Лучшие детские дома России? — Уничтожить!
В XXI веке любая война становится войной образов. А что такое образ?
Что такое образ вообще — и образ детского дома, в частности. Для начала надо признать, что образ детского дома может сильно отличаться от реального детского дома. Любой образ кто-то зачем-то создает. Для этого используются определенные приемы, нанимаются специалисты, владеющие этими приемами. Специалистам нужна не только зарплата, им нужны средства производства, позволяющие создавать образы, и мало чем отличающиеся от средств производства, позволяющих создавать вещи.
Для производства металла нужны доменные печи, а для производства образа — газеты, сайты, телеканалы. Всё это стоит дорого. И находится в распоряжении собственников, которые ориентируются и на выгоду, и на определенные референтные группы, пропихивающие те или иные модели.
Образ чаще всего кем-то и зачем-то заказан. Заказчик чем-то мотивирован. Мотивы эти должны быть достаточно сильными для того, чтобы заказчик начал тратить средства, причем немалые, на то, чтобы заказать тот или иной образ.
Что же мотивирует создателей негативных образов детских домов? Искреннее возмущение безобразиями, творящимися в этих домах, или нечто другое?
Я готова согласиться с тем, что в каких-то детских домах творятся возмутительные безобразия, и что на это благородно реагируют журналисты, живописующие эти безобразия и мотивированные только одним — желанием, чтобы этих безобразий не было.
Но чем мотивированы те, кто воюет с детскими домами, в которых нет этих самых вопиющих безобразий, а, напротив, есть очень много хорошего?
И опять же я понимаю, что согласно определенной концепции любой детский дом плох потому, что он — детский дом, то есть суконное, казенное учреждение. И потому надо заменить заведомо плохие детские дома некими фостерными семьями. Ибо семья — это всегда лучше, чем детский дом. Даже самая плохая семья лучше, чем самый хороший детский дом. А хороший детский дом — это детский дом, который закрыли, раздав детей по фостерным семьям.
Но эта концепция начинена невероятным лицемерием, оно же «Даешь Россию без сирот!». Потому что сироты всё равно есть. И даже если сироту отдать приемным родителям, то комплекс сироты не будет избыт автоматически от того, что сирота окажется в чужой семье. Если не предпринять особых усилий, скрывая от сироты, что он — приемный ребенок, окружая сироту особой заботой, то комплекс сиротства будет только обострен фактом помещения ребенка в чужую семью. А если вдобавок сообщить ребенку, что в этой чужой семье он оказался потому, что семье за него государство денежки платит, то сирота озлобится. Мол, вот они — свои дети, а я — чужой, да еще и платный. Я, можно сказать, этих чужих за свой счет содержу. Почему такая незатейливая мысль не посещает умы сторонников «России — без сирот»? Не потому ли, что есть некий заказ и созданная под этот заказ идеология? И кто-то до предела загипнотизирован этой идеологий, а кто-то участвует в дележе ресурсов, ради получения которых идеология создана?
Фостерная семья — это родители по найму. Нормальная семья — это любовь и бескорыстие. Может ли существовать любовь по найму? Конечно, может. Но все мы знаем, как она называется, и вряд ли даже после 24 лет дикого российского капитализма можно назвать такую любовь — любовью.
В детском доме формируется некая большая семья, в которой есть место и равенству (все мы — сироты), и честности (не скрываем, что сироты), и субординации, которая сродни родительской (хороших руководителей детских домов дети-сироты воспринимают, конечно же, как родителей). Но там есть и другое. Профессионализм, который необходим, чтобы работать с сиротами, инфраструктура, позволяющая преодолевать неизбежные издержки сиротства. И, наконец, в детском доме, если, конечно, это хороший детский дом, неизбежно рождается коллектив, в котором есть место и коллективному состраданию, и коллективной солидарности. Не с этим ли воюют сторонники атомизации общества, считающие, что лучше в фостерных семьях создать озлобленных и недееспособных индивидов, чем в детских домах создавать дееспособных и доброжелательных коллективистов?
Фанатики либеральной атомизации ненавидят всё, что отдает коллективизмом. Достаточно почитать Поппера, чтобы убедиться в том, насколько силен этот фанатизм сторонников так называемого «открытого общества». Но в России он сильнее, чем где бы то ни было, потому что здесь ненависть к коллективизму сплетается с ненавистью к «совку». А поскольку детские дома — это в каком-то смысле «советское наследие» (Макаренко и др.), то с ними хотят расправляться не во имя блага детей, а совсем из других соображений. Дополняемых, конечно, корыстью, но не сводимых к оной.
И как только ты начинаешь избавляться от идеологического гипноза (мол, как хорошо, когда всё открыто), то обнаруживается, что открытое общество — это общество-монстр, в котором нет места ничему человеческому. Это фабрика по производству дегуманизации, по производству постчеловеков. На алтарь этого монстра приносятся нормальная семья, нормальное образование, нормальный социум, нормальный коллективизм, нормальная культура, то есть весь человек. Открытое общество — это не общество, где мы говорим, что хотим, и ездим, куда хотим. Это совсем другое. Это антисоциум, в котором царствует безумный эгоцентризм, дополняемый бесконечной податливостью к любой конъюнктуре. Человек лишен связей, он не умеет их строить и не должен этого делать. А поскольку человек — это именно система связей, причем плотнейших, эмоционально насыщенных, то место нормального человека занимает постчеловек, то есть социальный мутант, то есть монстр.
Война с детскими домами ведется ради создания подобных монстров или суррогатных людей в суррогатных, то есть фостерных семьях.
Сопротивление подобному созданию монстров вместо людей — вот что такое борьба за сохранение детских домов в России. Конечно, если речь идет о качественных детских домах. Но существуют ли такие детские дома? Да, существуют. И именно их закрывают в первую очередь.
Летом 2014 года к нам, в РВС, почти одновременно обратились выпускники и воспитатели двух детских домов — «Молодая гвардия» и № 39 — с просьбой помочь им сохранить эти уникальные организации детского воспитания, одной из которых исполнилось 95, другой — 75 лет. Оба детских дома имеют прекрасные традиции, преданных детям высококвалифицированных специалистов-педагогов и воспитателей, а также выпускников, которые помнят и любят свои родные детские дома, съезжаются в них ежегодно и сейчас бьются за то, чтобы и другие дети-сироты могли жить, как и они, в их родном ДОМЕ.
Напомним читателю, что за закрытие всех детских домов и передачу оттуда детей в приемные семьи более всего выступает общественная организация «Альянс инициатив «Россия без сирот», тесно связанная с украинским Альянсом «Украина без сирот», а также с неопротестантскими сектами (в чем легко убедиться, ознакомившись на сайте Альянса со списком его партнеров).
Что же касается федеральной программы под названием «Россия без сирот», то оказалось, что ее не существует. О чем публично заявил главный омбудсмен Павел Астахов на встрече с активистами Всероссийского Родительского Сопротивления 1 декабря 2014 года. Получается, что федеральной программы нет, а хорошие и даже отличные детские дома по-прежнему закрывают.
Мы уже писали о детском доме «Молодая гвардия» (газета «Суть времени» № 105, 26.11.2014 г.). Несмотря на все сложности эпохи установления дикого капитализма в России, детский дом «Молодая гвардия» не исчез, а, напротив, благодаря государственной и спонсорской поддержке улучшил свои материальные возможности, наработал новые и сохранил прежние традиции, расширил возможности воспитательно-образовательного процесса, выпуская в жизнь достойных граждан своей страны.
Ярый противник любых детских домов А. Гезалов пишет, что из 13 выпускников детского дома его года выпуска в живых остался он один. По данным «Молодой гвардии», за прошедшие десятилетия живы и социализовались 95 % выпускников. В тюрьму за последние 15 лет попали всего 2 выпускника. Как говорится, почувствуйте разницу.
Удавалось это, прежде всего, потому, что, несмотря на навязываемые все постперестроечные годы «новые ценности», в детском доме «Молодая гвардия» по-прежнему большое внимание уделялось трудовому воспитанию, профориентации, профессиональной подготовке воспитанников.
Подчеркнем: «Молодая гвардия» — это детский дом «семейного типа». В семьях, занимающих отдельные благоустроенные квартиры, живут по 8 детей от 3 до 16 лет. Семейный способ организации жизни создает условия, в которых дети учатся готовить, шить, вышивать, вязать, стирать, гладить, делать элементарный ремонт (клеить обои, красить), накрывать на праздничный стол и многое другое. У каждого ребенка в «семье» есть постоянные поручения, дежурства по «семье», по детскому дому. Дети участвуют в субботниках, в бригадах по ремонту мебели и благоустройству территории. По окончании девяти классов каждый воспитанник получает квалификационное удостоверение по одной из профессий — швея-мотористка или делопроизводитель со знанием компьютера.
Согласитесь, что такой список умений явно не соответствует расхожей претензии к детским домам, что, дескать, их выпускники ничему не научены и совсем не готовы к жизни вне детского дома. Многие ли сегодняшние дети из родных и приемных семей обладают таким перечнем практических навыков?
К полезным навыкам и умениям следует добавить и те, которые дети получают на занятиях в многочисленных кружках детского дома. Это: музыкальный, хореографический, ИЗО, компьютерный, швейный, «Умелые руки», целый ряд спортивных секций и доступный всем детям тренажерный зал. Напомним, что оба защищаемых нами детских дома находятся в прекрасных уголках Подмосковья, с лесом, садом, с возможностью ежедневных занятий спортом на действительно свежем воздухе (с волейбольными и баскетбольными площадками, футбольным полем, возможностью для занятий лыжами и коньками).
Работа взрослых с детьми, поступающими в детские дома, сложна. Детдомовские дети делятся на три категории: дети-сироты, у которых умерли родители, дети, у которых родители были лишены родительских прав, и дети, родители которых находятся в заключении или больны (чаще всего — психически). Задача воспитателей — найти путь к сердцу каждого ребенка, лишенного родительского тепла и заботы. И эта задача выполнялась блестяще. Помимо человеческого участия взрослых для помощи детям использовались уникальные возможности детского дома — с детьми постоянно работали два психолога (в кабинетах, оснащенных современной аппаратурой). Благодаря этому у детей снижалась агрессивность, беспокойство, тревожность, нормализовался сон, активизировалась мозговая деятельность.
И опять мы задаем риторический вопрос: имеются ли подобные возможности для корректировки сложных детей в приемных платных семьях, ради которых уничтожаются детские дома?
Не желая превращать статью в рекламный проспект детского дома, тем не менее, стоит сказать о духовном, патриотическом воспитании детей. Это работа воспитанников и воспитателей по созданию и насыщению Музея истории детского дома. Это военно-спортивные игры «Зарница», «Тропа разведчика», а для старших воспитанников — прохождение «Курса молодого бойца» на базе училищ ВДВ в Рязани и Туле. На территории детдома построен православный храм, священник которого является духовным наставником многих детей и сотрудников детского дома.
Но остановим бытописание жизни детского дома. Только еще раз отметим, что для детей и для взрослых, которые их воспитывали, учили, лечили их израненные души, готовили к непростой взрослой жизни, это был ДОМ.
(Продолжение следует)
