Левитан и мы. Современные интерпретации творчества художника
Мы публикуем статью известного искусствоведа, автора ряда книг о крупнейших русских художниках Владимира Петрова. В предлагаемой статье Вл. Петров пишет о негативных процессах, затронувших национальное наследие классического российского изобразительного искусства.
Экспонировавшаяся в 2010–2011 гг. в Государственной Третьяковской галерее юбилейная выставка И. Левитана пользовалась огромным успехом и стала рекордной по посещаемости. Она не только стала одним из самых отрадных явлений культурной жизни нашей страны последних лет, но и требует глубокого осмысления.
Полная нетерпения перед встречей с Левитаном огромная очередь у здания на Крымской набережной, волны радости и любви людей разных возрастов и профессий в самих залах, потребность осмыслить пережитое перед волнующими полотнами — вот то, что ощущалось на выставке картин художника, глубоко и остро ощущавшего красоту природы России, чувствовавшего духовную связь с ней. И большинство «простых» посетителей после общения с Левитаном, с трудом находя слова, говорили о «глотке свежего воздуха» и «луче света в темном царстве».
Но зато спектр суждений в прессе, интернете и искусствоведческих изданиях, вызванный юбилейной выставкой, мягко говоря, поразил пестротой. Кто-то просто выплескивал плохо структурированные эмоции как еще один «позитив» — видимо, наряду с концертом какой-нибудь поп-звезды или очередной поездкой на отдых за границу. Для кого-то выставка стала поводом поумничать, к какому «изму» принадлежит художник и кто «круче» — Левитан или Малевич. Кто-то из специфических «ценителей» смотрел на левитановские пейзажи с холодным интересом вкладчика денег, как на бренд, который можно использовать в коммерческих целях. А кто-то отчужденно и с раздражением ворчал о «хрестоматийности» и несовременности художника, и за этим слышалось: «Зачем ты пришел мешать нам?»...
Левитан действительно оказался сегодня пробным камнем — трудный «диалог» с его искусством заставил с особой остротой ощутить, насколько мы утратили гармонию с природой, с ее ритмами, дыханием, солнечной сущностью жизни на Земле.
В действующей ныне в России модели природа рассматривается исключительно в сырьевом, коммерческом или в «рекреационном» плане (при этом иностранная природа для рекреации предпочтительнее). Не случайно в наших СМИ, насаждающих мещанскую квазикультуру наряду с постмодернистским артхаусом, табуированы любые слова о любви к родной природе, а тем более, о «красоте русской земли». И если мы слышим что-то подобное, то лишь в рекламных образах типа рекламы молока «Домик в деревне».
Продающий и покупающий мир современного глобального мегаполиса с его «потребленчеством», массовой культурой, отсутствием объединяющих природу и людей идеалов болезненно влияет на нас, деформирует чувства, обрекает на клиповое, дробное восприятие истории и мироздания. Соответственно и классическому искусству, требующему от человека цельности, предпочитаются шоу-бизнес и «актуальное искусство».
Юбилей Левитана показал также, что плохо обстоит дело и с «материальной памятью» о художнике, с историко-художественными объектами, связанными с Левитаном. Едва ли не погибает мастерская Левитана в Москве, где ныне находятся реставрационные мастерские Академии художеств. Здание мастерской находится в столь плачевном состоянии, что, как говорят, «едва выдерживает громоздкую мемориальную доску». Еще в советское время возникла идея открытия Музея-мастерской Левитана в Москве, но она, к сожалению, так и не была реализована. Тем более вряд ли приходится мечтать о таком музее сегодня, хотя президент Академии художеств и некоторые другие художники при жизни имеют собственные музеи, расположенные в отреставрированных старинных особняках.
Печальна судьба «левитановского» Плеса — удивительного городка на Волге, еще до недавнего времени сохранявшего органическую вписанность в живописнейший ландшафт волжских берегов, слияние с музыкой речного пространства и тихую простоту быта — качества, некогда вдохновлявшие Левитана, а за ним и других русских художников.
В 1980-м году там был создан Государственный музей-заповедник, с 1972 года существует Дом-музей Левитана, а в 1997 году открылся и Музей пейзажа, и местными музейщиками проводится любовная и кропотливая работа по увековечиванию памяти Левитана. Но рядом с Музеем пейзажа и Домом-музеем Левитана возводятся безвкуснейшие коттеджи, а из главных видовых точек и мемориальных пространств, в том числе береговой полосы, «горы Левитана» и устья Шохонки пытаются по максимуму выдавить финансовую выгоду. Так что в городе и окрестностях скоро уже нельзя будет найти ни одного «левитановского» места — ни одного живого участка береговой полосы, ни одного тихого уголка с ивами и ольхой над рекой, ни одной уютной лесной дорожки в березовой роще.
Как нам кажется, в Плесе рельефно проявилось чудовищное явление сегодняшней социальной психологии: современные «покупатели» культуры и природы, приглядев престижное или просто красивое пространство (будь то старая усадьба, место древней битвы или луг и роща у реки), вместо того, чтобы сохранять его и любоваться, «присваивают» это место, ставя в самые живописные точки свои чужеродные, как аппараты инопланетных пришельцев, постройки и заборы, лишая окрестности тех качеств, из-за которых они, казалось бы, сюда и «прилетели».
Места, пробуждавшие вдохновение русских художников-пейзажистов, превращаются в зону комфортной «расслабухи» и туристического шапочного ознакомления со «снятием информации» и покупкой «магнитиков». А ведь когда-то Плес называли «русским Барбизоном» по аналогии с французским местечком Барбизон, породившим целую школу великих пейзажистов, накрепко связавших свое искусство и судьбу с родной природой и жизнью народа.
И было бы даже странно, если бы влияние подобных мертвящих жизнь и культуру процессов не проявилось бы и в современном искусствознании (как зеркале и показателе духовного тонуса общества), в том числе в публикациях и выставках последних лет, связанных с Левитаном.
На первый план в творчестве Левитана наши мэтры от искусствознания по большей части выводят далеко не самые важные для понимания искусства пейзажа как духовного воссоединения человека с мирозданием факты и аспекты.
Чаще всего они вовсе уходят от сущностной проблематики пейзажного искусства, занимаясь иными, более нейтральными и политкорректными, не требующими духовных усилий «мейнстримными» аспектами: сведениями о заграничных связях художника, чисто внешними, формально интерпретируемыми стилевыми привязками его к модернизму ХХ века, вспоминают якобы забытые (а в действительности, в силу периферийности «отодвинутые» прежними исследователями) моменты его творческой биографии. Последнее выдается за открытие «другого Левитана».
Ни в «базовой» статье М. Киселева «Исаак Ильич Левитан. Проблемы творчества», ни в других статьях каталога выставки в принципе нет места ни проблематике мировоззрения Левитана и глубинного генезиса его искусства, ни социальной природы «настроений» «сумеречного» времени, в которое довелось жить и работать Левитану — художнику, по своему выразившему гуманистическое неприятие буржуазного отчуждения от природы и человечности, питавших энергию русских революций 1905 и 1917 годов. Соответственно, нет речи и об осмыслении действительной, человеческой актуальности наследия Левитана для нашего времени.
В основном всё сводится к бессмысленной формально-стилистической квалификации отдельных работ и периодов творчества художника в обход главной, содержательной, философско-поэтической проблематики «пейзажа настроения» искусства конца XIX — начала XX века, мастера которого чувствовали себя «посредниками между людьми и природой» (Н. Римский-Корсаков).
Лидер и во многом создатель московской школы пейзажа (да к тому же и любимый учитель Левитана и Коровина) А. К. Саврасов упоминается авторами каталога буквально в нескольких словах, а другой создатель московской школы и учитель Левитана — Перов — вообще не упоминается ни в одной из юбилейных публикаций. Зато предметом специального внимания оказываются «мирискуснический» аспект творческого пути Левитана, «Неизвестные работы Левитана в Израильском музее в Иерусалиме», а также произведения художника в различных графических техниках. Тем самым «другой Левитан», об открытии которого как о своей заслуге говорит руководство музея, на деле оказывается Левитаном, лишенным и художественно-мировоззренческих корней, и главного нерва, смысла своего творчества.
На уровне массовой, «журналистской» литературы, прямо рассчитанной на обывательские вкусы, характерно смакование тайн биографии «загадочного Левитана». И уж здесь «сенсационное» внимание к деталям жизни художника доходит до «китча» и до пошлых описаний интимных отношений художника с женщинами.
Наконец, в интернете весьма распространено муссирование вопроса о национальной принадлежности искусства Левитана. Так, можно увидеть сотни повторений слогана, видимо, наделяемого неким многозначительным смыслом: «Великий русский художник Левитан родился в бедной еврейской семье». Кроме того, в его искусстве усматривают чуждую русскому духу «еврейскую тоску», а в безлюдности его пейзажей видят влияние запрета Торы на изображение людей. На этом направлении (традиция Розанова-Солженицына) дело дошло до анекдотического невключения Левитана в пудовый «Энциклопедический словарь русской цивилизации».
В целом, подводя не очень радостный итог взаимного вопрошания Левитана и нашего времени, можно сказать, что, уже судя по посещаемости юбилейной выставки художника и множеству откликов на его творчество, в нашем обществе остро чувствуется потребность в общении с одухотворенным искусством, напоминающем нам о возможности восприятия Земли не в качестве «сырья» и объекта манипуляций с недвижимостью, а как природы родной страны, Родины, где мы рождаемся не для потребления, а, как говорил древний философ, «чтоб видеть Солнце».
Но в реальности мы оказались в ситуации небывалого отчуждения друг от друга и природы и не только общее положение вещей, но и состояние и направленность гуманитарного знания мешают нам не только преодолеть, но и вполне осознать сущность историко-культурного, социального и экзистенциального пата, в условиях которого мы существуем.
И, как нам кажется, в этих условиях особые усилия и историков искусства, и культурологов должны быть направлены на постижение тех духовных основ и качеств, «внутренней формы» творчества, которые давали силу лучшим людям прошлого, жившим также не в идеальных условиях, вновь и вновь находить в себе способность и силу жить высшими интересами, не только всем существом переживая свою связь с красотой природы, но и наполняя чувством этой живительной связи и свои произведения, и «творческое поведение» (М. Пришвин). Необходимо более ясное понимание и постижение чувства природы в истории мировой и русской культуры и нашего собственного места в этой истории.
Применительно же к творчеству Левитана это значит как минимум внимание не только к средствам, но и прежде всего к целям, смыслу его творчества, к тому, какой духовный опыт он аккумулировал и переосмыслил; почему он, говоря словами Платонова о Пушкине, «вошел в русскую культуру вместе с полем и лесом»; в чем сущность воплощенного в его искусстве отношения к природе, сделавшего живописца не только одной из центральных фигур русской культуры, итогом развития русского пейзажа XIX века, но и важнейшей исходной точкой и опорой многих явлений русского искусства и начала ХХ века и советского времени. Но именно эти аспекты, как ни печально, оказались в публикациях юбилейного «года Левитана» обойденными...
