Закон Эктона проявляется в растущей готовности респектабельных компаний открыто заниматься деятельностью, ранее допускавшейся лишь на задворках. Транснациональные корпорации регулярно используют прямые иностранные инвестиции для снижения налоговой базы, создают холдинговые компании в районах с низкими налогами или используют «трансфертное ценообразование», чтобы взимать с дочерних компаний плату за использование корпоративных активов.

Удобная сделка Apple с Ирландией позволила компании направить большую часть своих продаж и прибылей за рубежом через специальные корпоративные структуры. В 2007–2009 годах компания Google добилась эффективной ставки налога в 2,4% на свои доходы вне США. Компания направляла прибыль на Бермудские острова через Ирландию и Нидерланды (вариант стратегии под названием «двойной сэндвич с ирландским и голландским»).

Консолидация капитализма также порождает новый класс олигархов, почти таких же богатых и влиятельных, как «бароны-разбойники» конца XIX века. (Когда в 1937 году умер Джон Д. Рокфеллер, основатель Standard Oil Company, его предполагаемый личный капитал в $1,4 млрд был эквивалентен 1,5% ВВП США. Нынешний личный капитал Илона Маска составляет менее 1%). Множество богатых людей зарабатывают деньги посредством честной конкуренции и используют свое богатство для создания фондов, спасающих жизни и способствующих процветанию, примером может служить Билл Гейтс. Таких много, но ими все не исчерпывается. В стремлении технических титанов бросать вызов смерти (например, с помощью «кровяных мальчиков»²), превосходить Икара (путем колонизации Марса) или упиваться плутократическими излишествами есть что-то от Римской империи.

Либерализм родился в борьбе аутсайдеров с инсайдерами: либералы обычно были скромными радикалами, которые хотели привести загнивающие общественные институты к честной конкуренции. Адам Смит разразился критикой монополии Ост-Индской компании на торговлю с Восточной Азией. The Economist был основан с целью добиться отмены Хлебных законов, которые приводили к завышению закупочных цен на зерно в пользу землевладельцев. Джон Стюарт Милль утверждал, что государственная служба должна быть открыта для заслуг, а не использоваться как прибежище для ленивых детей из привилегированных семей.

Сегодняшний капитализм изъеден инсайдерскими сделками. Идея привязки окладов к котировкам акций должна была дисциплинировать менеджеров, заставить проявлять больше предприимчивости, сталкивая их как с отрицательными, так и с положительными сторонами капитализма. Вместо этого менеджеры использовали внутренние рычаги для того, чтобы обыграть систему: начали заключать контракты, которые защищали их от негативных последствий принятых ими решений («золотые парашюты» и все остальное), и в то же время выбили себе право продавать акции в любое удобное время.

Система инсайдерских привилегий представляет глубинную угрозу стержневому либеральному принципу — меритократии. Философы-либералы выступали за меритократию по двум причинам: отчасти для того, чтобы выявлять талантливых детей, среди кого бы они ни родились, и дать им возможность проявить себя, но также и для того, чтобы не давать детям богатых накапливать возможности и превращаться в разлагающийся класс наследников. Тедди Рузвельт (26-й президент США Теодор Рузвельт, 1858-1919 — прим. ИА Красная Весна) принял налог на наследство отчасти потому, что считал, что если отделить богатство от труда и статус от вложенных усилий, то гигантские наследства окажутся так же опасны для богатых, как и для остального общества. Сегодняшние богатые люди делают все возможное, чтобы превратить кошмар Рузвельта в реальность. С 1990 по 2021 год число миллиардеров в США увеличилось с 66 до 745, а объем богатства в их руках вырос с $240 млрд до более чем $5 трлн. Большинство из этих миллиардеров проявили огромную изобретательность в деле передачи богатства своим потомкам. В статье для ProPublica в сентябре 2021 года, основанной на отчетах Налогового управления США, говорится, что более половины из 100 самых богатых американцев использовали «специальные трасты», чтобы избежать всех налогов на наследство.

Герой либеральной драмы — самоуправляемая личность. Либералы посвятили свою долгую историю борьбе с идеей о том, что отдельные личности являются всего лишь носителями групповой идентичности или слугами общественного мнения. Милль был одним из первых, кто утверждал, что женщины не должны быть обусловлены своей биологией (особенно в книге «Подчинение женщин»), и был одним из первых, кто предостерег от диктатуры общественного мнения.

Опасения либералов относительно потребительского капитализма, что он якобы может представлять угрозу индивидуализму, всегда выдавал некоторый оттенок снобизма — как будто беднякам следует довольствоваться домотканой одеждой, а не жаждать последней моды. Зато последняя версия капитализма — информационный капитализм — придает этим опасениям реальные основания. Информационный капитализм держится на компаниях, вбирающих бесконечные потоки информации с различных устройств, которые уже практически вживлены в наши тела, и использующих эту информацию, чтобы манипулировать нашими решениями в быту. Сегодняшние информационные гиганты — это, прежде всего, рекламные компании, которые убеждают нас выдать наши самые сокровенные секреты в обмен на различные удобства, а затем продают эти секреты (должным образом анонимизированные) тому, кто за них заплатит.

Информационный капитализм представляет собой серьезную угрозу либеральному представлению о рациональном человеке. Из-за него мы постоянно подвергаемся воздействию «скрытых внушителей», которые пиликают и мигают нам с наших телефонов, где бы мы ни находились. Это снижает наше переживание свободы воли, поскольку работодатели следят за каждым шагом через плечо. Это разрушает нашу способность к сосредоточению, когда мы просматриваем крошечные порции информации и развлечений.

Либералы всегда утверждали, что мир индивидуализма должен быть усилен акцентом на образование, чтобы дать детям возможность делать осознанный выбор. Но информационный капитализм подрывает образование, подвергая детей калейдоскопу отвлекающих факторов. Люди сообщают, что проводят в своих телефонах более семи часов в день. Джон Хайдт, психолог из Нью-Йоркского университета, предупредил, что мы являемся свидетелями «перехода от детства, основанного на играх… необходимого для преодоления страха и хрупкости, к детству, основанному на телефоне, которое блокирует нормальное человеческое развитие, отнимая время у сна, игр и межличностного общения».

Либералы также предупреждают об опасности замены мира, в котором мнение диктуется сверху, на мир, в котором оно диктуется толпой. Информационные капиталисты усиливают власть толп, облегчая публикации о «мыслепреступлениях» или иными способами организуя своры, охотящиеся на еретиков. Эпоха индивида уступает место эпохе наносекундной концентрации внимания и навязанного электроникой конформизма.

Что можно сделать с ростом напряженности между капитализмом и либерализмом? В «Позолоченный век» правительства по всему миру сопротивлялись подавляющей власти компаний во имя нового либерализма, который давал государству возможности разрушать монополии и вводить налоги на наследство. Есть некоторые отрадные признаки возобновления такой политики. Правительство США возбудило антимонопольное дело против Google в знак того, что оно переосмысливает свое толерантное в целом отношение к концентрации капитала. Общественные кампании, такие как UsforThem, объединились ради запрета на использование смартфонов для детей младше 16 лет вкупе с размещением на гаджетах предупреждений об опасности для здоровья.

Со времени публикации книги Роберта Борка «Антимонопольный парадокс» в 1978 году антимонопольное мышление было сосредоточено на вопросе благосостояния потребителей. Теперь следует уделить больше внимания угрозам, которые концентрация финансов представляет для инноваций и власти государства как регулятора. Европейский Союз справедливо занял более жесткую позицию в отношении технологической мощи, например, наказывает компании за вторжение в частную жизнь и совсем недавно вынудил Apple перейти на стандартные кабели для своих устройств вместо того, чтобы заставлять потребителей приобретать продукцию Apple. Правительства годами готовились к введению международного налогового минимума, призванного компенсировать лазейки в законодательстве и устранить налоговые убежища. После многих лет терпеливой работы эта реформа находится под угрозой провала из-за сопротивления в Конгрессе США и общей утраты импульса. Администрация Байдена и ЕС должны дать реформе еще один толчок.

В активизации государства есть свои опасности. Например, промышленная политика администрации Байдена скроена по рецептам корпоративизма, а не конкуренции. Необходимо избегать применения антимонопольного законодательства для оказания поддержки конкретным компаниям. Нельзя указывать им, где производить компоненты для своей продукции. Цель состоит в том, чтобы способствовать конкуренции, а не диктовать экономическую форму предприятию. ЕС должны перестать истязать американские компании своей политикой в области рыночной конкуренции. Существуют также пределы для деятельности государства в области защиты таких добродетелей, как индивидуализм. Однако деятельность государства определенно должна быть частью уравнения: после нескольких десятилетий, в течение которых мы думали, что наибольшую угрозу либеральному порядку несут профсоюзы или радикальные активисты, мы должны уделить значительно больше внимания угрозе, исходящей от самого капитализма.

Сможет ли активность правительств и гражданского общества остановить тенденцию к концентрации власти и богатства в немногих руках? Приверженность крупного бизнеса корпоративной благотворительности расширяет контроль бизнеса над формированием политики, одновременно затрудняя запуск новых компаний. Новое поколение основателей корпораций пожинает плоды, которые затмевают предыдущее поколение. Например, семь из десяти самых ценных компенсационных пакетов для публичных компаний США в 2020 году достались руководителям стартапов, акции которых были публично зарегистрированы в том же году. Искусственный интеллект (ИИ), вероятно, усилит давление концентрации капитала за счет своего вплетения в нашу повседневную жизнь, потому что только корпоративные гиганты, такие как Google и Microsoft, могут позволить себе вычислительную мощность и банк талантов, необходимых для конкуренции на этом поле.

Одним из величайших достоинств либерализма является его способность изобретать себя заново, одновременно спасая капитализм: примером может служить новый либерализм эдвардианской эпохи или кейнсианская революция 1940-х годов. Но сможет ли он заново изобрести себя в третий раз, когда столь многие интеллектуалы мира разочаровались не только в капитализме, но и в основных либеральных принципах, таких как индивидуализм или свобода слова? Кризис капитализма можно пережить, пока существует здоровый либерализм, а кризис либерализма можно пережить, пока существует здоровый капитализм. Но когда и капитализм, и либерализм лежат на больничных койках, мы оказываемся в поистине опасных условиях.


¹«Позолоченным веком» называют период американской истории приблизительно между 1870 и 1895, когда страна быстро восстанавливалась после Гражданской войны. Основной формой бизнеса стали корпорации, в частности, была основана Standard Oil Джона Рокфеллера. Название эпохи предложили писатели Марк Твен и Чарльз Уорнер в одноименной книге 1873 года.

² «Кровяные мальчики» — практики, получившие распространение среди элиты Кремниевой долины, связанные с переливаниями плазмы крови от молодых доноров к стареющим. Яркий пример — 45-летий Брайан Джонсон, регулярно переливающий себе плазму от собственного сына Талмеджа, которому в 2023 исполнилось 17 лет. Поставками плазмы молодых доноров по $8000 за литр некоторое время занимался стартап Ambrosia, пока не получил представление от медицинского агентства правительства США. Фирме симпатизировал упомянутый выше миллиардер Питер Тиль.