Новое — это хорошо забытое старое
Отечественная школа реформируется не впервые.
Придя к власти после Великой Октябрьской социалистической революции, большевики стали достаточно радикально разбираться с доставшейся им в наследство системой образования.
Были ли у них ошибки? Безусловно. Но давайте обсудим не сами эти ошибки, а то, как они их исправляли. Обсудим это не из любопытства к историческим сюжетам, а ради того, чтобы, сопоставив происходившее тогда и происходящее теперь, сделать необходимые выводы.
16 октября 1918 года, меньше чем через год после революции, советская власть делает серьезный шаг в сфере образования. Новая власть издает декрет «Об Единой Трудовой Школе Российской Социалистической Федеративной Советской Республики».
Единая трудовая школа — это школа, которая должна стать доступной для всех детей, независимо от общественного и имущественного положения их родителей. Она должна давать, кроме общеобразовательных знаний, также трудовые знания, навыки и умения. Идею трудового обучения высказывали еще ранние социалисты-утописты. Но действительно широкое распространение эта идея получила в конце XIX — начале XX веков в связи с острой потребностью в квалифицированных рабочих кадрах для промышленности.
В Советской России трудовая школа стала формироваться после революции. И маркером этого формирования стал названный выше декрет. Вот некоторые его статьи.
Статья 17-я. Задавание обязательных уроков и работ на дом не допускается.
Статья 18-я. Никакие наказания в школе не допускаются.
Статья 19-я. Все экзамены — вступительные, переходные и выпускные — отменяются.
Статья 20-я. Деление на классы по мере возможности должно быть заменено делением на группы по степени подготовленности учащихся к соответствующему роду занятий.
Примечание. Переход в несоответствующую возрасту высшую группу допускается лишь по выслушивании заключения школьного врача.
Как мы видим, разрушается привычная школа и строится на ее месте новая.
В этой новой школе отменяются наказания, которые в старой школе носили очень жестокий характер (порки розгами, избиения линейкой, унизительные стояния на коленях и так далее). Вряд ли кто-то может осуждать отмену этих наказаний. По крайней мере, мне лично такая отмена представляется необходимой и благотворной.
А теперь пора переходить от безусловно благотворного к сомнительному. В новой школе детям высвобождают домашнее время, скорее всего для труда и творчества. А кто сказал, как они его используют?
В новой школе отменяют все виды экзаменов, обосновывая это тем, что экзамен не позволяет составить правильное представление об умственном развитии и о знаниях учеников, и тем, что экзамен оказывает разрушительное действие на учащихся и студентов. Сомнительность этой меры обнаружилась очень быстро. Нет экзамена как критерия успешности обучения — а что является другим критерием? Между тем, если критериев вообще нет, то и обучения нет.
И, наконец, в новой школе отменяют деление по классам, видимо, для более гибкого деления учащихся по степени подготовленности, что, как тогда казалось, должно было привести к более эффективному обучению. Между тем, одинаковая подготовленность людей совсем разного возраста влечет за собой массу негативных последствий, препятствующих построению правильного коллектива, а значит, и правильному процессу обучения в нем.
Выше я уже сказал о том, что собираюсь обсуждать не сами негативы ранних большевистских образовательных реформ, а то, как они исправлялись. Исполняя обещанное, знакомлю читателя с постановлением ЦК ВКП(б)«О начальной и средней школе» от 5 сентября 1931 года, посвященным исправлению недостатков в образовании.
«ЦК считает, что коренной недостаток школы в данный момент заключается в том, что обучение в школе не дает достаточного объема общеобразовательных знаний и неудовлетворительно разрешает задачу подготовки для техникумов и для высшей школы вполне грамотных людей, хорошо владеющих основами науки (физика, химия, математика, родной язык, география и др.)».
Далее в постановлении указано, что невозможно оторвать политехнизацию школы от прочного усвоения наук, среди которых перечислены физика, химия, математика. И отмечено, что преподавание предметов должно проходить на основе строго определенных программ и четких расписаний.
Как мы видим, для большевиков не было задачи делать реформу ради реформы. ЦК ВКП(б) оценивает состояние образования, а не продвижение реформ. В своем постановлении ЦК предложил положить в основу работы школы указания Ленина, которые он дал еще в 1920 году. Среди этих указаний есть следующие:
Избегать ранней специализации...
Расширить во всех профтехшколах общеобразовательные предметы...
Задача высших классов школ второй ступени (к школам второй ступени относились классы с 5-го по 9-й, а с 1929 года — по 10-й классы) — дать «ремесленника», но ремесленника с широким общим образованием...
Также было предложено наркомпросам союзных республик (наркомпрос — народный комиссариат просвещения) проработать программы с тем, чтобы обеспечить систематизированные знания по родному языку, математике, физике, химии, географии и истории. Причем, проработать их с таким расчетом, чтобы с 1 января 1932 года начать преподавание по новым программам. Напомню, что постановление выпущено 5 сентября 1931 года. На всю работу отводится 4 месяца. Потому что нужно срочно переламывать ситуацию в школе.
Теперь посмотрим, что же происходило в 1932 году. Меньше чем через год после рассмотренного выше постановления выходит еще одно — «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе» от 25 августа 1932 года.
Постановление отмечает, что после предыдущего (от 1931 года) постановления в школах установлен больший порядок — твердые расписания, более четкая организация учебной работы и хода учебных занятий.
Но при этом указывается, что получивший распространение лабораторно-бригадный метод привел к обезличке в учебной работе, снижению роли педагога и к отсутствию индивидуальной учебы каждого отдельного учащегося. Напомню, что лабораторно-бригадный метод обучения — это метод, при котором обучение идет не через традиционные лекции, уроки и семинары, а через работу учащихся в бригадах и самостоятельное выполнение учебно-лабораторных занятий практически без участия учителя. Цель — избавить обучаемых от учительской репрессивности, расковать самоорганизацию, приучить к коллективной ответственности, смягчить травмы личной неуспеваемости... Словом, осуществить всё то, что теперь называется гуманизацией обучения.
Рассматриваемое постановление предлагает ликвидировать этот метод, основой организации учебы сделать урок с группой учащихся (то есть с классом) по строгому расписанию (при этом, безусловно, не исключались, а наоборот — поощрялись коллективные формы учебной работы, но такие, чтобы они не становились единственными или доминирующими).
Также преподавателя обязывали излагать дисциплину (то есть проводить уроки, лекции) и в целом — повышать руководящую роль учителя в образовательном процессе.
И, наконец, в конце этого документа есть одна строчка, но для нас она наиболее важна: «Считать необходимым установление в конце года проверочных испытаний для всех учащихся».
Экзамены вернулись в школы. Еще раньше, аж в 1924 году, постановлением ВЦИК от 15 октября 1924 «О мероприятиях по народному просвещению» было указано на необходимость «разработать вопрос о формах проверки пригодности кандидатов к поступлению в высшие учебные заведения и пересмотреть существующие правила приема в высшие учебные заведения, укрепляя и развивая порядок пополнения высших учебных заведений через рабочие факультеты», то есть на необходимость вернуть вступительные экзамены в вузы.
Вот мы и вспомнили «хорошо забытое старое», пора нам посмотреть и новое — то есть современное.
28 апреля 2016 года на пресс-конференции в центральном офисе «Интерфакса» директор института «Высшая школа образования» Константин Зискин заявил буквально следующее: «Что уйдет и что придет? Первое: из школы уйдут отметки. Второе: из школы уйдут классы и уроки. Третье: из школы уйдет само понятие «вызвать родителей в школу», такого не будет никогда. Родители будут приходить, конечно, но «вызывать родителей» не будут. В школах также не будет замечаний в дневниках, даже в электронных».
Обращаю внимание, что «Высшая школа образования» является подразделением ведущего педагогического вуза России — Московского педагогического государственного университета (МПГУ). МПГУ занимается подготовкой и переподготовкой преподавательских кадров для всего образовательного спектра. На сайте МПГУ в разделе, посвященном «Высшей школе образования», указывается, что основной задачей этого института является подготовка и переподготовка педагогов, педагогическая переподготовка специалистов непедагогических специальностей, а миссия института заявлена как «становление нового учителя с точки зрения современных подходов в области педагогического образования».
То есть К. Зискин, являющийся директором этого института, не просто абстрактный эксперт, а человек, под чьим руководством формируются будущие педагогические коллективы.
Если мы знаем это, то очень интересно, как он комментирует размышления о будущем школы.
Отмену оценок он объясняет тем, что получая оценку за работу, школьник тут же забывает то, что выучил. Такое явление случается, якобы, под воздействием «эффекта отложенного действия».
Эффект отложенного действия или эффект незавершенного действия действительно известен в психологии. В качестве ключевого примера (на основе которого он и был открыт) приводится пример с официантом, который великолепно помнил заказы клиентов, которые еще обслуживались, но после того, как они расплатились и ушли, он уже с трудом мог вспомнить, что они заказывали.
По аналогии К. Зискин утверждает, что получив оценку за ту или иную тему, ученик ее, эту тему, забывает, так как с ним уже «расплатились». Но только директор института то ли запамятовал, то ли умышленно умалчивает о том, что любая педагогическая деятельность строится на повторении. Та или иная тема встречается в процессе обучения многократно. Она может являться частью новой, более обширной темы. Она же может встретиться на экзамене в конце учебного года и даже на выпускных экзаменах. Поэтому «час расплаты», говоря языком официанта, отложен на продолжительный срок. А за это время тема будет повторена неоднократно, и включатся уже другие психологические механизмы запоминания.
А что же нам предлагает этот эксперт? Он предлагает вместо оценивания знаний фиксировать прогресс успеваемости. То есть изменить смысл экзамена с тем, чтобы он оценивал прогресс, а не знания.
Ну и к чему мы придем в таком случае? Человек с низким уровнем знаний в начале этапа обучения, если он хорошо учится, может иметь большой прогресс. Он действительно молодец. Но что нам может дать прогресс, если уровень знаний всё равно может быть выше у некоего «отличника», который имеет высокий входной порог и уже знает многое из того, что преподается на данном этапе. Что мы будем делать с высоким значением прогресса, если для построения ракеты, создания атомной электростанции и для прочих серьезных занятий нужен не прогресс, а знания. А их мы не оцениваем. Они нам, якобы, не нужны.
А еще, как вы заметили, он предложил отменить классы и уроки...
Не напоминает «хорошо забытое старое», которое мы только что рассмотрели?
И вот получается, что этот директор серьезного института либо не знает истории нашего образования, либо, зная, всё равно пытается войти в эту реку второй раз.
Если он не знает истории, то это не просто печальное обстоятельство, это недопустимое, пугающее обстоятельство. Оно означает, что мы вновь и вновь будем совершать те же ошибки, что уже совершали и от которых уже отказались.
Но я склонен считать, что всё он знает. И зная — предлагает снова то, что в свое время уже проходили и изжили как контрпродуктивное. То есть он предлагает нечто с заранее известным результатом.
Так вот, чтобы это не стало «новым», которое нам будут подсовывать как нечто позитивное и жизненно необходимое, нужно, чтобы старое не было хорошо забытым. Тогда нас не втянут в авантюру с повторением уже пройденных ошибок.
