Истоки победы
Как два различных полюса Во всем враждебны мы: За свет и мир мы боремся, Они — за царство тьмы.
В. И. Лебедев-Кумач, «Священная война»
Во время Второй мировой войны мир стал полем горячей битвы гуманистических и антигуманистических идей. Поражение, постигшее страны, продвигавшие фашистскую идеологию, не поставило крест на самой идеологии. В настоящее время наблюдается рост неонацистских движений. Фашистское мировоззрение стремительно распространяется по миру, продолжает влиять на мировоззрение людей и в настоящее время уже угрожает новой мировой войной. Наряду с этим усиливаются попытки антикоммунистических сил уравнять Советский Союз с нацистской Германией. Опираясь на внешнюю схожесть форм, людям пытаются навязать мнение об идентичности их содержания, отождествляя коммунистическую идеологию с идеологией нацизма. Поэтому сегодня важно показывать истинное содержание данных идеологий. Настоящее исследование является частью работы, направленной на выявление фундаментальных различий между нацизмом и коммунизмом, повлиявших на исход войны — приведших к победе Красной Армии. Это необходимо для недопущения третьей мировой войны или для победы, если войну не удастся предотвратить.
Немецкий философ Макс Шелер писал, что фундаментом любой исторической концепции является определенная антропология — представления о природе человека. Эти представления накладывают решающий отпечаток и на саму концепцию, и на характер реализации этой концепции на практике. Рассмотрим, какие представления о сущности человека лежат в основе коммунизма — с одной стороны и нацизма — с другой.
Общим моментом в устройстве германского и советского общества было использование тяги человека к коллективности и обращение правящих партий к активности человеческих масс. Однако этот организационный принцип использовался для мировоззренческих целей, коренным образом различающихся.
Целью для нацистов было установление преференций для лиц германского расового корня и расширение территорий для них. Соответствующие положения присутствовали в Программе Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) под названием «25 пунктов», впервые оглашенной 1920 году и объявленной в 1926 году незыблемой:
«3. Мы требуем территории и земли (колоний) для пропитания нашего народа и для поселения нашего избыточного населения.
4. Гражданином государства может быть только тот, кто принадлежит к немецкому народу. Принадлежать к немецкому народу может только тот, в чьих жилах течет немецкая кровь, без различия вероисповедания. Поэтому евреи не могут принадлежать к немецкому народу».
Требование колоний для немецкого народа в дальнейшем было заменено требованием расширения государства на восток.
У коммунистов цель заключалась в уничтожении эксплуатации одной части общества другою и построении бесклассового общества. Из Программы Российской коммунистической партии (большевиков) 1919 года:
«Заменив частную собственность на средства производства и обращения общественною и введя планомерную организацию общественно-производительного процесса для обеспечения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества, социальная революция пролетариата уничтожит деление общества на классы и тем освободит всё угнетенное человечество, так как положит конец всем видам эксплуатации одной части общества другою».
В соответствии с этой целью в программе РКП(б) были определены задачи развития просветительства, привлечения всего трудящегося населения в основу государственного аппарата, уничтожения следов неравенства людей и привилегий для каких-либо наций.
Разные цели правящих партий в нацистской Германии и в Советском Союзе вытекали из разного отношения к равенству людей и противоположных взглядов на сущность человека.
Нацизм отрицает такое равенство, утверждая аристократизм в природе и невозможность улучшить человека. Гитлер писал, что объявляет непримиримую войну марксистскому принципу «человек равен человеку» и что аксиому неравенства следует применять не только по отношению к народам, но и по отношению к отдельным людям внутри каждого народа. Людей, считающих возможным преодолевать природу, он называл «пацифистскими дурачками» и утверждал, что необходимо уничтожать того горбатого, которого может исправить только могила. Среди великих деятелей, чье наследие имеет огромное значение для будущего, Гитлер называет Мартина Лютера — реформатора, утверждавшего, что человек является источником зла и не в состоянии самостоятельно изменяться. Известны следующие тезисы, при защите которых председательствовал М. Лютер: «Человек, будучи худым деревом, может делать только зло»; «Неоспоримый факт, что без благодати Божией воля направлена на развращение и зло»; «Свободная воля после грехопадения может делать добро только в подчиненном состоянии, но она всегда может совершать зло активно».
Отрицание возможности благого развития человеческих качеств и провозглашение обязательности борьбы за существование в человеческом обществе неизбежно ведет к утверждению необходимости развития животных качеств человека. Первостепенной Гитлер видел задачу вырастить здоровых молодых людей, а из духовных способностей (которые он считал второстепенным) требовал развивать инстинкт и волю. 6 сентября 1935 года, выступая на Нюрнбергском партийном съезде, Гитлер так сформулировал воспитательные критерии нацизма: «Нам не нужны интеллектуальные упражнения <... > По нашему мнению, молодой немец будущего должен быть стройным и ловким, резвым как борзая, гибким, как кожа, и твердым, как крупповская сталь».
В противоположность нацизму, коммунизм провозглашает равенство людей, стремясь довести лозунг буржуазных революций «Свобода, равенство, братство!» до практической реализации. К. Маркс писал в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», что «Равенство есть не что иное, как немецкая формула «я = я», переведенная на французский язык, т. е. на язык политики. Равенство как основа коммунизма есть его политическое обоснование. Это то же самое, что имеет место, когда немец обосновывает для себя коммунизм тем, что он мыслит человека как всеобщее самосознание. Вполне понятно, что уничтожение отчуждения исходит всегда из той формы отчуждения, которая является господствующей силой: в Германии это — самосознание, во Франции это — равенство, так как там преобладает политика, в Англии это — действительная, материальная, измеряющая себя только самой собой практическая потребность».
Одной из заслуг Гегеля Маркс называет рассмотрение самопорождения человека как процесса, а это означает, что Маркс придавал большое значение становлению и изменению человека во времени. В «Манифесте коммунистической партии» (1848 г.) так описывается коммунизм: «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Таким образом, коммунистическая идеология предполагает возможность развития каждого человека, т. е. его совершенствования.
Маркс подробно разобрал сущность коммунизма как общества, в котором развиваются именно человеческие качества индивидуумов. Причем он не противопоставлял человека природе, но утверждал, что человеческие качества могут развиваться только в обществе других людей: «Только в обществе его природное бытие является для него человеческим бытием и природа становится для него человеком. Таким образом, общество есть законченное сущностное единство человека с природой». Маркс показал, что освобождение человека от частной собственности, которая заменяет физические и духовные чувства чувством обладания, освободит человека для развития человеческих качеств и чувств: «На место всех физических и духовных чувств стало простое отчуждение всех этих чувств — чувство обладания <...> Поэтому уничтожение частной собственности означает полную эмансипацию всех человеческих чувств и свойств».
Силы, стремящиеся дискредитировать коммунизм, указывают на якобы общие черты коммунистических и нацистских идей, опираясь на определенную левизну Гитлера в политике отношения к народу, на наличие и в нацистской Германии, и в Советском Союзе социальной политики — заботы государства о собственном народе. Однако разница во взглядах на сущность человека в фашистском и в коммунистическом мировоззрениях проявилась в кардинальном различии реализации этих социальных идей на практике.
Так, в обеих странах развивалась система доступной медицинской помощи. В Германии это была заложенная еще Бисмарком система социального медицинского страхования, в Советском Союзе — система Семашко с упором на профилактику и доступность государственных клиник. Однако в Германии практиковалась принудительная стерилизация для предотвращения наследственных болезней и эвтаназия, с помощью которой избавлялись от инвалидов. Принудительной стерилизации было подвергнуто около 350–400 тысяч человек (по некоторым оценкам, в результате операций погибло до 5 тысяч женщин), общее число жертв эвтаназии в период между 1939 и 1945 гг. доходит до 180 тыс. человек. Кроме того, в Германии практиковалось использование расово «неполноценных» людей для медицинских опытов. В СССР же эвтаназия являлась преступлением, а об опытах над людьми не упоминается даже в дискуссиях — как абсолютно несовместимых с гуманистическими принципами.
Разный взгляд на сущность человека стал также причиной кардинального различия политики в области образования населения в Германии того времени и в СССР. В обеих странах стремились сделать доступным образование для широких слоев общества независимо от социального положения. Однако содержание образования было разным.
Еще в 1923 году, на выступлении в Мюнхене, Гитлер утверждал: «Необходимость изменения характера образования вызывается тем, что мы ныне страдаем от избытка образования. Ценны только знания, но всезнание является врагом действий. Что сейчас необходимо, так это инстинкт и воля». На уже упоминавшемся Нюрнбергском партийном съезде он заявил: «Знание разрушительно для моей молодежи». Учебные программы Германии менялись в соответствии с этой установкой. В общую программу включались только те предметы, которые могли быть использованы в дальнейшей практической деятельности и специализации. Соответствующий пункт содержался в программе НСДАП «25 пунктов»: «п.20. <...> Учебные планы всех учебных учреждений должны быть приспособлены к практическим потребностям». Заявлялось, что доступность высшего образования не должна зависеть от социального положения молодых людей, однако это образование предназначалось только для особо одаренных. Когда гитлеровцы пришли к власти, одним из первых мероприятий явилось ограничение доступа учащейся молодежи к высшему образованию. К началу Второй мировой войны число студентов высшей школы в Германии сократилось вдвое.
В СССР существовал противоположный подход к образованию — получение народом знаний рассматривалось как необходимая основа для построения коммунистического общества. Ленин так озвучил этот подход 2 октября 1920 года на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». Задачей ставилось освобождение школы от тупого натаскивания и зубрежки в пользу продуманного освоения знаний. В соответствии с этим и велась политика в сфере образования. По всей стране ликвидировалась безграмотность, открывались новые школы и вузы. За один и тот же период число немецких студентов вузов уменьшилось вдвое, в СССР число студентов высших учебных заведений увеличилось (почти втрое).
В 1920 году, в разгар гражданской войны и послереволюционной разрухи, Россию посетил английский писатель Герберт Уэллс. Он имел возможность сравнить положение в области образования с царским периодом. В своей книге «Россия во мгле» он написал: «Должен признаться, что работа большевиков в этой области, к которой я сперва отнесся с большим недоверием и предубеждением, показалась мне поразительно плодотворной... <...> ...Я пришел к убеждению, что в условиях колоссальных трудностей в Советской России непрерывно идет грандиозная работа по народному просвещению и что, несмотря на всю тяжесть положения в стране, количество школ в городах и качество преподавания неизмеримо выросли со времен царского режима».
И в Германии, и в Советском Союзе программы просвещения народа несли принципы государственной идеологии в массы. Однако если в Германии они, кроме идеологической пропаганды, ставили целью обеспечение досуга населения и формирование преданности немецкому государству, то в СССР просвещение населения было направлено на культурное развитие народных масс для того, чтобы эти массы участвовали в построении социализма. Указывая на необходимость культурной революции для развития кооперации среди крестьянства, Ленин писал: «Без поголовной грамотности, без достаточной степени толковости, без достаточной степени приучения населения к тому, чтобы пользоваться книжками, и без материальной основы этого, без известной обеспеченности, скажем, от неурожая, от голода и т. д., — без этого нам своей цели не достигнуть».
Особенно ярко разница в подходе двух режимов к просвещению населения и развитию людей выразилась в отношении к книгам как к хранилищам знаний и средству учиться размышлять. В обеих странах печать считали орудием пропаганды. Ее использовали для привлечения широких масс на сторону правящей партии. Однако по разному относились к мировому культурному наследию.
В Германии после прихода к власти Гитлера было устроено демонстративное сожжение книг. Причем кроме неугодных марксистских политических изданий уничтожались книги Томаса Манна, Генриха Манна, Эриха Марии Ремарка, Альберта Эйнштейна, Джека Лондона, Стефана Цвейга, Лиона Фейхтвангера, Бертольта Брехта и других выдающихся представителей немецкой и мировой прогрессивной литературы. Продукция немецких книгоиздательств в первые месяцы фашистской диктатуры упала по сравнению с 1931 годом на 30 %.
В России наблюдалась обратная тенденция. После революции большевики хотя и пресекли выпуск контрреволюционных изданий, но одновременно приняли меры для выпуска доступных по цене изданий русской классической литературы и массовых учебников. Из Декрета ВЦИК о Государственном издательстве от 29.12.1917 (11.01.1918 по новому стилю): «...поручается Народной комиссии по просвещению <...> немедленно приступить к широкой издательской деятельности.
В первую очередь должно при этом быть поставлено дешевое народное издание русских классиков. Сочинения тех из них, срок авторского права которых истек, должны быть переизданы». Одновременно советская власть занималась обеспечением сохранности имеющегося книжного фонда и доступности книг для населения. 17 июля 1918 года был издан декрет «Об охране библиотек и книгoхранилищ». Библиотеки создавались при заводах, профсоюзах, домах культуры. В 1939 году в СССР было уже около 250 тысяч библиотек всех типов с фондом более 500 млн книг. При этом количество массовых библиотек увеличилось с 14 тысяч в 1913 году до 95 тысяч в 1940 г.
В советское время существовала цензура, но она касалась сугубо идеологических моментов и осуществлялась в целях сохранения государственного строя, а не в целях уничтожения культуры или ограничения доступа населения к мировому культурному наследию. Случавшиеся злоупотребления цензурой или влияние личного вкуса руководителей на распространение художественных произведений не являются закономерностью, вытекающей из коммунистической идеологии.
Нацизм не допускал одновременного существования различных идеологий. Обосновывая необходимость террора в борьбе с идейными противниками, Гитлер писал, что цельное миросозерцание никогда не согласится делить свое влияние с другим миросозерцанием, и что подлинное миросозерцание отвергает правило «живи и жить давай другим». Такая постановка вопроса означает, что и после победы миросозерцания его необходимо поддерживать террором. Отсутствие физического и духовного террора при нацизме возможно только при отсутствии сопротивления.
Предлагаем сравнить с взглядом Ленина на возможность существования идейного многообразия при социализме. Говоря о необходимости борьбы с мировой буржуазией, Ленин подчеркивал: «В эпоху империализма не может быть иного спасения для большинства наций мира, как революционное действие пролетариата великодержавных наций, выходящее за рамки национальности, ломающее эти рамки, свергающее интернациональную буржуазию. Без такого свержения останутся великодержавные нации, то есть останется угнетение девяти десятых наций всего мира. А такое свержение ускорит в громадных размерах падение всех и всяких национальных перегородок, не уменьшая этим, а в миллионы раз увеличивая «дифференцирование» человечества в смысле богатства и разнообразия духовной жизни и идейных течений, стремлений, оттенков». Ленин не просто допускал, а приветствовал многообразие, считая это многообразие плюсом подлинного коммунизма. А это означает, что при коммунизме нет необходимости в тотальном подавлении всех инакомыслящих.
Ленин верил в творческий потенциал масс. В работе «Как организовать соревнование?», рассуждая об организационных качествах, он пишет: «Рабочие и крестьяне еще «робеют», еще не освоились с тем, что они — теперь господствующий класс, еще недостаточно решительны. Этих качеств в миллионах и миллионах людей, всю жизнь вынужденных голодом и нуждой работать из-под палки, не мог создать переворот сразу. Но в том-то и сила, в том-то и жизненность, в том-то и непобедимость Октябрьской революции 1917 года, что она будит эти качества, ломает все старые препоны, рвет обветшавшие путы, выводит трудящихся на дорогу самостоятельного творчества новой жизни».
Существует мнение, будто бы установка на коллективизм не допускает возможности свободного развития отдельных личностей. С точки зрения марксизма, это не так. К. Маркс писал: «Индивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни — даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного, совершаемого совместно с другими проявления жизни, — является проявлением и утверждением общественной жизни». Признание развития индивида проявлением общественной жизни означает, что общество будет ограничивать его только в том случае, если оно будет вредить другим членам общества.
Свобода развития личности зависит от условий, в которых она находится, в том числе зависит и от других членов общества. А это значит, что условия максимальной свободы развития для каждого члена общества можно создать, только когда первоочередной задачей общества стоит развитие общества в целом, а не отдельных личностей.
Таким образом, приверженность коллективистскому мировоззрению не означает обязательного упрощения отдельных индивидуумов, из которых состоит общество. Несмотря на цензуру печати, на подчинение работы научных и культурных учреждений определенным идеологическим установкам, в Советском Союзе было одно из лучших в мире образование, а условия для развития личностей и были не менее, а может, даже более благоприятны, чем в капиталистическом обществе. Это подтверждается техническими достижениями и большим вкладом СССР в мировую науку и культуру.
В норме человек поступает в соответствии со сформированными в детстве понятиями о благе и зле. В коллективистском обществе действия, вредящие коллективу, отмечаются как плохие, эти действия осуждаются. Человек сам ограничивает такие действия, а добровольное ограничение порой эффективнее законодательного. И это неизбежно сказывается на морально-нравственном климате в обществе.
После перестройки, в результате критики коллективизма и форсированного вброса в общественное сознание индивидуалистических идей, условия формирования человека изменились. Изменился и моральный климат. Опрос ВЦИОМ в 2007 году показал, что для большинства граждан (61 % из опрошенных) этот климат изменился в худшую сторону. Интересно исследование отношения людей к возможности преступать морально-нравственные нормы. Показательно распределение ответов в разных возрастных группах. Респондентам предлагали выбрать из двух суждений более близкую им точку зрения (см. рис. 1).
Среди респондентов, бóльшую часть жизни проживших в советское время, максимальное число людей придерживались точки зрения, что моральные принципы и нормы нельзя преступать — так считали в 2007 году 3/4 опрошенных граждан 60 лет и старше. А среди молодежи, чьи взгляды сформировались в постсоветское время, большинство согласились, что ради успеха иногда приходится преступать моральные нормы. При советском коллективизме условия для формирования морально-нравственного стержня человека были более благоприятны, чем в постсоветское время.
Гитлер отвергал принцип парламентаризма, утверждая, что он противоречит идее аристократизма в природе, что для достижения целей необходимо подчинять массы людей тем личностям, которые в тяжелой борьбе доказали свое право на избранность. Необходимость диктатуры личности при гитлеровском национал-социализме вытекала из самого мировоззрения.
В противоположность нацистскому мировоззрению, в советском государстве авторитет вождя не вводился в теорию как догмат. Диктатура пролетариата в коммунистической идеологии рассматривается как временная мера. В организации советского государства сразу после революции была установлена советская власть как организационная форма диктатуры пролетариата — для подавления сопротивления бывшего господствующего класса и для ликвидации возникшего во время революции хаоса, ведущего к преступлениям. Однако в программе РКП(б), принятой в 1919 году, отмечалось, что ограничения политической свободы — это временная мера, и по мере исчезновения возможности эксплуатации человека человеком эти ограничения будут сниматься, вплоть до полной отмены.
Для мотивации масс Гитлер опирался на фанатизм и слепую веру в лидера, а в поддержании дисциплины придавал большое значение примитивности масс. Он писал, что наличие только образованных людей в политическом движении никуда не годится, что без простых примитивных солдат невозможна никакая дисциплина, что этим простым примитивным солдатам не нужно растолковывать смысл действий: всё, что необходимо, — это обращение к их чувствам и инстинктам. Несомненно, что ограничение образования молодежи в гитлеровской Германии было необходимо именно для культивирования примитивности в целях более удобного управления массами.
В советском обществе опора на массы предусматривала повышение их сознательности и обучение. В организации партии применялся принцип демократического централизма — сочетание демократизма (самодеятельности и инициативы масс, выборности руководящих органов и их подотчетности массам) с централизацией (дисциплиной, руководством из одного центра, выполнением партийных решений, подчинением меньшинства большинству). При этом централизация и повиновение воле руководителя в любой области деятельности могли принимать разные формы в зависимости от уровня сознательности участников. Ленин так писал об этом в работе «Очередные задачи советской власти»: «Это подчинение может, при идеальной сознательности и дисциплинированности участников общей работы, напоминать больше мягкое руководство дирижера. Оно может принимать резкие формы диктаторства, — если нет идеальной дисциплинированности и сознательности».
Слепая вера в руководство отвергалась. Так, в 1918 году в связи с постановкой на первый план методов управления и отсутствием нужных кадров среди пролетариев, советская власть была вынуждена привлекать буржуазных специалистов за высокую плату, что являлось отступлением от принципов пролетарской власти, требующих сведения жалований к уровню средних рабочих для предотвращения карьеризма. Ленин настаивал на недопустимости скрывать это от рабочих и на необходимости разъясненять причины: «Нам надо изучать особенности в высшей степени трудного и нового пути к социализму, не прикрывая наших ошибок и слабостей, а стараясь вовремя доделывать недоделанное. Скрывать от масс, что привлечение буржуазных специалистов чрезвычайно высокими заработками есть отступление от принципов Коммуны, значило бы опускаться до уровня буржуазных политиканов и обманывать массы. Открыто объяснить, как и почему мы сделали шаг назад, затем обсудить гласно, какие имеются средства наверстать упущенное, — это значит воспитывать массы и на опыте учиться, вместе с ними учиться строительству социализма».
В гитлеровской идеологии насилие занимает центральное место. Определяя человека как часть природы, постоянно находящуюся в борьбе за существование, Гитлер видел в насилии способ существования и считал, что мир без насилия невозможен: тот, кто не хочет участвовать в драке, не заслуживает права на жизнь. Не случайно в элитных нацистских интернатах Наполас (Национал-политические воспитательные учреждения) воспитанников превращали в людей, способных творить насилие и убивать.
Совершенно противоположный взгляд на насилие можно увидеть в марксистской идеологии. Как показал Эрих Фромм в работе «Концепция человека у Карла Маркса», насилие у Маркса играет временную роль:
«Самое демократическое правительство опирается на принцип силы, который позволяет большинству выступить против меньшинства, если этого требуют интересы сохранения статус-кво. <...> ...Хотя Марксова теория насильственной революции лежит в русле буржуазной традиции (исключая Англию и США), Маркс делает значительный шаг вперед по сравнению с буржуазными теоретиками насилия. Этот прогресс марксистского взгляда на применение силы коренится во всей его теории исторического процесса.
Маркс видел, что никакая политическая сила не может вызвать к жизни ничего принципиально нового, если оно не подготовлено в недрах общественного и политического развития (того или иного общества). Следовательно, насилие (если оно вообще необходимо) играет роль, так сказать, последнего толчка в развитии, которое в основном уже состоялось само собой. По этому поводу он говорит, что насилие — это повивальная бабка всякого старого общества, когда оно беременно новым.
Большой заслугой Маркса, признаваемой им самим, является как раз то, что он перешагнул через традиционные буржуазные воззрения — он не верил в творческую способность насилия, не брал на вооружение мысль, будто политическое насилие само по себе может обеспечить новый социальный строй. Потому насилие играло в глазах Маркса лишь в высшей степени временную роль, а вовсе не роль элемента, обязательного и постоянно действующего при переустройстве общества».
Более того, насильственное свержение существовавшего строя, провозглашенное в «Манифесте коммунистической партии», преследовало цель приблизить уничтожение насилия как такового, вытекающего из противоположных интересов классов: «Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и всё производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подавления другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса».
Революция, Гражданская война, трагедия политических репрессий в тридцатые годы дают повод противникам коммунистической идеологии отождествлять ее с обязательным насилием, искажая ее сущность. На основании якобы обязательного насилия они приравнивают коммунизм и нацизм, хотя такое приравнивание противоречит идеям, лежащим в основе этих идеологий. Так, при нацизме применение насилия вытекает из самой идеологии, тогда как в коммунистической идеологии насилие диктовалось только необходимостью взятия власти и уничтожения частной собственности, которая препятствует развитию человеческих качеств и которую добровольно мало кто захочет отдавать.
Ленин неоднократно писал, что методы надо изменять при изменении обстоятельств. Например, после подавления военного сопротивления капитала в лице Краснова, Савинкова и т. п. стали актуальными другие методы: «Мы побеждали методами подавления, сумеем побеждать и методами управления. Методы борьбы против врага надо уметь изменять, когда изменяются обстоятельства».
Мировой опыт показывает, что перевод частной собственности в государственную возможен и без революции — правовыми методами, благодаря политической воле большинства. И допущение идейного многоoбразия, и гибкость в выборе методов достижения цели, и опора на просвещение и опыт без слепого фанатизма — все это позволяет утверждать, что применение насилия не является обязательным при построении коммунизма.
Более того, сам коммунизм в виде общества без частной собственности, с точки зрения Карла Маркса, не является целью человеческого развития, он всего лишь необходим для эмансипации человека: «Коммунизм есть позиция как отрицание отрицания, поэтому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества».
Как можно заключить из «Экономическо-философских рукописей 1844 года», Маркс считал нужным «с одной стороны, очеловечить чувства человека, а с другой стороны, создать человеческое чувство, соответствующее всему богатству человеческой и природной сущности». Уничтожение частной собственности заявлялось важным потому, что частная собственность порабощает человеческие чувства и свойства. Практика показала, что это действительно так, — приведенные ранее статистические данные свидетельствуют, что при коллективистском мировоззрении в отсутствие частной собственности морально-нравственный климат (безусловно зависящий от уровня развития человеческих качеств членов общества) был более благоприятен по сравнению с нынешним положением — при наличии частной собственности и преобладании индивидуалистических тенденций. Если же практика покажет успешность направления общества на путь развития человеческих качеств без уничтожения частной собственности, с помощью других методов — метафизических, социальных, образовательных и т. д., — то человечество сможет взять эти методы на вооружение для реализации целей коммунизма.
В реализации на практике любой идеи присутствуют этапы совершенствования этой идеи — дополнение теоретических выкладок, исправление выявленных ошибок. Это же касается и реализации идеи построения общества, в котором свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех. Прекращение существования СССР никак не может быть доказательством безжизненности коммунистических идей и неимения возможности совершенствовать коммунистическую идеологию, добавляя в нее новые факторы, отсутствие которых помешало на практике построить коммунизм.
В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что нацизм и коммунизм являются антиподами — в их основе лежат противоположные взгляды на сущность и природу человека, которые накладывают отпечаток и на цели людей, придерживающихся данных идеологий, и на методы достижения целей, и на практическую реализацию заявленных целей. Стремление антикоммунистических сил создать из коммунизма жупел (приравнивая его с помощью манипуляций к нацизму) вызвано желанием опорочить саму идею построения общества без эксплуатации, навязать мнение об отсутствии альтернативы системе человеческой конкуренции, развивающей эгоистические качества людей. Это попытки остановить развитие общества. И этим попыткам необходимо давать отпор.
