Концептуализация бандеровского нацизма. Часть I
Трагические события украинского «майданного переворота» освещаются прессой, в основном, в их катастрофической «фактологической» части. И, как мы видим, вызывают в большинстве российского общества определенное недоумение: откуда взялась эта преисполненная ненависти к «москалям» и «омоскаленным» дьявольская сила, которая уже несколько месяцев «панует» на Украине?
Между тем, идеи которые пропитывают эту силу, уже почти столетие инфицируют украинскую народную толщу. Эти идеи создали бандеровский нацизм и его военно-политическое воплощение в 30-х — 40-х годах ХХ века. Эти идеи продолжали жить и работать после Второй мировой войны — открыто в западной бандеровской эмиграции и подспудно на советской Украине. И эти же идеи в постсоветское время вышли на идеологический и политический простор нашей «незалежной» соседки и создали предпосылки для попытки бандеровского реванша, которую мы сейчас с ужасом наблюдаем.
Имя этим идеям — украинский нацизм.
Начиналось все с украинского этнического национализма середины XIX — начала ХХ века. Именно тогда польскими интеллектуалами и австрийскими генштабистами из местных говоров конструировалась «отличительность» особого украинского языка. Именно тогда создавались, «онаучивались» и концептуализировались первые мифы об особой, отдельной от московитов, украинской нации.
Именно тогда появлялись первые труды, доказывавшие, что Россия грубо нарушает соглашение о воссоединении, принятое Переяславской Радой, и потому у народа Украины нет никаких обязательств перед имперской Москвой. Так, например, харьковский адвокат Микола Михновский еще в 1900 г. выпустил во Львове брошюру «Самостийная Украина», в которой объяснял, что Россия, практически полностью лишившая Украину автономии, — это главный враг украинского народа.
События революций 1905 и 1917 гг., последующей украинской смуты и гражданской войны — поляризовали все слои украинского общества. И создали первый пласт той украинской интеллигенции, которая в 1920-х годах начала склоняться к крайне радикальным формам национализма.
Главной фигурой, которая концептуально оформляла этот процесс, стал Дмитро Донцов. Этот родившийся в 1883 г. выходец из богатой семьи учился в Петербургском, Венском и Львовском университетах, рано включился в рядах социал-демократов в революционную деятельность. Но уже в 1913 г. Донцов ушел от социал-демократов и заявил, что Украина для обретения независимости должна в грядущей войне выступить на стороне врагов России.
В августе 1914 г. Донцов создал и возглавил на Галичине под контролем австро-венгерского МИДа «Союз освобождения Украины», главной целью которого было названо превращение Украины в монархический протекторат Германии и Австро-Венгрии — «Украинский коронный край».
С 1916 г. Донцов находится в Швейцарии и становится одним из организаторов и участников «Лиги нерусских народов России» (отметим, что это — прообраз созданного бандеровскими эмигрантами после Второй мировой войны «Антибольшевистского блока народов»).
В 1918 г. Донцов приезжает в оккупированный германской армией Киев и возглавляет Украинское телеграфное агентство в правительстве гетмана Скоропадского. После вывода германских войск — возвращается во Львов, где в 1926 г. выпускает свой главный концептуальный труд «Национализм».
Какой-либо научной новизны в этом опусе Донцова нет. Есть внимательное прочтение зарубежных предшественников-националистов и авторов теории элит, а также обобщение опыта итальянского фашизма и становящегося германского нацизма.
Так, словосочетание «интегральный национализм» Донцов берет у лидера французской протофашистской организации «Аксьон Франсез» Шарля Морраса. Социал-дарвинизм и учение о расовой борьбе — заимствует у Герберта Спенсера и дополняет идеями «этнического расизма» французского националиста Мориса Барреса, в результате чего у Донцова понятие «раса» фактически совпадает с биологическим понятием «вид» и социологическим понятием «нация».
Идея «международного социал-дарвинизма» у Донцова почти буквально повторяет тезисы лидера итальянских националистов Энрике Коррадини: « тот, кто представляет себе народы как определенные виды, которые, как и в органическом мире, обречены на вечную конкуренцию между собой, — тот ясно видит, что даже два из них не поместятся на одном клочке земли под солнцем... более слабый... будет вынужден уступить место более сильному».
Отсюда, по Донцову, вытекает историческая неизбежность империалистической экспансии: «Империализм — это не только грабеж, но и одновременно выполнение общественных обязанностей в общественных интересах нациями, призванными и способными на это. Есть высшие... народы, которые умеют править другими (и собой), и народы, которые этого не умеют... Право сильных рас — организовывать людей и народы для укрепления существующей культуры и цивилизации».
Идеи господства организованного «орденского» меньшинства над неорганизованным «быдлом» внутри нации Донцов берет у Моска, Михельса и Лебона: «отношения внутри нации определяются тем, что нация поделена на касты... Иерархическую структуру нации возглавляет инициативное меньшинство... особый слой «лучших людей». Это инициативное меньшинство Донцов называет «аристократией», «орденом», тогда как остальную часть народа — толпой, плебсом, «упряжным скотом», «который шел туда, куда ему было указано, и выполнял то, в чем заключалось его задание».
Идеи Донцова о творческом насилии как движущей силе исторических наций — перепев работ Жоржа Сореля и сподвижника Муссолини, итальянского футуриста Филиппо Маринетти: «задачей лучших людей нации является применение творческого насилия над основной массой народа». И далее: «существуют нации-завоеватели, которые творят историю... главной целью наций-завоевателей является царствование, устроение жизни согласно собственным представлениям, невзирая на то, сколько усилий народа понадобится в это вложить, не считаясь со связанными с этим жертвами».
У Гаэтано Моска и Муссолини Донцов берет воинственный «вождизм». Во главе «ордена лучших людей», по Донцову, должен находиться «вождь с неограниченной властью».
И, наконец, рассуждения Донцова о форме грядущей украинской государственности отчетливо перекликаются с идеями «тотальной личности» в «тотальном государстве» соратника Муссолини Джованни Джентилле. При этом центральным концептуальным понятием, проходящим у Донцова через всю книгу, является человеческая воля в трактовке Шопенгауэра, Бергсона и особенно Ницше: «воля к жизни» и «воля к власти».
Новое у Донцова в сравнении с предшественниками — внеморальный радикализм иерархического нацизма и особый, накаленный антироссийский пафос. Это явно прослеживается и в его книге «Национализм», и в более поздних работах.
Так, Донцов пишет: «Правящая каста... должна составлять особую группу.., выкованную из другого металла, нежели покорная, равнодушная, неустойчивая масса... эта каста должна демонстрировать совершенно особые свойства духа и души, принадлежащий к этой касте член не знает ни милосердия, ни человечности в отношении личности... такому человеку свойственна нетерпимость ко всему, что противоречит идеалу, ибо нельзя быть апостолом, не испытывая желания решительно расправиться с кем-либо или что- то разрушить».
При этом Донцов проводит жесткое разделение между нацией как объединением «свiдомих» (сознательных) членов национального организма — и народом, который он решительно презирает. По Донцову, механизм создания нации — «чистка» украинского народа от всех чужеродных и «несвiдомих» элементов (заметим, насколько откровенно эти тезисы воспроизводятся апологетами нынешней «майданной революции»!). Соответственно — никаких идей дружбы между нациями, федерализма или автономий — только нация, «чистая» от всех, не способных или не желающих в нее интегрироваться. Это — «требование расовой гигиены».
Для консолидации нации, по Донцову, «основная задача: не допустить разложения общества, не допустить, чтобы ядовитые бациллы демократии прогрызли его. Необходимо сцементировать его в цельный, мощный и устойчивый ударный организм огромной силы... прежде всего путем установления ряда догм, правил.., путем утверждения своей истины, единственной и непогрешимой.., наконец.., безжалостно расправляясь с сомневающимися».
Далее Донцов подчеркивает, что интегральный «волевой» национализм должен быть романтическим, догматическим и иррациональным. Причем романтизм должен «питаться легендой последнего боя» (явная отсылка к германской нацистской мифологии Вальгаллы), а также «отрицанием того, что есть и увлекательной картиной катастрофы, приносящей новое». Догматизм — «появится в сопровождении категорического приказа, беспрекословного послушания». А их единство Донцов определяет так: «...синтез обоих... противопоставляет «смысловому» — иррациональное.., доказательствам — авантюризм.., он не дискутирует.., хочет осуществить идею несуществующую и принципиально противоположную конкретной... все это обусловливает его воинственность, антипацифизм». И далее, ссылаясь на Спенсера: «...Тезис, что разум управляет человеком, так же глуп, как и тезис, что им управляют глаза ... Единственно очевидная психическая сила — это желание».
А еще от своего интегрального национализма Донцов требовал фанатизма и аморальности. Он подчеркивал, что «национальная идея должна была быть аморальной», а реализовать ее должен фанатик, который «считает свою правду единственной, общей, обязательной для других. Отсюда его агрессивность и нетерпимость к иным взглядам».
Но чтобы этого добиться, по Донцову, нужно «творческое насилие инициативного меньшинства», без которого нельзя всецело подчинить собственные народные массы и направить их на агрессию против других. Донцов подчеркивает, что «насилие не является таким методом, который может быть, а может и не быть. Агрессия, посредством которой новая идея воплощается в жизнь, не является случайной, она имманентна каждой... религиозной либо национальной идее». И далее: «Фанатизм», «инстинктивные чувства», «эмоциональность» вместо «разумного» подхода, дух «национальной нетерпимости», — все, что оплевывали у нас, должно реабилитировать свежее и молодое украинство».
Донцов внимательно следил за успехами фашистов и нацистов в Европе (в Италии, Германии, Румынии, Бельгии), открыто называл себя фашистом и гордился тем, что открывает фашистский путь для Украины. И при этом подчеркивал, что именно ему принадлежит заслуга расового выявления России и русских как главного вековечного врага Украины и «цивилизованного мира».
В своих рассуждениях о человеческих расах/нациях/видах Донцов называет украинцев «избранным народом». Поскольку, якобы, исторической основой украинцев является высшая нордическая раса, и они «созданы из той глины, из какой Господь создает избранные народы».
В «Национализме» Донцов объявляет о существовании в Евразии двух «миров»: Латино-германского и Московско-азиатского, которые исторически несовместимы и всегда враждуют между собой. По Донцову, раздел между этими мирами проходит по восточным этническим границам Украины и Белоруссии.
Этот раздел в более поздних работах Донцов объясняет тем, что русские якобы даже не имеют отношения к расовой борьбе внутри человечества, поскольку вообще не относятся к виду «человек разумный» (вновь отметим, как эта же лексика сегодня воспроизводится «майданными» лидерами вроде Юлии Тимошенко, называющей активистов Юго-Востока, протестующих против обезумевшей киевской власти, «существами»).
В итоге именно русские недочеловеки, по Донцову, много веков препятствуют не только вызреванию и становлению полноценной украинской нации, но и цивилизованному развитию Запада.
Вот такая адская концептуальная смесь была взята на вооружение украинскими нацистами Бандеры и Мельника в конце 1920-х годов.
О том, как она трансформировалась и переходила в политическую практику, а также почему и как реанимировалась на нынешней Украине, — в следующей статье.
