Новый раунд глобальной нефтяной игры. Часть XV
Как мы показали в предыдущей части исследования, Россия — пока — относительно благополучно выдержала удар ценового «нефтяного шока». И не только выдержала удар, но даже сумела нарастить добычу нефти до рекордного постсоветского уровня — около 11,2 млн барр./день.
Однако этот удар оказался для отрасли совсем не безболезненным.
В России, как и в других нефтедобывающих странах, резко сократились инвестиции в разведку и освоение новых месторождений, то есть в восполнение нефтедобывающими компаниями запасов сырья в недрах. В частности, почти полностью прекращены инвестиции в разведку в приполярной зоне (в том числе, на шельфе полярных морей), а также в разведку сложных месторождений на суше.
Причины не только в острой нехватке финансовых ресурсов у корпораций и государства. Причины еще и в том, что западные санкции (которым, напомним, был целенаправленно подвергнут прежде всего нефтегазовый сектор российской экономики) очень сильно ограничили доступ российских компаний к наиболее современным западным (прежде всего, американским, но и не только американским) технологиям разведки и освоения месторождений.
В результате в стране существенно замедлился процесс освоения новых запасов нефти. И, кроме того, на некоторых уже освоенных и отрабатываемых месторождениях начался еще и очень неприятный процесс, при котором количественное наращивание добычи нередко происходит в ущерб качеству.
Поясню, что я имею в виду.
Во всем мире, на всех без исключения месторождениях, в ходе извлечения нефти из скважины на поверхность поступает не чистая нефть, а так называемая «водонефтяная жидкость». Иначе не бывает просто потому, что в скважину из пласта вместе с нефтью всегда одновременно поступает и вода — как из порового пространства отрабатываемого пласта, так и из соседних водоносных пластов. И на поверхности нефть обязательно приходится отделять от воды.
Отношение объема воды к объему нефти в жидкости, поступающей из скважины на поверхность, нефтяники называют «водонефтяным фактором» — ВНФ. Причем, как правило, по мере отработки нефтеносных пластов ВНФ увеличивается даже при очень аккуратной, технологически выверенной эксплуатации месторождения.
Так происходит просто потому, что скважины стараются бурить в центральную, наиболее богатую часть разведанной нефтяной залежи (линзы). То есть отработка, как правило, начинается именно с центра залежи. А когда центральная, наиболее богатая часть линзы-залежи уже выбрана, тогда и из соседних пластов ниже и выше залежи, и с периферии залежи в скважину начинает поступать всё больше воды. В том числе, потому что вязкость воды ниже, чем вязкость нефти, и она в порах пластов движется быстрее. И технологически этот процесс полностью заблокировать невозможно.
В итоге наступает момент, когда для конкретной скважины или месторождения в целом тот самый показатель EROEI, о котором мы говорили ранее в нашем исследовании, становится совсем близок к единице. То есть затраты энергии на добычу тонны или барреля нефти (в том числе, на выкачивание воднонефтяной жидкости в огромных объемах и ее очищение от воды) оказываются сравнимы с той энергией, которую можно получить из этой нефти. Или, в экономических терминах, затраты на добычу барреля нефти становится близки к цене продажи барреля. А ведь добывающей компании надо с этой продажи нефти еще и налоги платить... И тогда скважину (или месторождение в целом) выводят из эксплуатации.
А что происходит, когда технологии разведки месторождения и добычи на нем недостаточно разработаны или нарушаются? Например, в погоне за увеличением нефтеотдачи (ростом дебита) скважин?
Тогда компания-разработчик начинает увеличивать скорость откачки из скважин, надеясь, что высокий дебит сохранится долго. И тогда оказывается, что очень скоро к скважине из периферии линзы начинает прорываться всё больше воды и ВНФ неприемлемо быстро растет, хотя в залежи еще остались богатые участки. Или, что еще хуже, огромная линза залежи оказывается разбита на множество мелких линзочек водой, подкачанной с периферии залежи. А значит, для отработки каждой из линзочек теперь нужно тратить многие миллионы долларов на бурение и оборудование отдельных скважин. Но это, как правило, не делается, потому что EROEI оказывается неприемлемо низким, и рентабельности никакой...
Именно за это, кстати, в советские застойные годы нефтяники проклинали некоторых партийных и хозяйственных чиновников, которые к очередному съезду партии или юбилею требовали «любой ценой» дать рекорды нефтедобычи. И именно такими безобразиями полны первые постсоветские годы, когда некоторые наши новоявленные олигархические «хозяева нефти» хищнически выкачивали из доставшихся «на халяву» советских месторождений самые дешевые и прибыльные нефтяные «вершки».
Что происходит в результате подобной технологически ошибочной или просто хищнической эксплуатации? Происходит буквально обрушение еще одного важнейшего показателя нефтедобычи — коэффициента извлечения нефти, КИН. Дело в том, что даже из наиболее богатых и геологически простых месторождений полностью вся нефть никогда и никем не извлекается. КИН всегда ограничен тем же самым EROEI. Именно по этой причине, кстати, извлекаемые запасы нефти всегда в несколько раз ниже запасов геологических (то есть полного количества нефти в продуктивных пластах месторождения). Но при технологически правильной разработке хорошо разведанного месторождения КИН оказывается максимальным.
В СССР высокой уровень КИН был только на некоторых наиболее геологически «удачных» месторождениях. А в постсоветской России эта проблема стала еще острее. Причем в пост-ельцинский период, когда власть начала «окорачивать» самоуправство «нефтяных олигархов», ситуация с КИН стала заметно улучшаться. Однако и до нынешнего «нефтяного шока» большинство наших нефтедобывающих корпораций по уровню средних ВНФ и КИН до зарубежных нефтяных «норм» не дотягивали.
Так, если в мире «обводненность» нефти (средний уровень ВНФ) в 2013 г. была чуть выше 3, то в России этот показатель в среднем превышал 5. Если в мире средний коэффициент извлечения нефти КИН тогда же составлял 0,36–0,40, то в России он в 2015 году едва достиг 0,27. И, как утверждают некоторые эксперты, в нынешнем году «исторических рекордов добычи» — средний ВНФ в России чуть вырос, а средний КИН еще чуть-чуть снизился.
Но это означает, что в стране серьезно растет риск снижения объемов и рентабельности нефтедобычи на долгосрочную перспективу!
В мире, по сути, те же самые проблемы. Хотя здесь я не могу не отметить, что в середине ноября Национальная геологическая служба США объявила о том, что в Техасе, в сланцевой формации Wolfcamp, якобы, открыто крупнейшее в истории страны нефтегазовое месторождение, в котором находится около 20 млрд баррелей нефти. Однако «запасами» или хотя бы «резервами» эта нефть не названа. А другие американские источники сообщают, что месторождение еще только предстоит разведывать, и что его технологические и коммерческие перспективы пока совершенно неясны.
При этом сейчас, видимо, почти нигде в мире нефтяные корпорации и государственные органы в новые технологии добычи и разведку «больших денег» не инвестируют. Так, в частности, в ходе прошедшего в середине октября в Вашингтоне совещания МВФ и Всемирного банка Генеральный секретарь ОПЕК Мохаммад Баркиндо признал, что только страны ОПЕК за последние три года в результате обрушения цен на нефть потеряли более 1 трлн долларов и что в целом в мире в результате ценового «нефтяного шока» произошло катастрофическое падение инвестиций в пополнение запасов нефти в недрах.
Баркиндо заявил, что только в прошедшем 2015 году мировые инвестиции в разведку и освоение новых месторождений снизились на 26 %, что в нынешнем году они снизятся еще на 22 % и что на следующий год эта тенденция падения инвестиций сохранится.
По оценкам консалтинговой и аналитической компании Wood Mackenzie, опубликованным в конце сентября, в период 2015–2020 годов мировое сокращение инвестиций в разведку и развитие месторождений нефти составит около 1 трлн долларов, причем свои запасы в недрах не восполняют не только малые и слабые компании, но и мировые нефтяные «гранды». Аналитики Wood Mackenzie сообщают, что в 2015 году этим «грандам» удалось восполнить в среднем всего 75 % запасов — это наихудший показатель за последние 10 лет. В числе аутсайдеров по этому показателю оказались, в том числе, такие гиганты, как Royal Dutch Shell, которая восполнила всего 20 % запасов, и ExxonMobil, восполнившая 67 % запасов. А в нынешнем году, судя по промежуточным отчетам корпораций, проблема восполнения запасов в недрах стала еще острее.
Но поскольку от запасов на балансе корпораций решающим образом зависит их рыночная капитализация (и, соответственно, возможности доступа к рынку капиталов), даже у упомянутых «грандов» возникают проблемы с реструктурированием накопленных немалых долгов, а также с получением новых кредитов на развитие. И, значит, «свободных денег» на инвестиции в восполнение запасов у них, скорее всего, не появится.
Так что аналитики Wood Mackenzie не случайно (как и Баркиндо) прогнозируют, что в 2017–2018 годах сокращение инвестиций в разведку и освоение новых месторождений продолжится.
Но одновременно все аналитические службы мира прогнозируют долгосрочную тенденцию ежегодного повышения глобального спроса на нефть. Расходятся они лишь в том, каковы будут темпы годового роста спроса и когда этот спрос от нынешних примерно 95 млн барр./день «дотянется» до 100 млн барр./день — в 2019 или в 2023 году. И потребители нефти воспринимают эти прогнозы всё более тревожно.
Дело в том, что подавляющее большинство нефтедобывающих стран (и, соответственно, корпораций) сейчас ведут добычу почти на пределе возможностей нефтеотдачи своих освоенных месторождений. По экспертным оценкам, мировой резерв «аварийного», то есть быстрого, наращивания добычи составляет не более 3–4 %. Недавний доклад Международного энергетического агентства утверждает, что в мире значительные резервные мощности добычи имеются только у Ирака и Ирана, но и для их быстрого задействования понадобятся очень серьезные инвестиции. А вот остальным нужны немалые инвестиции только на то, чтобы поддерживать сегодняшние уровни добычи.
То есть вопрос инвестиций в разведку и освоения новых месторождений нефти в мире стоит крайне остро. И это — одна из главных причин того, что и члены ОПЕК, и другие нефтедобывающие страны настолько обеспокоились шоково низкими ценами на нефть, что начали инициировать реальные меры регулирования глобального рынка с целью повышения цен. Вторая причина, как мы уже обсудили ранее, — это, конечно же, кризисное состояние почти всех мировых «петрономик». И соответственно, падение их государственных бюджетов, создающее всё более серьезные социально-политические риски.
Именно по этим причинам сейчас — после почти года мучительных и в основном малорезультативных переговоров — возникло международное Соглашение по ограничению добычи нефти. В которое, кроме членов ОПЕК, вошел ряд других нефтедобывающих стран, включая Россию.
В то, что это Соглашение появится, в мировом экспертном сообществе почти никто не верил. Тем не менее, к переговорам о таком Соглашении уже весной 2016 года присоединилась — на правах наблюдателя в ОПЕК — Россия. Другой крупный мировой производитель нефти, США, в переговорах о контроле объема добычи не участвовал. Представители США еще в начале весенних переговоров напомнили, что их страна добывает на своей территории лишь около половины потребляемой нефти и является ее крупнейшим мировым нетто-импортером.
Эксперты не верили в успех переговоров потому, что и официальные саммиты ОПЕК (включая апрельский саммит в Дохе), и неофициальные встречи министров ведущих стран-членов — с унылым постоянством обнаруживали совершенно несовместимые жесткие переговорные позиции главных нефтедобытчиков. Прежде всего — Саудовской Аравии и Ирана. Эксперты не верили и потому, что заинтересованная активность наиболее пострадавших от «ценового шока» стран, в том числе Венесуэлы, к осени 2016 года явно снизилась — то ли от ощущения безнадежности инициативы, то ли от того, что нефтяные цены осенью начали заметно двигаться вверх от августовского минимума в 40–42 долл./барр. Я лично, признаюсь, тоже в успех этого начинания почти не верил.
Однако оказалось, что на итоговой встрече 30 ноября 2016 года странам-членам ОПЕК все-таки удалось договориться о том, что суммарная добыча картеля будет снижена до 32,5 млн барр./день. Причем, как далее изумленно сообщили ведущие мировые агентства и СМИ, — якобы при решающей роли России и президента Путина.
В публикации агентства Reuters 2 декабря сказано, что Путин накануне саммита ОПЕК крайне эффективно исполнил роль посредника в переговорах между Саудовской Аравией и Ираном. А именно, примирил переговорные позиции преемника саудовского наследного принца Мохаммеда бин Салмана (именно таков официальный статус сына короля Салмана, министра обороны и главы Совета страны по экономическим вопросам) и верховного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи. Якобы именно под давлением Путина было согласовано, что Иран сможет немного нарастить добычу, а Саудовская Аравия ее существенно снизит, но Иран не будет объявлять это своей «победой».
И в этот же день агентство Bloomberg сообщило, что в ночь на 30 ноября прошли телефонные переговоры между министрами энергетики Саудовской Аравии и России, Халидом аль-Фалихом и Александром Новаком. На этих переговорах Новак пообещал аль-Фалиху, что Россия присоединится к соглашению ОПЕК и возьмет на себя половину сокращения добычи в 0,6 млн барр./день, которая предполагается для стран, не входящих в картель.
После такого решения саммита ОПЕК мировые цены на нефть за первые пять дней выросли сразу более чем на 15 %, до 54–55 долл./барр. И мир начал ждать окончательного подтверждения решения ОПЕК, а также заявлений стран, не входящих в ОПЕК, о готовности взять на себя часть совокупных объемов снижения добычи.
Эти окончательные подтверждения, с росписью квот снижения добычи для каждой страны картеля, были получены 10 декабря 2016 года в Вене на Совещании стран ОПЕК и стран, не входящих в картель. На Совещании члены ОПЕК подтвердили свои обязательства с 1 января 2017 года начать сокращение добычи с целевым уровнем 1,164 млн барр./день, а 11 стран, не входящих в картель, приняли обязательства сокращать добычу с целевым уровнем 0,558 млн барр./день.
Таким образом, по итогам совещания в Вене появилось Соглашение о сокращении добычи нефти со сроком действия 6 месяцев и возможностью его продления в случае необходимости. То есть был утвержден конкретный обязующий план сокращения глобальной добычи нефти почти на 1,7 млн барр./день. Причем для контроля соблюдения сторонами Соглашения их обязательств учрежден специальный «Комитет мониторинга», куда от ОПЕК вошли представители Кувейта, Алжира и Венесуэлы, а от стран вне картеля — Россия и Оман. Сопредседателями «Комитета мониторинга» избраны Кувейт и Россия. Участники Соглашения подчеркнули, что оно открыто для присоединения других стран, которые этого пожелают.
Два наиболее «весомых» участника сокращения добычи по данному Соглашению — Саудовская Аравия и Россия. СА обязуется сократить добычу почти на 490 тыс. барр./день, до 10,06 млн барр./день. РФ — на 300 тыс. барр./день, до 10,95 млн барр./день. Причем, по данным Bloomderg, нефтяная госкорпорация «Сауди Арамко» уже начала рассылать своим клиентам сообщения о снижении объема поставок нефти с начала января будущего года для потребителей в Европе и США.
При нынешнем уровне мировой добычи нефти примерно 96,3 млн барр./день обещанное в течение полугода сокращение на 1,7 млн барр./день должно, по прогнозу участников Соглашения, почти полностью убрать с мирового рынка избыток нефти в глобальном балансе спроса и предложения. То есть начать быстро уравновешивать рынок и сдвигать цены на нефть в направлении их «справедливых» значений, о которых мы говорили ранее в нашем исследовании.
Так что не случайно чуть не все участники Соглашения публично называют его «историческим» и «прорывным». Не случайно главы Минэнерго Саудовской Аравии и России аль-Фалих и Новак в своих интервью по итогам Венского Совещания заявили, что считают ожидаемые цены на нефть на уровне 55–60 долл./барр. «вполне комфортными» и для глобального рынка, и для своих экономик. И не случайно в первый же «биржевой» день после подписания Соглашения, 12 декабря, цены на нефть взлетели еще на 5 %, и ее маркерный сорт BRENT начал тестировать ценовый уровень 57 долл./барр.
После подписания Соглашения в него сразу «вцепились» эксперты-скептики.
Они, во-первых, напомнили, что уже очень много лет дисциплина соблюдения квот на добычу странами-членами ОПЕК является предметом горьких шуток, и что они, скорее всего, квоты нового Соглашения соблюдать тоже не будут. Особенно в том случае, если они увидят (или решат) что их коллеги по картелю заметно «мухлюют». В связи с этим аналитики Reuters отмечают, что только за истекший ноябрь 2016 года, последний месяц перед подписанием Соглашения, страны ОПЕК нарастили добычу нефти на 0,4 млн барр./день, с 33,8 млн барр./день до 34,2 млн барр./день.
Затем эксперты-скептики напоминают о «проблеме измерения», которую мы уже ранее обсуждали в нашем исследовании. А именно, о том, что на самом деле точно и достоверно определить объем мировой добычи практически невозможно. Невозможно и потому, что при таком определении приходится во многом «верить на слово» официальным отчетам нефтедобытчиков, и потому, что в мире по-прежнему в немалых объемах идет нелегальная, контрабандная добыча. Причем ряд аналитиков указывает, что нелегальной добычей занимаются не только разнообразные банды в «горячих точках» вроде Ливии или Сирии, но и некоторые вполне респектабельные и далеко не мелкие компании в Латинской Америке и даже в Канаде и США. В связи с этим расходятся лишь оценки точности определения мировой добычи. Эти оценки у разных аналитиков варьируют в диапазоне от 0,5 до 1,3 млн барр./день. Что, как мы видим, вполне сопоставимо по объему с целевыми уровнями снижения добычи в обсуждаемом Соглашении.
Далее скептики указывают, что Соглашение касается объемов добычи нефти, но не объемов ее предложения глобальному рынку. А предложение может быть существенно выше текущей мировой добычи за счет продаж уже добытой нефти из коммерческих запасов, накопленных корпорациями и трейдерами в предыдущий период сверхнизких цен. Скептики утверждают, что «навес» этих запасов неизбежно будет удерживать превышение предложения над спросом на глобальном нефтяном рынке еще очень долго.
Оценим, так ли это. И если так, то насколько долго продажа запасов может управлять предложением на рынке?
По данным аналитиков компании Bernstein Energy, опубликованным в середине октября, глобальные (стратегические и коммерческие) накопленные запасы добытой нефти в мире составляют чуть больше 5,6 млрд барр. Как получена эта оценка, Bernstein Energy не уточняет. Официальных данных о своих стратегических резервах большинство стран мира не публикуют, считая их государственной тайной. Именно поэтому, в частности, имеющиеся в прессе оценки накопленных на сегодняшний день стратегических резервов Китая варьируют от 250 до 400 млн барр.
Стратегические резервы, конечно, никакие страны в серьезных объемах продавать не будут, — они, как мы уже обсуждали ранее в данном исследовании, не для того предназначены. Тем не менее, большинство экспертов считает, что у большинства стран при «спокойном» состоянии рынка коммерческие запасы примерно в полтора-два раза ниже стратегических резервов, а в нынешнем пике тенденции «запасания дешевой нефти» — примерно равны или несколько превышают стратегические резервы. Если принять такие оценки, получается, что та часть мировых коммерческих запасов добытой нефти, которая может быть направлена на продажу, составляет примерно 20 % от совокупных стратегических резервов и коммерческих запасов, то есть 1 млрд барр.
Предположим, что из этого избытка коммерческих запасов будет ежедневно направляться на продажи даже такой большой объем, как 2 млн барр. (что уже опасно для стабильности рынка). Тогда легко видеть, что процесс балансировки спроса и предложения на нефтяном рынке растянется на 500 дней, то есть больше чем на полтора года.
Если приведенные расчетные оценки справедливы, то (не беря в расчет другие факторы влияния на нефтяные цены) приходится признать правоту скептиков, которые говорят, что за первые полгода действия программы сокращения добычи, заявленные в рассматриваемом Соглашении, мир никакого ощутимого повышения цен на нефть не увидит.
Однако список сомнений скептиков в результативности обсуждаемого Соглашения указанием на фактор избыточных мировых коммерческих запасов не заканчивается.
Скептики, во-первых, напоминают, что даже если ограничивается (снижается) добыча нефти, то ведь и страны, и корпорации экспортируют еще и нефтепродукты (бензин, авиационный керосин, дизель, мазут и т. д.). И что наращивание в нефтедобывающих странах внутренней переработки нефти с ориентацией на экспорт (неважно, открыто или втайне от партнеров по заключенному Соглашению) — также может оказывать существенное понижающее давление на глобальные нефтяные цены.
Скептики, во-вторых, указывают, что уже осеннее повышение цен на нефть привело к явному оживлению в сегментах добычи сланцевой нефти в США и битумной нефти в Канаде. И что обсуждаемое нами Соглашение неизбежно придаст этому оживлению дополнительный импульс. то есть нарастит избыток предложения нефти над спросом на глобальном рынке.
(Продолжение следует.)
