Культура и Апокалипсис
Победа СССР над гитлеровской Германией стала триумфом коммунистической идеи. Восточная Европа присоединилась к социалистическому блоку. В Западной Европе коммунисты вошли в состав правительств ряда стран. Чтобы почувствовать атмосферу того времени, стоит посмотреть многосерийный фильм «Маленький мир дона Камилло», снятый в начале 50-х годов в Италии. В нем показана жизнь провинциального итальянского городка, в котором есть две авторитетные силы: мэр-коммунист и приходской священник. Их постоянное соперничество, споры, бесконечные курьезные столкновения, тем не менее, всякий раз выявляли родственность стремлений и товарищеский дух, возникший в совместной борьбе церкви и Компартии с фашизмом.
Вот почему в те времена в Европе, пронизанной духом победы над фашизмом, книга австрийского философа Фридриха фон Хайека «Дорога к рабству» (1944 г.), в которой и социализм, и фашизм были названы тоталитаризмом, была воспринята многими с враждебным недоумением.
Однако вскоре общественная атмосфера изменилась — начались гонения на компартии, Советский Союз из союзника и друга был превращен в «империю зла». А фон Хайек, в свою очередь, в 1947 году создал общество «Мон-Пелерин», объединившее интеллектуалов для борьбы уже не просто с тоталитаризмом, а с любым коллективизмом: любые общественные объединения были объявлены дорогой к тоталитаризму! Далее эту идею развивали Карл Поппер, Збигнев Бжезинский... И главное, эта идея сумела проникнуть в культуру. В культуру, уже глубоко травмированную несостоятельностью, неспособностью дать адекватный ответ на фундаментальные вопросы, вставшие после Второй мировой войны.
Представитель франкфуртской философской школы Т.Адорно писал в 1966 году: «Освенцим доказал, что культура потерпела крах. То, что могло произойти там, где живы все традиции философии, искусства и просветительского знания, говорит о чем-то значительном, а не просто о том, что дух, культура не смогли познать человека и изменить его. После Освенцима любая культура вместе с любой ее уничижительной критикой — всего лишь мусор».
Нельзя сказать, что совсем не было поиска ответа на вопрос, что же именно произошло? Почему «культурный» человек претерпел такую страшную метаморфозу, позволив фашизму победить себя?
Так, американский кинорежиссер Стэнли Кубрик начал говорить о том, что в человеке тяга к прекрасному совмещается с жестокостью и агрессией. В его фильме «Заводной апельсин» (1971) группа молодых преступников совершает раз за разом жестокие, чудовищные преступления, а после они наслаждаются Девятой симфонией Бетховена, которого называют «Старый, добрый Людвиг Ван» (потом этот прием будет многократно повторяться: например, в фильме «Апокалипсис сегодня» вертолетная атака во Вьетнаме происходит под музыку Вагнера). В итоге предводитель этой жестокой компании попадает в тюрьму, где соглашается на эксперимент. Задача эксперимента — психологическая обработка преступника с целью отбить всякое желание к совершению преступлений. Но результаты эксперимента поражают ученых: жестокий преступник превращается в слабое и безвольное существо, неспособное защитить даже себя.
Общественное мнение приняло фильм в штыки. Фильм сразу заклеймили как пропаганду насилия, с исполнителем главной роли Малколмом Макдауэллом знакомые не здоровались на улице, кинотеатры отказывались от проката. Но — лиха беда начало...
Пытались вникнуть в природу фашизма и такие талантливые кинорежиссеры, как Стэнли Крамер или Ингмар Бергман. «Вы ведь жили здесь, вы должны были что-то понимать?» — спрашивает у немцев в фильме Крамера «Нюрнбергский процесс» пожилой американец-судья, приехавший в Германию исполнять обязанности прокурора на Нюрнбергском процессе.
Вплоть до краха СССР война на культурном фронте шла с переменным успехом. Но, увы... Крушение Советского Союза нанесло сильнейший удар по тому, без чего не может быть ни кинематографа, ни искусства, ни культуры вообще, — по идеалам. Конечно же, гуманистическим. Других человечество, по понятным причинам, никогда не создавало: человеку как виду не выжить, если идеальность исчезнет или, тем более, окажется вывернутой наизнанку.
К сожалению, приходится констатировать, что крах СССР был истолкован как свидетельство несостоятельности гуманистических идеалов. Последнее слово оказалось за фон Хайеком и его последователями, рассуждающими о том, что любое идеальное — это дорога к насилию, к несчастью, к катастрофе. Связывая подобные ужасы с наличием идеалов, фон Хайек почему-то умалчивал о том, чем обернется их отсутствие. А обернулось оно превращением кино, да и не только его, в индустрию насилия и разврата.
Ярким примером нового кинематографа является фильм «Прирожденные убийцы», по сценарию Квентина Тарантино (1994). Фильм рассказывает о вымышленной паре серийных убийц Микки и Мэллори Нокс, совершивших десятки жесточайших убийств и ставших знаменитыми на весь мир.
Главный герой Микки объясняет свое поведение так: «Множество людей уже мертвы, их надо только избавить от страданий. И тут появляюсь я, посланник судьбы». После ареста парочки к ним в тюрьму прорывается журналист, чтобы договориться о прямом эфире с места их казни. Далее следует кровавая сцена захвата в заложники журналиста и оператора, и зритель видит еще более кровавый сюжет и далее по нарастающей, все больше и больше крови.
Часть исследователей считает, что показ сцен насилия в фильмах и телевизионных программах повышает агрессию зрителей. Существуют примеры прямой зависимости роста насилия от числа показанных агрессивных сцен, которые «запускают» или «включают» механизмы подражания.
Один из последних примеров — трагическое событие, произошедшее в Москве 7 ноября, когда молодой юрист (названный журналистами «аптекарским стрелком») убил шестерых своих коллег, предварительно оставив в «Твиттере» послание, что «ненавидит все человечество». Любимым фильмом убийца, кстати, назвал «Прирожденных убийц» К.Тарантино.
Количество смертей, крови и разрушений, зашкаливающее в эфире любого телеканала, возвращается к нам в виде чудовищных эксцессов и ничем не мотивированных преступлений.
Отдельно надо сказать об отказе кинематографа от прежних героев и появлении совершенно новых героев. В 1969 году итальянский режиссер Бернардо Бертолуччи снял фильм по мотивам рассказа аргентинского писателя Хорхе Луис Борхеса «Тема предателя и героя». Фильм называется «Стратегия паука». В основе сюжета — история героя-антифашиста, оказавшегося предателем. Чтобы не подорвать репутацию движения, друзья убивают бывшего соратника, подстроив все так, чтобы вина за его убийство пала на фашистов. Похожая тема звучит и в фильме Пола Верховена «Черная книга» (2006), где герой-антифашист, возглавляющий партизанский отряд, в конце фильма оказывается циничным предателем, всю войну работавшим на фашистов.
Итак, герой-антифашист выкинут на помойку. Ибо он насквозь фальшив. Но кто же новый герой, лишенный этой «гуманистической фальши»? Наиболее известным из этих новых героев является серийный убийца из фильма «Ганнибал» (2001). Прототипом Ганнибала Лектора был серийный убийца Альберт Фиш. Этому недочеловеку больше всего нравилось подкарауливать маленьких девочек, долго-долго мучить их, перед тем как убить, а впоследствии поедать их изуродованные тела. Энтони Хопкинсу, сыгравшему роль маньяка-людоеда в фильме «Ганнибал», досталось всего лишь 16 минут экранного времени, но это не помешало актеру завоевать «Оскара» в номинации «Лучшая мужская роль».
Отдельной темой в современных кинематографе и литературе является многообразие изображений фантазийных злых сил разного рода. На киноэкран выходят тысячи искусственно созданных чудовищ, привидений, восставших из мертвых, зомби… Следом за гуманизмом из кино уходит связанный с этим гуманизмом Свет. Его место занимает Тьма.
«Боги, рожденные при свете дня, считались менее древними, чем боги, рожденные в ночи», — говорил американский писатель Генри Торо. Кто именно древнее, а значит, сильнее, — это отдельный вопрос. В данном случае речь идет не о свободной конкуренции культуры и природы, света и тьмы, дня и ночи. Хотя и такая конкуренция бросает вызов всей истории человечества. Речь идет о сознательном навязывании природного и отрицании культурного, о навязывании Тьмы и отрицании Света. О культе ночи. И обо всем том, что вытекает из подобного культа.
Ночь становится главным временем суток для развлечений. Периодически появляются акции «Ночь в музее», клубная культура расцветает ночью, уже стали обыденностью уличные фаер-шоу и ежегодные празднования «Хэллоуина» с набором всяческой нечисти.
Либерализм вынул из бутылки этого джинна. И не может теперь с ним ничего поделать. Не может или не хочет? Вроде бы в США занимаются классификацией культурной продукции (фильмов, телевизионных программ). Мол, эти опасны, а эти нет. Но в том-то и дело, что доведенное до определенного состояния население реагирует на подобные запреты весьма специфически. А либеральная доктрина, изгнавшая идеальное из культуры, почему-то не убирает, а наоборот, поощряет сцены с драками и кровью, щекотание нервов ужастиками с экранов телевизоров. Почему? Не потому ли, что это неминуемо обучит нового либерального человека всему тому, чему его намеревался ранее обучить фашизм. Подавляя идеальность как таковую, объявив войну гуманизму, либералы более изощренно и эффективно осуществляют именно фашистский проект — проект превращения человека в больного зверя.
Это начинают фиксировать и представители христианских конфессий, для которых подобное превращение человека в зверя означает пришествие Антихриста. Патриарх Кирилл, выступая на конференции, говорит о том, что в скором времени на повестке дня будут стоять не гомосексуальные браки, а разрешение педофилии. Что либеральный плюрализм оказывается опасным инструментом, разрушающим главные принципы бытия. «Постмодерн вместо истины вводит плюрализм… Истины и лжи не существует. Стирается граница между добром и злом. Приход Апокалипсиса будет именно таким», — говорит Патриарх.
Патриарха можно обвинить в предвзятости по отношению к враждебным ему либералам. Но можно ли обвинить в этом покойного Иоанна Павла II? А ведь он еще в 1995 году, в своей энциклике «Evangelium Vitae» заявлял, что в обществе, в котором «важнейшим критерием является успех», а значит, слабый обречен на уничтожение, распространяется «культура смерти».
А в январе 2006 года его преемник Бенедикт XVI на воскресной мессе также заговорил об антикультуре, назвав ее «культурой смерти», и расшифровал, что он вкладывает в это понятие: «Антикультуре смерти свойственны уход от реальности, иллюзии, притворное счастье, выражающееся в восприятии сексуальности как чистого удовольствия без примеси ответственности. Она процветала в Римской империи, когда на арене Колизея на потеху публике убивали христиан, она есть и в современном обществе».
Глава католической церкви не просто выражает тревогу в связи с тем, что вакуум, образовавшийся в отсутствие веры и высоких смыслов, быстро заполняется насилием, гедонизмом и развратом. Он считает, что «культура смерти» «доминирует в обществе» и призывает сказать ей «нет». Но что значит сказать «нет»? Героиня французского драматурга Жана Ануя говорит: «Я здесь для того, чтобы ответить вам «нет» и умереть». Но если хочешь жить, то мало сказать «нет» надвигающемуся ужасу. Надо понять, что этот ужас насылают враги. И что война с ними на культурном фронте является нашим священным долгом перед предками и потомками.
