Смерть и рэп, или Куда «пливе кача»
Две недели назад в нашей газете вышла статья Евгении Амосовой о недавно сделанном и сразу лихо «пошедшем в народ» клипе, исполненном дончанами Акимом Апачевым и Дарьей Фрей на руинах «Азовстали». Статья вызвала диаметрально противоположные отклики, и при всей небезусловности текста (а там, соглашусь, есть, к чему придраться), хотелось бы критику обсудить.
Сразу предупрежу: говоря о частичной справедливости придирок, я в целом версию Евгении Амосовой разделяю. И считаю важным, чтобы она была услышана нашей патриотической, болеющей за Донбасс общественностью.
Для начала обратим внимание на видеоряд, его странности и особенности. Есть два варианта клипа. Первый, чисто авторский, и второй, подготовленный Апачевым вместе с RT. В обоих два голоса — женский и мужской — две противоположные манеры исполнения. Исполнительница, обликом своим адресующая к гоголевской «Майской ночи, или Утопленнице», кого-то оплакивает — кого, не очень ясно. Но даже если отбросить слова, разобранные Амосовой и не принимать ее версию про оплакивание демонов, то все равно образ говорит о скорби, и музыкальный ряд тоже. Мужской же брутальный голос судит и «торжествует победу» над врагом. Во всяком случае, выдает это за победу. Это — рэп.
Посмотрев другие ролики Апачева, становится более понятно, отчего у девушки, претендующий на новую Богоматерь, столь мрачно-потусторонний вид. Апачев — это русский рэп весьма правого толка. И центральные символы в его клипах — насилие, волки, скрещенные «молотки» и черепа. Так, в одном из роликов («Мир Аллегорий», 2014 г.), упоминающем «Азовсталь», в промежутке между радостными кадрами советских кинохроник про этот промышленный гигант, мы видим «разоблачающий» их реальный — по Апачеву и его сотоварищам из группы О. Р. Да — образ истории как некоего механизма, где люди-шпунтики («люди без воли») управляются теми, кто имеет волю. И в этой «подноготной» истории — Гитлер, Ленин и Сталин стоят в одном ряду. А в тексте можно услышать: «сначала — геноцид, затем — колонизация». Что наверняка многих наводит на мысль об «учиненном в СССР геноциде-голодоморе» украинцев и о нацистской оккупации — опять же, в одном ряду…
Данный, откровенно гностический, повторюсь, ролик впечатляет. Да, в общем, как и соседние — со скрещенными молотками (известный символ) или с соединением шахтерской символики Донбасса с черепами (которые символ тоже слишком уж известный). Тут, конечно же, встает вопрос, зачем всё это было тащить на RT и телевидение в «обозе» мариупольского клипа? Почему именно столь подударно пиарящий себя Апачев должен стать «идеологическим лицом» Донбасса, а не другие донбассцы и российские военные, реально проливающие там сейчас кровь?
Но вернемся к статье Евгении Амосовой про «спрятанных демонов». Я, повторю, с большей частью сказанного ею, в отличие от критиков этой трактовки, — согласна. Хотя и считаю, что рассуждение о «пытке поднятыми руками» — это всё же перебор. Но этот перебор связан с представлением автора об идеальном образе и поведении нашего воина, которые не должны ни на чуточку расходиться с идеалами, пронесенными через века русской культурой. Да, таково мнение автора статьи. Но кому-то, как мы видим, это кажется полной ерундой. И чрезмерным чистоплюйством: «Ведь те-то и пытали, и убивали, а мы, выходит, не можем ничего?» Да оттого и не можем, говорит Амосова, что у нас к себе иной счет. Повышенный.
Та же история и с непониманием ряда читателей, зачем Амосова «приплетает» монолог Отелло и утверждает, что вопрос: «молился ли ты?» — намекает нам на намерение уничтожить пленного. Ну что тут сказать, не всем данная ассоциация приходит на ум как очевидная, поскольку культурный багаж и ассоциативный ряд у разного слушателя разный. Готова согласиться с тем, что это — амосовская натяжка, «лыко в строку» своей личной версии. Хотя, конечно, могу спросить критиков: а то, что столетиями приговоренным принято было давать помолиться перед казнью — это для вас тоже новость?
Но ведь «чумного доктора» не Евгения Амосова придумала, это те слова, которые из песни не выкинешь! Правда? И они очень красноречивы. Более того, воздействуют на эмоциональном уровне. Чумной доктор со своими рекрутами идет «лечить Калибрами»… Кто-то считает, что это случайность, набор неудачных слов? Или даже большая удача как образ (об этом прямо пишет Виктор Шилин). Но, простите, все знают, что действия чумного доктора были бесполезными, что его маска ни от чего не защищала, и что он быстро стал высмеиваемым персонажем уличного театра, комедии дель арте. А ведь в клипе слова о «чумном докторе» проговариваются рэпером на фоне соответствующих кадров мариупольских, действительно страшных разрушений. Мне вот такое сочетание картинки и слов кажется вполне сильнодействующим и… однозначным. А нашим патриотам, наверное, все бара-бир? Ну слова и слова, картинка и картинка — эка печаль!
А скажите всё же, почему те, кто возмущается версией Амосовой, выбирают в ней слегка подударные детали — поднятые руки и намерение пристрелить военнопленного — почему эти возмущенные в упор не видят других вещей? Таких, как этот «чумной доктор с рекрутами»?
И почему не отвечают на поставленный Евгенией вопрос о появившейся чуть раньше песне — «Мы вгрызаемся в Мариуполь»? Ее ведь действительно никто пиарить не стал — не странно ли? Ни на центральных каналах, ни даже в Сети. А почему? Может, она для кого-то, занимающегося пиаром, слишком «отдает» нашими военными песнями, рожденными в Отечественную или в Афганскую войну? В ней нет современного уличного «прикида» — рэпа и подвываний со «смяткой» из слов? Она четкая и понятная, а надо — запутать? «Заховать»? Эти неотвеченные вопросы — не мелочь.
Вот говорят, на Украине заходятся от ярости в адрес Апачева — значит, попало! И якобы это реакция на слова про «забирание мовы». Ну, а мне-то кажется, что возмущает ту сторону, даже бесит (совершенно понятным образом) издевательство над обрядовой поминальной песней. Просто посмотрите непредвзятым глазом съемку похорон «небесной сотни» с аутентичным вариантом «Пливе кача». Можно как угодно относиться и к обстоятельствам расстрела «сотни», и к дальнейшим событиям в Донбассе, но всё же трудно не признать, что там, на этих кадрах, всё очень всерьез, как того и требует смерть, и поют действительно хорошо. А теперь вдруг появляются «орки», глумящиеся в стиле рэпа — ну как не зайтись?
При чем тут вообще «мова»? Да и кто ее куда «забрал»? Вся эта концепция — дескать, тут Остап говорит с Андрием — высосана очевидным образом из пальца. А что он, кстати, сказал-то Андрию? Что будто бы всё «забирает», включая мову и… простите, Крым? Так «Крым наш» или он украинский? Я уже запуталась. Восемь лет и предыдущие двести тридцать считался вроде российским.
Но вот тут и начинается самое интересное. Что у создателя песни с идентичностью? Она что, местечково-донецкая? А где русский дух, русская культура и русское воинство, о которых так обеспокоенно говорит Евгения Амосова? Всего этого, похоже, нет в авторском сознании. Наверное, и не может быть, потому что Апачев работает по лекалам современного рок-исполнительства. Которое художественно вписано в жанр дискотеки, развернутой в данном случае не на стадионе или сцене, и не на улице Арбат, а на руинах «Азовстали». Других отличий, кроме руин, нет. Духоподъемности — ноль. С талантом плоховато — ну не Цой, не Высоцкий, право слово!
И что тогда это такое? Зачем надо хватать чужое и то ли искажать его, то ли пытаться присвоить, вместо того, чтобы выстрадать и показать свое? Как вообще можно трогать руками то, что побывало в фашистских руках? Или для давно привыкших к ультраправой символике — тут уже никакой проблемы? Почему нет обычной брезгливости и так нужной нам сегодня разборчивости?
Далее. Не раз уже было отмечено, что все постсоветские годы на Украине выстраивается и особым образом пропагандируется культ смерти. Собственно, началось это раньше — с того, что еще в 1970-е национальное сознание зациклили на теме «голодомора», сделав его воистину ключевым событием, сильно преувеличив цифры и вынув данное событие из общего контекста — голода в других регионах СССР и не только. Могильная тема царит и в песнях — начиная со «Ще не вмерла…» — и в литературе, и в особой тяге к обустройству похорон, настоящих и символических. Сладость, с которой говорится о смерти — одна из отличительных черт в антирусском конструкте, называемом «Украинство». В клипе Апачева и Фрей всего этого тоже вдосталь. А зачем? Зачем нам еще и чужое нездоровье?
В конце клипа звучат фразы о том, как следует правильно относиться к произошедшему в Мариуполе. Так сказать, «наказ» украинцам, что героизировать сдавшихся в плен «азовцев»* ни в коем случае не стоит, ибо они «покрыли позором». Говорят это зрителю два украинца с желто-голубыми шевронами. А кого стоит героизировать, логичный же вопрос? Во всяком случае, у меня он возник. Еще не сдавшихся — айдаровцев* и прочих кракенов? Это что за очередные пропагандистские «сапоги всмятку»! Это вклеено в клип по чистой случайности, от неразборчивости тех, кто его продвигает? А на самый главный госканал к Д. Киселеву клип тоже попал случайно? Для меня лично — Киселев не лучший рекомендатель, но это, конечно же, личные вкусы. И личная недоверчивость к данному «патриоту».
Но это не самое главное, хотя, боюсь, когда выяснится, что раскрут именно этой пропагандистской продукции был не мелочью, будет поздно что-то менять в прошитых мозгах.
Главное всё же, что пока у нас не будет своего внятного и сильного, в том числе художественно сильного, образа противостоящей фашизму России, своего наступательного образа, опертого на русскую культуру и ту ментальность, которая позволяла стране выстаивать в прошлых войнах — не будет ничего. Ни победы в идущей операции, ни построения своего мира. Нельзя смешиваться с противником в войне образов. Нельзя брать художественные средства из «общего котла» нынешних субкультур — а доминировать там будет субкультура фашистская как самая четкая, проартикулированная и адресующая к силе — и надеяться, что победит Россия. Это заведомо проигрышная позиция.
Настала пора различений и четких разграничений. Пока этого не видно.
* — Организация, деятельность которой запрещена на территории РФ.
