Новый раунд глобальной нефтяной игры. Часть IX
В предыдущей части исследования мы выяснили, что и нефтяной «ценовый бум» в 2010–2014 годах, и последующий ценовый обвал были в основном связаны не с фундаментальными рыночными факторами спроса/предложения, а с совершенно другими причинами. И в завершение задали вопрос о том, какие же это могут быть причины.
Одной из причин, как мы уже выяснили, оказываются недостоверные, то есть ошибочные и/или фальсифицированные данные о состоянии нефтяной отрасли, то есть объемах добычи и потребления нефти.
А кто собирает, анализирует, сводит и «выдает на-гора» такие данные? Этим, как мы уже говорили, занимаются профессиональные аналитические институты отрасли: Международное энергетическое агентство (МЭА), Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК), Агентство энергетической информации США (АЭИ), Американский институт нефти (АИИ), экспертно-аналитические службы крупнейших банков, рейтинговых агентств и нефтяных бирж.
Именно эти «экспертные субъекты» собирают и предъявляют мировому бизнес-сообществу и обществу информацию о состоянии и динамике добычи и потребления нефти в мире и в отдельных странах и регионах, о накоплении и расходовании стратегических и коммерческих запасов нефти, о рисках и угрозах для стабильности нефтяного рынка, а также — внимание! — о состоянии и динамике цен покупки/продажи реальной, физической нефти разных маркерных сортов на мировых рынках.
То есть именно эти субъекты подают мировой экономике (которая и сейчас, и в обозримом будущем будет в очень высокой степени «завязана» на нефть) сигналы о том, почем нефть нынче, и на какие цены экономике нужно рассчитывать в ближайшем, среднесрочном и долгосрочном будущем.
Как мы видим, эти «итоговые» сигналы нередко оказываются очень сильно искаженными. Значит, нам придется внимательно разобраться в том, откуда и как эти субъекты получают ту самую информацию (в том числе, первичные сигналы о состоянии и динамике нефтяного рынка), на основании которой они, в свою очередь, формируют свои собственные ценовые сигналы «мировому сообществу».
То есть мы должны детально проследить пути сигналов о ценах на нефть от их первичной формы (состояние фундаментальных факторов на нефтяном рынке) до того вида этих сигналов, которые мировой экономике предъявляют различные, в том числе профессиональные экономические, средства массовой информации.
Приступим.
Коммерческие запасы нефти и действия трейдеров
Как мы уже упоминали ранее, самые прямые и непосредственные сигналы о ценах на реальную, физическую нефть подают те, кто эту реальную нефть продает и покупает. То есть те, кто оформляет сделки, страхует риски, обеспечивает хранение, предпродажную подготовку и транспортировку сырья от производителей к потребителям. И, в итоге, выплачивает и получает деньги. Это — специализированные компании-трейдеры, а также трейдинговые подразделения крупнейших нефтяных корпораций (через которые сейчас проходит львиная доля мировой нефтяной торговли) и трейдинговые «дочки» разнообразных фирм, причастных к нефтяной отрасли.
Кто же конкретно входит в этот круг поставщиков первичной фундаментальной информации о нефтяном рынке, и как они формируют свой сигнал?
Это, во-первых, крупнейшие специализированные международные и национальные трейдерские компании — Vitol, Glencore, Gunvor, Trafigura, Koch Industries, Mercuria, Arcadia, Mabanaft и другие.
Это, во-вторых, трейдинговые подразделения таких «нефтяных грандов», как ExxonMobil, British Petroleum, Royal Dutch Shell, Statoil, Chevron, ConocoPhillips, PetroChina, Saudi Aramco, Iraq National Oil Company, Petróleos de Venezuela и так далее.
И это — внимание! — до недавних пор еще и трейдинговые дивизионы крупнейших американских банков, которые, оказывается, в период с 2003 года по 2013 год играли огромную роль на рынке трейдинга реальной, физической нефти.
Дело в том, что в 2003 г. Федеральный резерв США «в порядке исключения из федерального законодательства» разрешил ряду крупнейших американских инвестиционных банков работать в роли трейдеров на рынках сырья и других товаров. С этого момента такие финансовые «киты», как Goldman Sachs, J. P. Morgan, Citigroup, Morgan Stanley, Bank of America, Barclays и так далее — активно занялись торговлей физической нефтью. В том числе, создавая собственные трейдинговые «дочки» и «внучки», приобретая или арендуя огромные объемы наземных резервуаров для хранения нефти, флот «супертанкеров», трубопроводные и цистерновые мощности и т. д.
Что делает эта «трейдинговая армада»?
Она заключает долгосрочные контракты на поставки нефти странам, компаниям, нефтеперерабатывающим заводам и т. д. Она выставляет на срочный, так называемый «спотовый», рынок нефть с предложениями немедленных или отсроченных на определенную дату («форвардных») поставок. Она хранит для обеспечения этих операций коммерческие запасы нефти в подземных емкостях, наземных резервуарах и стоящих на якоре танкерах. Она охраняет, транспортирует, перекачивает эту нефть. Она заключает страховые и перестраховочные контракты на все перечисленные операции, и так далее. И она на всех этих операциях зарабатывает свою долю нефтяных денег.
Могут ли вносить искажения в цену на нефть трейдеры?
В определенных пределах — могут. Рассмотрим, как.
Данные о ценах на физическую нефть объявляются так называемыми «котировальными агентствами», которые собирают информацию о сделках с реальной нефтью по всему миру и сообщают котировки — текущий уровень и краткосрочный прогноз цен. Крупнейшие из таких агентств, имеющие свои подразделения по всему миру, — это американское Platts и британское Argus Media.
Как это происходит «в натуре», например, в «Платтс»?
Сотрудники агентства в течение дня получают данные о сделках с физической нефтью и ценах в этих сделках от трейдеров. При этом особое внимание агентство уделяет сделкам, происходящим в последние 45 минут торгового дня — этот период трейдеры называют «торговым окном». А после окончания торгов агентство, обобщая результаты сделок, объявляет (публикует в оперативном электронном бюллетене) цены на торгуемые сорта нефти, которые, по оценке агентства, наиболее точно отражают стоимость нефти на рынке на момент его закрытия в данный день.
При этом «искажения сигнала» о ценах сделок на реальную нефть возможны и на уровне трейдера, и на уровне котировального агентства.
Во-первых, трейдеры передают котировальным агентствам информацию о своих сделках добровольно, обязательности в такой передаче информации нет. И если специализированные трейдеры, которых мы перечисляли выше, очень дорожат своей репутацией (от которой зависят объемы их бизнеса) и, как правило, данные о своих сделках котировальным агентствам сообщают вовремя и достоверно, то трейдинговые подразделения нефтяных корпораций и банков сообщают такую информацию не всегда и не полностью.
Более того, трейдинговые дивизионы нефтяных корпораций иногда сообщают котировальному агентству неверные данные о своих сделках для фальсификации котировок. Так, например, в мае 2013 года в Европе был скандал с обвинениями антимонопольной комиссии ЕС против нефтяных корпораций BP, Royal Dutch Shell и Statoil в том, что они «вступили в сговор, сообщая агентству искаженные данные с целью манипулирования публикуемыми ценами на нефть и биотопливо». По этому обвинению в офисах указанных корпораций и агентства Platts были проведены проверки с изъятием документации о сделках.
Однако у трейдеров есть и другие, не преследуемые законом способы влияния на искажение котировок нефти, в чем они уже неоднократно публично признавались в прессе. Об этом, например, сообщала в июле 2013 года The Wall Street Journal.
Суть тактики следующая. Трейдер, который заключил контракт на закупку крупной партии нефти по цене, привязанной к котировке Platts, в течение нескольких дней перед исполнением контракта продает небольшие партии нефти перед концом торгового дня, в упомянутом «окне Platts», по существенно заниженной цене. И, таким образом, опускает котировку Platts и получает законную возможность купить крупную законтрактованную партию нефти по более выгодной, низкой цене. Понятно, что аналогичным образом трейдеры могут, наоборот, добиваться завышения котировок Platts перед тем, как они должны исполнить контракт по продаже крупных партий нефти.
Кроме того, в прессе уже не раз появлялись предположения о том, что к искажениям котировок, то есть главных ценовых сигналов с рынка физической нефти, могут быть причастны и сами котировальные агентства. В связи с этим отмечалось, что, например, Platts — это не самостоятельная независимая компания, а подразделение крупной американской экономико-аналитической и издательской медиа-группы McGraw-Hill (она недавно объявила, что до конца 2016 года сменит свое название на S&P Global Inc).
В McGraw-Hill, кроме Platts, входят еще и самое влиятельное международное рейтинговое агентство Standard & Poor’s, мировой агрегатор фондовых индексов S&P Dow Jones Indices и аналитико-консалтинговая компания S&P Capital IQ. Помимо этого, McGraw-Hill является крупнейшим издателем учебной литературы, а также владельцем сети телеканалов и радиостанций. Очевидно, что такой «пакет» взаимосвязанных под единым руководством аналитических и медиа-трансляционных возможностей — создает достаточно широкий простор для таких типов «информационно-аналитического бизнеса», который экономическим правом определяется как «сделки с заинтересованностью» и преследуется по закону...
В связи с этим, как писала лондонская The Financial Times, важно то, что, в отличие от европейских нефтяных корпораций, «многие крупные компании из США сообщают котировальным агентствам о ценах своих сделок крайне редко». Та же газета подчеркнула, что «эксперты Platts сами определяют, данные о каких сделках включить в расчет, и могут исключить из него данные, не отражающие, по их мнению, реальной картины на рынке».
Как мы видим, связка «трейдеры — котировальные агентства» вполне может подавать мировой экономике весьма искаженные сигналы о текущих и прогнозируемых ценах на нефть.
Однако здесь нужно оговорить, что основной крупный доход «добропорядочные» трейдеры всё же получают не на описанных махинациях. Очень существенный для них заработок — исполнение отсроченных сделок на растущем по ожиданиям, то есть на «бычьем», рынке, когда «дальние» фьючерсные контракты (о фьючерсах мы говорили ранее) по цене выше «ближних».
В этом случае прибыль трейдеров определяется возможностью накапливать запасы нефти в хранилищах по текущим низким ценам и заключать контракты на продажу по будущим высоким ценам, используя так называемое «контанго» — ожидания рынка на рост цен.
Именно для таких операций трейдеры и трейдинговые подразделения нефтяных корпораций и банков строят, приобретают и арендуют огромные объемы подземных, наземных и танкерных хранилищ для коммерческих запасов нефти, и в случае высокого уровня контанго (а он при «бычьем» рынке нередко достигает 4–5 долл./барр.) заполняют эти хранилища «до отказа». Тогда, например, при уровне цен на нефть в 50 долл./барр. дополнительная прибыль «хранителей нефти» от контракта на высоком контанго, за вычетом расходов на хранение, достигает 6–8 %, а при более низких ценах на нефть может быть еще выше.
Лидеры в этом бизнесе — крупнейшие нефтедобывающие корпорации. По данным на 2013 г., их трейдинговые дивизионы контролировали около 80 % объема мировых нефтехранилищ. А на втором месте по объемам хранилищ, по ряду сообщений, тогда же оказались не профессиональные трейдеры, а трейдинговые «дочки» и «внучки» крупнейших американских инвестиционных банков.
Почему эти банки столь активно вложились в такую, вроде бы, для них несвойственную, сферу бизнеса, мы обсудим позже.
Сейчас же подчеркнем, что коммерческие запасы добытой нефти в хранилищах (а ее ведь запасают, рассчитывая в будущем выгодно продать) не могут не оказывать достаточно сильное влияние на нефтяные цены. Ведь, по сути, пополнение этих запасов трейдерами равносильно сокращению предложения нефти потребителям, то есть созданию на рынке искусственной «дефицитной» тенденции, — и, значит, почти всегда росту контанго, то есть ожиданий повышения цен. А распродажа трейдерами этих запасов означает рост предложения нефти рынку, то есть фактическое создание тенденции нефтяного избытка и снижения цен.
По последним данным на апрель 2016 года, мировые коммерческие запасы нефти в хранилищах уже составляют до 2,2 млрд барр. А это — примерно 25 дней глобального потребления, даже если в этот период вообще все в мире перестанут добывать нефть. Очевидно, что постепенное предъявление этих запасов на рынок вполне может достаточно долго «тормозить» существенное повышение цен на нефть — даже в том случае, когда между глобальной добычей и глобальным потреблением нефти уже установился баланс.
Однако, трейдеры и трейдинговые дивизионы нефтяных корпораций и банков, пусть и обладая хранилищами коммерческой нефти объемом в сотни миллионов баррелей, не в состоянии решающим образом и надолго развернуть глобальный рынок в нужную им сторону. Они, как мы видим, могут прибыльно играть на колебательной, «волнообразной» динамике рынка с длительностью волн (понижательной «медвежьей» и повышательной «бычьей» тенденций) максимум около года, чередуя периоды массированного накопления и массированных продаж коммерческих запасов. Но в этом «волновом» процессе все-таки есть «опорная ось» — динамика спроса и предложения реальной, физической нефти на рынке и ценовые показатели реальных сделок.
А кто и как может выйти за рамки этой «физической реальности» и менять рыночные тенденции без особой оглядки на реальность?
Здесь я хочу обратить внимание на недавнее знаковое высказывание главы крупнейшей российской нефтяной корпорации.
10 февраля 2016 года в Лондоне, на очередной международной конференции по нефтяному рынку International Petroleum Week 2016, глава «Роснефти» Игорь Сечин горестно заявил: «Надо признать, мы недооценили тот факт, что финансовые участники рынка не знают ограничений в решении своих чисто финансовых задач и готовы тестировать любые ценовые уровни — 27 долларов в январе, например, и вплоть до 10 долларов за баррель».
Что же это за финансовые участники рынка, и как они могут за счет нефти решать свои чисто финансовые задачи?
Для ответа на эти вопросы нам придется достаточно серьезно отвлечься от собственно нефти — в сферу глобальных финансов.
Долларовый финансовый мир
В начале 1930-х годов, в ходе Великой Депрессии, правительство США, в рамках чрезвычайных мер по борьбе с кризисом, изъяло у всех американских граждан находившееся у них в частном владении золото. А в ходе Второй мировой войны США, которые в очень больших масштабах поставляли основным партнерам по антигитлеровской коалиции военные и гражданские товары, получили в качестве оплаты за эти товары огромные объемы золота из воюющих стран. В результате к завершению войны Казначейство США располагало золотым запасом размером более 20 тысяч тонн — это примерно 70 % всего мирового золота.
Одновременно выяснилось, что валютные системы почти всех воевавших стран крайне ослаблены, и золота у них очень мало. В том числе был ослаблен и прежний гегемон мирового валютного рынка — Великобритания. В результате оказалось просто невозможно обеспечивать работу мирового финансового рынка и международную торговлю на основе прежнего, так называемого «золотодевизного», валютного стандарта. Потому что в рамках этого стандарта, принятого после Первой мировой войны, в 1922 году на Генуэзской конференции, все валюты должны были свободно обмениваться на золото и определенные иностранные валюты («девизы»), причем каждая из этих валют должна была гарантированно соответствовать фиксированному содержанию золота.
На этом фоне американский доллар фактически стал единственной валютой, полноценно обеспеченной золотом и способной устойчиво обеспечивать мировую торговлю. И на Бреттон-Вудской конференции 1944 года (той самой, на которой были учреждены Международный валютный фонд и Всемирный банк) было принято решение перейти от золотодевизного стандарта к стандарту золотовалютному.
По этому новому стандарту американский доллар, с его фиксированным золотым эквивалентом 35 долларов за тройскую унцию (примерно доллар за грамм), стал основной мировой резервной валютой. Причем с условием, что обменивать доллар на его золотой эквивалент имели право только правительства и центральные банки других стран и только в Казначействе США. С этого момента доллар начал очень быстро укреплять свои — и без того достаточно сильные — позиции в качестве основной валюты глобальных финансовых расчетов, мировой торговли и даже внутреннего денежного обращения многих стран.
Однако, по мере выхода большинства стран-участниц Второй мировой войны из послевоенного кризиса и наращивания их экономического потенциала, золотой запас США оказывался всё более недостаточным для резко растущего (особенно за счет Европы и Японии) масштаба глобальных валютных и торговых операций. И, соответственно, для поддержания золотого эквивалента доллара на уровне 35 долларов за тройскую унцию. К 1970 году золотой запас США снизился более чем в два раза, до 9,8 тысяч тонн, то есть произошло его решительное перераспределение в другие (прежде всего — быстроразвивающиеся европейские) страны. А мир и далее наводнялся всё большей массой наличных и безналичных долларов, которые могли быть в любой момент предъявлены Казначейству США к обмену на золото.
Впервые такое предъявление сделал президент Франции Шарль де Голль на рубеже 1970-х годов, причем сразу на 1,5 млрд долл. За ним последовали Германия и другие страны. В результате летом 1971 года президент США Ричард Никсон принял решение о «временном» прекращении обмена долларов на золото. В декабре того же года США объявили первую — на 8 % — девальвацию доллара к золоту, в феврале 1973 года произошла следующая девальвация. А далее золотое содержание доллара стало падать лавинообразно, и к 1978 году золотой эквивалент доллара упал примерно в двадцать раз.
Начиная с марта 1973 года, Ямайская международная валютная конференция начала работу по изменению глобального валютного стандарта. А США начали поиски нового механизма поддержки мировой гегемонии доллара.
Напомню, что 1973 год — это год глубочайшего нефтяного кризиса, когда арабские страны Персидского залива приостановили поставки нефти странам Запада, поддержавшим Израиль в так называемой «шестидневной войне». Именно в этот момент и именно в контексте этой войны в глобальную валютную игру включается нефть.
На сцене — «нефтедоллар»
Американская элита очень хорошо понимала, что снижение доверия к доллару (и спроса на него в мире) является стратегической угрозой и экономике США, и американской политико-экономической гегемонии. И не менее хорошо понимала, что для обеспечения растущего американского спроса на энергоносители необходимо срочно мириться с главным поставщиком нефти на глобальный рынок — Саудовской Аравией.
Решение этой двуединой проблемы приписывают Генри Киссинджеру, госсекретарю США в администрации Никсона.
Саудовской Аравии была предложена стратегическая сделка следующего содержания:
США обеспечивают военную поддержку Саудовской Аравии против любых агрессивных действий ее соседей, включая Израиль, в том числе гарантиями поставки саудитам современных американских вооружений. Кроме того, США обеспечивают модернизацию саудовской нефтяной промышленности и в целом экономики страны новыми американскими технологиями, а также дают гарантии защиты саудовских нефтяных месторождений;
в обмен Саудовская Аравия обязуется продавать свою нефть на мировом рынке только за американские доллары, а неизрасходованные излишки этих долларов инвестировать в долговые ценные бумаги США.
Сделка была заключена, причем другие нефтедобывающие страны, оглядываясь на саудитов как лидеров мирового нефтяного рынка, последовали их примеру. К 1975 году практически все нефтедобывающие страны картеля ОПЕК начали продавать нефть только за доллары и на свои «излишки» нефтяных доходов покупать казначейские обязательства США (государственные долговые ценные бумаги) — трежерис.
Так Америка обеспечила себе альтернативу золоту для поддержки своей валютной системы — непрерывный и растущий поток так называемых «нефтедолларов».
А вскоре после этого (в 1976–78 годах) Ямайская валютная конференция окончательно упразднила Бреттон-Вудский золотовалютный стандарт и объявила все мировые валюты таким же торгуемым рыночным товаром, как зерно, металлы или нефть, цена на который (валютный курс) определяется лишь спросом и предложением на валютных биржах. А поскольку доллар США к этому времени уже не только прочно закрепил за собой роль главной валюты международных расчетов, но и заодно был мощнейшим образом подкреплен непрерывным потоком «нефтедолларов», то глобальная финансовая система и мировая торговля оказались в огромной степени «долларовыми».
Однако эта метаморфоза в глобальных финансах была не единственной. Отмена единого — золотого — ценового эквивалента привела к тому, что цены на все товары, услуги и валюты стали, во-первых, более волатильными (росли и падали существенно сильнее и быстрее, чем ранее) и, во-вторых, менее предсказуемыми. А это вызвало к жизни потребность в страховании рисков сделок с реальными активами от непредсказуемых колебаний цен, рисков банкротства заемщиков денег и т. д., то есть потребность в страховочных и перестраховочных ценных бумагах, связанных с соответствующими торгуемыми «базовыми» активами, — от валют до нефти, угля, металлов, зерна и т. д. Это и были те самые деривативы («производные») от реальных торгуемых товаров, которые мы уже не раз упоминали в нашем исследовании.
Именно в ходе рассмотренных нами трансформаций мировой валютной системы появились и начали быстро расти все «виртуальные» рынки. Включая виртуальный «деривативный» нефтяной рынок.
(Продолжение следует.)
