Развитие медицинской науки (и Россия здесь далеко не на последнем месте) сегодня дает шанс на излечение многим онкологическим больным

Быть ли Национальной онкологической стратегии?

Степан Федотов. Врачи (фрагмент). 1970-е
Степан Федотов. Врачи (фрагмент). 1970-е
Степан Федотов. Врачи (фрагмент). 1970-е

1 марта 2018 года Президент России В. Путин в ходе ежегодного Послания Федеральному собранию не обошел стороной и российское здравоохранение. Глава государства, в частности, поставил перед Минздравом задачу «реализовать специальную общенациональную программу по борьбе с онкологическими заболеваниями».

Необходимость скорейшего возрождения национальной онкологической программы назрела давно. По данным статистики, в структуре смертности россиян онкологические заболевания занимают второе место, являясь не только медицинской, но социальной проблемой. По данным Минздрава, ежегодно в России диагностируют онкологические заболевания более чем у 500 тысяч человек. 300 тысяч человек ежегодно умирает от разных форм онкологии, причем треть — в течение первого года лечения. Одной из главных причин такой высокой смертности эксперты называют позднюю постановку диагноза и начало лечения. Но дело не только в этом.

Отметим, что в СССР программа борьбы с онкологическими заболеваниями действовала на государственном уровне. При Министерстве здравоохранения СССР работал специальный департамент онкологической помощи, куда поступала информация об онкологической ситуации из всех республик Советского Союза. В стране действовала жесткая вертикаль управления системой онкологической помощи и отбора специалистов соответствующего профиля. На государственном уровне координировались доставка и лечение пациентов в ведущие онкологические центры из разных уголков страны.

Отметим также, что во многих странах Западной Европы борьба с онкологией возведена в ранг одного из национальных приоритетов в области здравоохранения. Онкология там, как одна из самых затратных отраслей — и по стоимости лечения и по потерям среди населения, — находится на балансе и под контролем государства и финансируется в рамках федеральных госпрограмм. В Великобритании, например, крупные фармкомпании разделяют с государством риски. Они получают деньги только за лекарственные препараты и только в том случае, если принимавшие эти препараты пациенты вылечились.

Что происходит в России с онкологической помощью?

В постсоветской России попытки реанимировать национальную госпрограмму по онкологии предпринимались и ранее. Так, в 2008 году Минздрав РФ запустил Национальную онкологическую стратегию на 2009–2015 годы. Однако реализация этой стратегии свелась, по сути, к закупке дорогостоящих томографов и эндоскопов. И к бесконечным судебным процессам в связи с необоснованно завышенными тратами бюджетных денег при покупке этих самых томографов. А главная задача — снижение заболеваемости онкологией — так и не была решена. Смертность снизилась, но всего на один процент вместо четырех запланированных. Дело кончилось тем, что в ноябре 2014 года Минздрав свернул программу, объяснив свое решение «низкой эффективностью вложений в отрасль, которая является убыточной по определению». Пациентов и их родственников чиновники цинично успокаивали тем, что, мол, эта программа «предназначалась лишь для технологического оснащения лечебных учреждений, но вовсе не затрагивала ни проблемы детской онкологии, ни лекарственного обеспечения взрослых пациентов». Россия в итоге осталась без Национальной онкологической стратегии.

Далее Минздрав запустил пресловутую «оптимизацию» всей системы здравоохранения, обернувшуюся, как мы видим, закрытием клиник, сокращением коек, увольнениями медперсонала. Если говорить по сути, то в ходе этой «оптимизации» государство последовательно и поэтапно снимало с себя одну из своих обязанностей — обеспечить российских граждан доступной и качественной медицинской помощью.

Этот процесс напрямую затронул и систему онкологической помощи, которая была переведена в ведение региональных властей. Теперь каждый регион, исходя из возможностей регионального бюджета, должен сам решать проблему онкологических заболеваний и соответственно финансировать решение проблемы по своему усмотрению. Однако на этом процесс «оптимизации» не закончился.

1 января 2015 года онкологическая служба была переведена на одноканальную систему финансирования по системе обязательного медицинского страхования (ОМС), тем самым лишившись государственной финансовой поддержки не только на федеральном, но и на региональном уровнях. «В итоге, — комментировал ситуацию в 2016 году тогда еще главный внештатный онколог Минздрава РФ М. Давыдов, — тотальный непрофессионализм в управлении. Как следствие — абсолютно разный уровень здравоохранения в каждом регионе».

А что с пациентами? Десятки тысяч наших граждан оказались поделены на категории «первого, второго и третьего сорта» — в зависимости от того, в каком регионе они проживают. Эксперты подчеркивают, в разных регионах и областях страны качество медицинской помощи, ее доступность, стоимость (в каждом регионе свои тарифы ОМС) — иногда отличаются в десятки раз.

Но процесс, судя по всему, пошел дальше. Региональные клиники начали покидать ведущие специалисты в области онкологии. А руководство специализированными онкологическими диспансерами передавалось не онкологам (как это принято во всем мире), а терапевтам, фтизиатрам или патологоанатомам, которые в силу специализации не обладают соответствующими знаниями и опытом ведения онкобольных.

Сегодня в России сложилась почти «уникальная» ситуация, когда лечить онкологических больных имеет право любая многопрофильная клиника. И если в крупных городах (в Москве или Санкт-Петербурге) пациенты всё же направляются в специализированные онкологические центры, то в регионах лечением таких сложных больных занимаются обычные больницы. И вот почему.

Во-первых, потому что в некоторых регионах (например, в Якутии) нет своих онкологических центров. В других регионах в процессе «оптимизации» искусственно создан дефицит коек и персонала. И специализированные онкологические клиники не справляются с потоком пациентов.

Во-вторых, потому что больницы вынуждены следовать навязанному им лозунгу «деньги вслед за пациентом» — за каждого онкологического больного медицинское учреждение получает финансирование по системе ОМС. И клиники принимают таких больных! Нередко даже тогда, когда в больнице отсутствуют специализированные радио- и химиотерапевтические отделения, не развита морфологическая служба.

Очевидно, что такие больницы не могут выполнить эффективные стандарты лечения. Из-за недостатка финансирования пациенты недополучают высокоэффективные препараты. И стоят перед выбором — либо продолжать лечение за собственные деньги (а для многих бедных семей это оказывается непосильной ношей), либо вовсе отказаться от лечения или прибегнуть к нетрадиционным методам, надеясь на российское авось...

Итог весьма печален и об этом говорят онкологи из специализированных клиник — растет число неверно или запоздало поставленных диагнозов, растет число пациентов с рецидивами, которые поступают в онкоклиники на поздних стадиях заболевания, когда даже высокотехнологичная помощь оказывается малоэффективной.

Наконец, у России нет собственной государственной программы скрининга — наиболее современной и точной медицинской технологии диагностики, нацеленной на выявление онкологических заболеваний на ранней стадии. В США и ряде стран Западной Европы, например, результатом введения скрининговых программ, когда определенные группы населения поголовно проверяются на онкологию, стало резкое снижение смертности от некоторых видов рака. В России (особенно это касается регионов), повторим, ничего подобного нет.

Попытки ряда представителей ведомств оправдать ситуацию тем, что, дескать, задача раннего обнаружения онкологии возложена на систему диспансеризации, и нужно всего лишь обучить узких специалистов «онкологической настороженности», вызывает искреннее удивление у специалистов. Поскольку, подчеркивают онкологи, задачи диспансеризации и скрининговых программ абсолютно разные. Кроме того, крайне скудный бюджет системы диспансеризации (а эта программа постоянно сокращается) вряд ли сможет обеспечить дорогостоящие высокотехнологичные скрининговые программы.

Добавим к вышесказанному, что, по данным Росздравнадзора, фактически ни в одном российском регионе (за исключением Москвы и нескольких других крупных городов) не удовлетворена потребность в так называемой паллиативной помощи онкобольным, не обеспечивается бесперебойное обеспечение таких пациентов обезболивающими препаратами, нарушается маршрутизация пациентов.

Всё это вместе создает весьма неоптимистичную картину. А между тем развитие медицинской науки (и Россия здесь далеко не на последнем месте) сегодня дает шанс на излечение многим онкологическим больным. На Западе ряд злокачественных новообразований давно считаются не смертельными, а хроническими заболеваниями. При правильной терапии человек имеет шанс долго и полноценно жить. Увы, воспользоваться этим шансом сегодня на территории России могут далеко не все граждане.

Но вернемся к Посланию Президента, к той его части, где В. Путин поставил задачу «реализовать специальную общенациональную программу по борьбе с онкологическими заболеваниями». Президент также добавил, что к решению этой задачи необходимо «привлечь науку, отечественную фарминдустрию, провести модернизацию онкоцентров, выстроить современную комплексную систему, от ранней диагностики до своевременного эффективного лечения, которая позволит защитить человека». И вот это уже серьезный сигнал для Минздрава!

Национальная стратегия по борьбе с онкологическими заболеваниями на период до 2030 года принята специалистами профессионального сообщества еще в ноябре 2017 года. Новая стратегия, как заявляют ее разработчики, — является первым в стране документом, «формирующим приоритет онкологии как социальной и медицинской проблемы и создающим основы законодательного регулирования онкологической помощи на уровне Правительства РФ».

Цель документа — «разработка и реализация комплекса мер государственной политики в области борьбы с онкологическими заболеваниями, направленных на снижение общей смертности от рака, а также профилактика и снижение уровня инвалидизации, повышения доступности и качества медицинской помощи».

Отметим, в ноябре 2017 года документ передан на согласование в Минздрав, который обещал внести поправки к первым числам марта 2018 года. Однако, как сообщают СМИ, «процесс согласования и принятия документа чиновниками до сих пор остается нерешенным».

И вот тут скажем о главном. Такой документ, как Национальная стратегия по борьбе с онкологическими заболеваниями, крайне необходим для страны. Однако еще важнее, как будет проводиться реализация заявленных в документе положений, после того как соответствующие ведомства, наконец, документ согласуют. Россия, к сожалению, имеет печальный опыт отрыва концепции от практики. Этот опыт говорит о том, что даже четко поставленные главой государства задачи в ходе их реализации на уровне чиновников оборачиваются для страны еще большим хаосом. За примером далеко ходить не надо — «майские указы» президента от 2012 года обернулись для российского здравоохранения «оптимизацией» со всеми описанными, в том числе и в этой статье, последствиями.

Если это повторится вновь, российские пациенты так и останутся перед лицом смертельных заболеваний без адекватного и эффективного лечения. Очень бы не хотелось подобного повторения.

В январе 2018 года глава Минздрава В. Скворцова назвала борьбу с онкологическими заболеваниями «абсолютным приоритетом в сфере здравоохранения в 2018 году». Что ж, доживем — увидим.