Кто слышит пролитую кровь
Что называется, «по горячим следам» хотелось бы записать несколько впечатлений от прошедшей Летней школы — 2019.
С одной стороны, прошло некоторое время и уже достаточно ясно, что же было главным, а что второстепенным, с другой стороны, впечатления еще достаточно свежи, чтобы картина все-таки получилась живой.
Начну с главного. Для меня открытием прошедшей Летней школы стал спектакль «Кто слышит пролитую кровь». Я и раньше смотрел ряд спектаклей Сергея Ервандовича, как с коммунарами в качестве актеров, так и с актерами театра «На досках», они же члены ЭТЦ. И, если сказать честно, никогда не понимал, почему Сергей Ервандович придает этому всему такое большое значение.
Мне казалось все это каким-то изыском, который необходим Сергею Ервандовичу, а нам с этим, раз мы уважаем его как лидера движения, мыслителя и идеолога, приходится мириться.
После спектаклей я, как правило, молчал, потому что неискренние восторги никому не нужны, а подавать в качестве темы обсуждения какую-то частично уловленную мысль мне казалось глупой идеей.
В целом, поначалу, приблизительно до 2/3 тайминга спектакля все шло как обычно, мне было странно смотреть на Анну Евгеньевну в качестве непонятной сущности, раздражали вскрики и выкрики, щелканья бича, повторения странной фразы «непрост ты, парень» и т. п. И вдруг, в момент, когда на сцене начали убивать Зверя из бездны, когда на него надели мешок, и он вдруг из Степана Гаврина превратился в реального пойманного зверя, что-то начало происходить.
А началось все с фразы — «Кровь — это особый сок», которая вдруг расставила по местам все, происходящее на сцене.
Сергей Ервандович говорил на школе о том, что символ — это есть нечто, связывающее человека с горним миром. Наверное, в какой-то степени это можно отнести и к метафоре. Как только вместо красной жидкости, которую надо стереть, а стирается она трудно, в пространстве спектакля появилась кровь как совсем особый сок, все остальное начало складываться в некое единство, которое понеслось, увлекая меня за собой, в этот самый горний мир.
Не это ли и есть то, что называется мистерией? Последнюю четверть спектакля у меня в глазах стояли слезы. Все происходящее на сцене было предельно ясно и имело непосредственное отношение ко мне. Но пересказать это целостно вряд ли получится. Хочу поделиться только несколькими мыслями, осознавая при этом, что мысль — это только часть целостности, и она не может передать того, что было пережито мной во время спектакля.
Сцена потустороннего мира напомнила мне и о моих умерших близких, и о словах Священного писания «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22:32). Тонкий мир, куда уходят люди после смерти, — это тоже часть острова творения, и он находится в прямой зависимости от судьбы всего творения. Если тварный мир погибнет, погибнет и его часть — тонкий мир, где живут, вот именно живут, все те, кто ушел от нас.
Сцена колебаний главного героя перед подачей сигнала к восстанию заставила почувствовать груз исторической ответственности — да, история — это благо, да, мир задыхается в бессмыслии, и еще много раз можно сказать: да, нужно открыть путь историческому потоку. Но история — это одновременно и реки крови, которая и есть тот самый «особый сок». Недаром революцию сравнивают с родами, а насилие называют повивальной бабкой истории. Всегда встает вопрос — для чего это все? Какой ответ даем на этот вопрос мы? Ведь ответы, данные нашими предшественниками, уже не устраивают ни нас самих, ни тех, кто должен будет за нами пойти.
Здесь я перехожу к сцене, в которой Камо говорит герою о том, что покой и простая любовь людей, пьющих чай в доме, по крыше которого хлещут ливни (кровавые ливни), стоит того.
Я думаю, что это только отчасти так. И, возможно, именно это «отчасти», осознанно или неосознанно взятое отцами советского проекта за целое, стало причиной его краха.
Когда нет этого дома и нет возможности никому, кроме избранных немногих, пить чай и иметь простую любовь, кажется, что этот дом с самоваром — предел мечтаний, хотя у главного героя и в такой момент возникают в этом сомнения. Но когда дом построен, выпуск самоваров поставлен на поток и бесперебойное обеспечение чаем тоже налажено, вдруг оказывается, что цена такого простого благополучия (кровавые ливни или даже просто обычный кровавый дождь) кажется тем, кто его оплачивает, слишком высокой. С этого момента начинается распад проекта. Я думаю, что распад начался именно в среде тех, кто должен был лить свою и чужую кровь ради того, чтобы «обычные люди» могли пить чай. Особенно после того, как эти самые «обычные люди» начали требовать к чаю побольше пряников сладких.
Впечатлил образ матросов, выходивших на сцену после подачи сигнала на штурм. Они явно не «добренькие». У Шолохова есть в «Поднятой целине» интересный в этом смысле диалог. Семен Давыдов парирует упрек матери его возлюбленной:
«Ты видишь, какая я стала? Я раньше времени старухой стала! А вас, матросов, я видала в войну, какие вы есть… Но ты нашу семью не разоряй! — Давыдов круто повернулся от окна, в упор глянул на женщину. — Ты, мамаша, матросов не трогай! Как мы воевали и били ваших казачишек — про то еще когда-нибудь напишут, факт!»
На сторону восставших, увидев, что Россия беременна исторической новизной, переходит жандармский офицер. И он тоже явно не «добренький». Кстати, дуэт жандармского офицера и вахмистра тоже очень интересен. Как мне кажется, это дуэт тварного и нетварного зла. В тлении объединяются зверь из бездны и зло как отпадение от добра, оперирующее в рамках творения. Зачем этой падшей силе нужна историческая новизна? Это интересный и непростой вопрос, выходящий за рамки обсуждения итогов ЛШ-2019.
В конце спектакля поразил образ России, беременной советским проектом. Она разговаривает нарочито упрощенно, изображает из себя этакую простую деревенскую бабу, а между тем в какой-то момент в диалоге проскальзывает что-то из «Незнакомки» Блока, и становится ясно, что от этой деревенской бабы до рафинированной дамы, «дышащей духами и туманами», совсем недалеко, и ей — России — нетрудно быть одновременно и той, и этой.
Вообще, именно после этого спектакля я понял, что для того, чтобы он «заработал», нужно обладать минимальным культурным багажом. Если фразы спектакля не сплетаются с тем, что когда-то поразило тебя в литературе, очень трудно, а может быть, и невозможно построить мост между театральным залом и горним миром, что, как я думаю, и есть цель всего действа.
Лично для меня такой запускающей фразой, как я уже сказал, стала фраза из «Фауста» «Кровь, надо знать, совсем особый сок». Не прочитай я «Фауста», кто знает, возможно, все закончилось бы как обычно.
Спектакль удался, это было очевидно всем — и зрителям, и актерам, и Сергею Ервандовичу. И здесь еще одно наблюдение, чисто человеческое. Я впервые за 8 лет увидел, как Сергей Ервандович испугался. Испугался за то, что если сейчас начать обсуждение, какой-нибудь балбес из «СВ» все сольет, что называется, в унитаз. Это была очень человечная и неожиданная для меня реакция.
Заканчивая свои заметки о поразившем меня спектакле, я хочу отметить отдельно игру Ксении Остроносенко. Безусловно, все актеры играли великолепно, но образ, созданный Ксенией, лично меня задевает сильнее всего. Пользуясь случаем, говорю Ксении — спасибо!
Относительно других впечатлений от ЛШ-2019. Меня поразили слова Сергея Ервандовича о роли учителя и вообще представленная концепция дара. Я раньше не рассматривал в таком ключе то, что дается нам на школах. А ведь этот подход сам по себе может дать очень большой результат. И, главное, он может сработать, именно потому, что русские — не Запад и не Восток и в силу этого могут принять и те, и другие методы. Ну и в силу того же эти методы нужно артикулировать, чтобы они были приняты, иначе они не улавливаются автоматически.
Моя уверенность в том, что подход «учитель и его дар» может сработать, основана на личном опыте. Несколько лет назад Сергей Ервандович дал нам список из 100 произведений, которые должен прочитать каждый образованный человек. По какой-то причине мы именно к этому дару отнеслись более или менее правильно. На его основе у нас возник литклуб, и за прошедшие 4 года мы практически полностью его прочитали. Лично я, да и мои товарищи просто очень сильно выросли в плане гуманитарного знания. Теперь я думаю, а если бы я должным образом отнесся к каждому дару — где бы я был?
Столь же перспективна концепция «Идея, учитель, коллектив», которая стала для меня еще одним открытием этой школы.
На этой школе впервые произошло то, чего я лично ждал уже давно: центр начал проявлять требовательность по отношению к членам организации. В нашем бюро, например, были расформированы две ячейки, которые не справились с нормами. Это, я считаю, правильно. Более того, именно такой подход необходимо распространить на всю деятельность. Каждый член организации должен в ней занять то место, которое соответствует прилагаемым им усилиям. Это касается, конечно, и ШВС. Когда из года в год не выполняются нормы и все остается по-прежнему, возникает чувство несерьезности происходящего.
Ну, что еще? В диалоге с одним из членов организации, произошедшем во время дежурства по безопасности, я сказал, что мы уже победили. И я действительно так думаю. Зло при всей его вооруженности макбетскими ведьмами и прочим арсеналом зла не всесильно. Иначе давным-давно на земле царил бы ад. Зло останавливается перед человеком, который говорит ему «нет». Ему необходимо, чтобы каждый сказал «да», склонился перед зверем из бездны. Если кто-то реально не склонился, то разворачивается обратный процесс, и он так же неизбежен, как наступление коммунизма в учении Карла Маркса. Мы сейчас в самом начале этого процесса обратного разворачивания, и нам кажется, что мы малы и слабы, и у нас не получается то и это. Но, в принципе, мы уже победили, точно так же, как победа большевиков была определена в тот момент, когда условный Красин сказал «нет» жандарму и вахмистру.
На этом, пожалуй, я закончу эти заметки о ЛШ-2019 и начну думать о том, как мне теперь жить дальше.
