Новый раунд глобальной нефтяной игры. Часть XVI
В предыдущей части исследования мы начали рассматривать доводы экспертов-скептиков, которые сомневаются в реализуемости и эффективности подписанного 10 декабря 2016 года Соглашения членов ОПЕК и стран, не входящих в картель, о сокращении добычи нефти.
Один из таких доводов — предсказания, что при даже незначительном повышении мировых цен на нефть неизбежно быстро и резко нарастят добычу американские сланцевые компании.
Чем эти скептики доказывают свой тезис о неизбежном росте объемов добычи нефти у американских сланцевиков?
Во-первых, регулярно поступающими отчетами компании «Бейкер Хьюз» о росте числа активных (то есть действующих) буровых скважин на нефть в США. По данным этой компании, число работающих нефтяных буровых в США, после невероятного падения за два года (от 1600 осенью 2014 года до 316 в мае 2016 года), уже нынешнем летом начало потихоньку расти. И к началу декабря 2016 года достигло 498 единиц.
Во-вторых, последний доклад Министерства энергетики США вдруг обнаружил явный оптимизм по поводу перспектив добычи нефти в стране. Если предыдущий доклад предполагал длительную стагнацию американской нефтедобычи, то в докладе от 5 декабря (заметим, сразу после успешного саммита ОПЕК 30 ноября!) Минэнерго США уже прогнозирует рост суммарной (вместе со сланцами) добычи нефти в Америке с нынешних примерно 8,7 млн барр./день до 9 млн барр./день к концу 2017 года. Однако отметим, что по сравнению с недавними темпами ежегодного прироста сланцевой добычи в США на 1–1,2 млн барр./день, прогноз американского Минэнерго на годовой прирост в 0,3 млн барр./день выглядит очень скромным.
Тем не менее, все-таки намечен весомый прирост, а не стагнация и падение. Есть ли у таких прогнозов весомые основания? И как они отражаются в информационной и реальной «картине событий»?
Начнем рассмотрение с официальной американской информации.
С лета 2016 года всё больше аналитиков начали отмечать растущие странности в официальной американской экономической статистике.
Подобные странности, как мы уже отмечали ранее в нашем исследовании, обнаруживались давно. Но до недавних пор они в основном касались оптимистичных первоначальных отчетных данных о базовых показателях экономики (включая трудовую занятость и темпы роста ВВП), которые через месяц или квартал заметно уточнялись в сторону ухудшения. Однако сейчас уже невооруженным глазом видно, что победные рапорты о росте ВВП США месяц за месяцем сопровождаются официальной статистикой о падении уровня промышленного производства и сокращении доли постоянно занятых в американском трудоспособном населении.
Как такое может быть в «нормальной» здоровой экономической статистике, всерьез не объясняется. Появляются лишь неофициальные (!) публикации о том, что «невероятный рост» финансового сектора якобы компенсирует промышленный спад.
Тем не менее, та же статистика с начала лета сопровождается информационной кампанией, прокламирующей окончательный выход экономики США из затянувшегося кризиса и переход к устойчивому росту, темпы которого будут лишь повышаться. При этом подчеркивается, что в Америке — по мере реализации объявленной администрацией Обамы программы возвращения в США крупных промышленных корпораций, которые ранее вынесли свое производство в развивающиеся страны, прежде всего в Китай, — будет расти и потребление энергоносителей, включая нефть. Заодно уже летом 2016 года в мировой экономической прессе обнаружился «прогнозный разворот» от обещаний повышения избытка нефти на мировом рынке, к обещаниям быстрого сокращения этого избытка.
А заодно — опять-таки, с начала лета, когда сланцевая добыча нефти в США упала до минимума, — начало расти число авторитетных прогнозов о неизбежной второй волне сланцевого бума в Америке. Пресса прежде всего расхваливала (и расхваливает) невероятные новые достижения в технологиях гидроразрыва пласта, которых якобы добились выжившие в ценовом шоке сланцевые компании.
Наиболее на слуху — эксперименты с резким увеличением объема песка (или искусственных гранул специально подобранного размера), который закачивается в каждую скважину для закрепления создаваемых гидроразрывом трещин в прискважинных породах. Это якобы очень существенно увеличивает не только начальную нефтеотдачу из прискважинной зоны сланцевого плея, но и длительность фазы высокодебитной эксплуатации скважин. Если еще весной «средней нормой» на одну скважину было использование до 2–3 тыс. тонн песка, то сейчас уже проводятся гидроразрывы с закачкой 5, 8 и более тыс. тонн песка, а недавно компания Chesapeake объявила, что готовит опыты с закачкой в скважину 23 тыс. тонн песка. В связи с этим Расул Мохаммад, глава компании Select Sands Corp. (специализирующейся на поставках песка, калиброванного по размеру гранул), недавно заявил, что сейчас «судьба восстановления сланцевой промышленности США зависит от поставок необходимых объемов высококачественного песка».
Некоторые аналитики прямо указывали, что эта кампания информационно-психологической реабилитации сланцевой нефтедобычи была непосредственно связана с приближающимися президентскими выборами в Америке. И что ее главный смысл заключался в том, что администрации Обамы в предвыборный период было политически необходимо любой ценой остановить ту волну банкротств сланцевиков, которую мы обсуждали ранее в нашем исследовании.
Именно на фоне кампании победных рапортов о технологических находках сланцевых корпораций, а также оптимистических прогнозов начала «нового сланцевого бума», с лета 2016 года определенной части американских сланцевиков удалось начать хеджирование (страхование) будущей добычи и, соответственно, получать под новые хеджи новые кредиты. И именно на этой волне началось медленное восстановление объемов нефтяного бурения на сланцевых месторождениях, которое мы рассмотрели выше.
Нельзя не признать, что в хеджировании будущей добычи многие сланцевые компании добились явных успехов. Если летом объемы хеджа были невелики, то уже в сентябре-октябре 2016 года компании начали всё более широкие продажи страховочных фьючерсных и форвардных контрактов на будущую добычу. Аналитики рынка утверждают, что ожидаемый уровень цен на нефть в этих контрактах оказался вполне приемлемым для многих сланцевых компаний — 54–55 долл./барр. Причем следует отметить, что в последние недели, после обсужденного нами в предыдущей части исследования саммита ОПЕК, в этом массиве сланцевого хеджа резко выросло число долгосрочных контрактов — не только на 2017–2018 год, но и на максимальные шестилетние сроки, до 2022 года.
По ряду экспертных оценок, в результате суммарный объем американской захеджированной (впрочем, не только сланцевой) добычи достиг почти 2 млрд барр. Некоторые американские аналитики утверждают, что сланцевые компании уже продали столько фьючерсных контрактов, что могут спокойно, не опасаясь за рентабельность добычи, бурить и качать нефть еще года два.
Однако насколько приемлемы цены хеджа уровня 54–55 долл./барр. для американских сланцевиков — вопрос неясный. Во всяком случае, недавнее исследование канадской фирмы Rodgers Oil&Gas Consulting, опубликованное под названием North American Resource Value, приводит следующие данные. По расчетам аналитиков этой компании, для 15 основных сланцевых формаций США средняя себестоимость добычи нефти составляет около 30 долл./барр., а цена безубыточной добычи, с учетом выплаты обязательных налогов, — около 63 долл./барр. Что, как мы видим, существенно выше, чем объявленные цены хеджей.
Тем не менее, нельзя не учитывать, что компании, захеджировавшие добычу, получили возможность обращаться в банки за новыми кредитами. И потому мы в последние месяцы увидели в США тот резкий рост числа действующих нефтяных буровых установок, который обсудили выше.
Но вот с добычей нефти дело обстоит далеко не так радужно — она с лета выросла очень незначительно. И, повторим, свежий доклад Администрации энергетической информации (EIA) Минэнерго США в следующем году прогнозирует рост сланцевой добычи в Америке всего-навсего на 300 тыс. барр./день. А это уже никак нельзя объяснить тем, что новые скважины на сланцах сейчас лишь бурятся и обустраиваются, то есть еще не приступили к эксплуатации.
В этом же докладе EIA есть и краткосрочный прогноз, и детальные данные о текущей добыче на основных сланцевых месторождениях США. Оказывается, что в январе следующего 2017 года предполагается рост сланцевой нефтедобычи всего лишь на крохотные 2 тыс. барр./день.
Почему? Потому, что если на месторождениях Permian и Niobrara в нынешнем декабре наметился рост добычи в сумме на 40 тыс. барр./день, то на Marcellus и Haynesville добыча стагнирует, а на всех других крупнейших сланцевых месторождениях — Eagle Ford, Bakken, Utica — наблюдается падение добычи, причем в сумме также примерно на 40 тыс. барр./день. И это, подчеркнем, — видимо, уже не проблема низких цен на нефть. Это, скорее всего, проблема исчерпания запасов нефти основных высокорентабельных залежей, с которых компании — в полном соответствии с законами рынка — начинали отработку месторождений.
Тем не менее вопрос о том, насколько в США сумеют раскрутить новую волну нефтяного «сланцевого бума», пока открыт.
Но, повторим, сомнения экспертов-скептиков в действенности Соглашения ОПЕК и стран вне картеля для повышения цен на нефть проблемой нового подъема добычи на американских сланцах не завершаются. Они говорят еще и о тенденции сокращения мирового спроса на нефть.
Хотя большинство международных экспертных служб считает (мы это показали в предыдущей части исследования), что глобальный спрос на нефть в ближайшие годы будет расти, с этим согласны не все.
Еще в начале осени многие американские аналитики прогнозировали, что начавшие расти цены на нефть снизят объемы ее импорта Китаем, Индией, Южной Кореей и рядом других «нефтедефицитных» стран, и что поэтому мировой спрос будет стагнировать или сокращаться. Особенно много «доказательств» по этому поводу приводилось (и приводится) в отношении Китая.
Говорится, что финансовая система КНР и в целом китайская экономика — «на грани полного краха». Говорится, что переориентация китайской экономической стратегии от наращивания экспорта к «опоре на внутренний спрос» быстро снизит выпуск продукции в «тяжелых» энергоемких промышленных отраслях и, соответственно, спрос на нефть. Говорится, наконец, что сегодняшние огромные уровни импорта нефти Китаем — около 8 млн барр./день — связаны в основном с реализацией заявленной ЦК Компартии страны цели достижения «нефтяной безопасности», то есть создания Китаем большого стратегического нефтяного резерва. Мол, резерв спешно наращивали на фоне низких цен на нефть, а далее, по мере решения этой задачи, китайский нефтяной импорт будет быстро сокращаться.
Однако опубликованные в октябре данные аналитической службы компании Orbital Insight Inc. говорят о другом. Эта компания определила, на основе долговременного мониторинга спутниковых снимков, что общий объем резервуарного парка для хранения добытой нефти в КНР сейчас составляет около 900 млн барр. и что в настоящее время в нем размещено лишь примерно 600 млн барр. нефти.
Какая часть этого объема относится к «неснижаемому» стратегическому резерву, а какая к коммерческим запасам, Orbital Insight, по понятным причинам, не знает и сообщить не может. Однако ясно, что свободный резервуарный парк еще достаточно велик. И что пока КНР не только не рушится экономически, но и вполне активно дорожающую нефть импортирует. Так, в сентябре 2016 года — на фоне заметного роста цен на нефть — Китай увеличил импорт сразу на 18 %, до 8 млн барр./день, опередив США в роли главного мирового нефтяного импортера. А в ноябре Китай нарастил нефтяной импорт еще на 60 тыс. барр., до 8,06 млн барр./день. Всего же за истекшие 11 месяцев 2016 года Китай увеличил импорт нефти более чем на 14 %.
Индия, при заметных помесячных колебаниях закупок нефти, — тоже пока их вовсе не сокращает, а в целом даже чуть наращивает, в среднем закупая по импорту примерно 4,5 млн барр./день.
Но и другие «нефтедефицитные» страны мира тоже пока спрос на нефть не снижают. Исключение составляют, видимо, лишь США, которые с весны 2016 года, когда они импортировали около 8 млн барр./сутки, к ноябрю снизили импорт примерно до 7,4 млн барр./сутки. А в Европе нефтяной импорт в основном стагнирует, но не падает.
Пока не слишком оправдываются и прогнозы всё более активного замещения нефти в энергобалансах альтернативной зеленой энергетикой. Конечно, масштабы использования солнечной и ветровой энергии в мире растут. Но растут они в первую очередь в остроэнергодефицитных странах Азии, прежде всего в Китае и Индии. Которые реализуют очень масштабные альтернативные энергопрограммы, но при этом одновременно наращивают потребление нефти и газа.
Вклад в альтернативную энергетику Европы и США, с их растущим потенциалом ветровых и солнечных энергополей, на этом фоне выглядит достаточно скромно.
Во всяком случае, по отчетным данным международной организации Renewable Energy Policy Network for the 21st Century (REN 21), в целом в развитых странах в 2015 году инвестиции в зеленую энергетику возобновляемых источников упали на 8 %, а в Европе — даже на 21 %. Одновременно отчет REN 21 сообщает, что такие инвестиции в развивающихся странах в 2015 году выросли на 19 %. И эти тенденции, судя по имеющимся данным, в 2016 году в основном сохраняются.
Таким образом, предположения экспертов-скептиков о близком падении глобального спроса на нефть, видимо, неосновательны.
Что еще называют эксперты-скептики в списке возможных причин провала инициативы Совещания по сокращению добычи нефти?
Пока на рынке виртуальной нефти, в торговле нефтяными и связанными с нефтью деривативами, происходит всё то же самое, что мы ранее обсуждали в нашем исследовании. А именно, активная (и активизировавшаяся в связи с рассмотренным нами Соглашением о сокращении добычи) спекулятивная игра.
Однако прогнозировать дальнейшее развитие этой игры, включая ее ценовое измерение, пока сложно. Сложно и потому, что в игру включено «стадо» из десятков миллионов игроков разного финансового веса, и потому, что пока неясны дальнейшие цели и возможности тех крупнейших финансовых «крупье», которые управляют этой игрой и этим «стадом» и возможности которых мы ранее обсуждали в нашем исследовании.
С одной стороны, тот многомерный механизм манипулирования виртуальным и реальным нефтяным рынком, который мы подробно разбирали и который находится под контролем «крупье», сейчас оказался несколько обрезан. В частности напомним, что крупнейшие банки после скандалов 2014–2015 годов в основном лишились очень важного инструмента для контроля рынка снизу за счет присвоения функций трейдеров, накопления запасов физической нефти и игры в две руки — на рынке реальных поставок и на рынке спекуляций фьючерсами. То есть на рынке возросла роль реальных поставщиков физической нефти — добывающих корпораций и профессиональных трейдеров.
С другой стороны, остальные инструменты игрового манипулирования — от огромных денег для ставок в виртуальном казино до информационной и аналитической обслуги — по-прежнему в руках у «крупье». А это инструменты очень мощные и очень значимые не только для нефти, но и в целом для мировой экономики. Это так потому, что нефтяной рынок — самый большой их всех глобальных рынков: он по своему обороту превышает все остальные товарные рынки мира (от металлов до продовольствия, от оружия до электроники) вместе взятые. И это так потому, что нефтяной рынок из всех товарных рынков самый спекулятивный: ни на одном из остальных рынков нет такого многократного превышения объемов виртуальной торговли над торговлей реальной. Так что могущество играющих «крупье» на этом рынке и в целом в мировой экономике преуменьшать не стоит.
А вот цели и возможности этих «крупье» в наступающую (если она наступит) эпоху Трампа — еще предстоит выяснить и понять.
Судя по предвыборным обещаниям избранного президента США, а также некоторым первым назначениям (если их утвердит Конгресс), Трамп намерен сместить приоритеты экономической политики в направлении интересов реального сектора национальной экономики. В том числе в направлении интересов нефтянки, которая заметно пострадала от обрушения цен на нефть. Об этом, в частности, говорит и решение Трампа назначить госскеретарем главу нефтяной мегакорпорации «ЭкксонМобил» Рекса Тиллерсона. Заодно стоит упомянуть и выдвинутого Трампом кандидата на пост главы Минобороны США Джеймса Мэттиса — он, как и Тиллерсон, считает необходимой реиндустриализацию Америки: мол, только эта реиндустриализация и сможет стать действенным инструментом для сдерживания Китая.
Но описанное смещение приоритетов, если оно произойдет, неизбежно приведет к попыткам так или иначе ослабить (в том числе за счет обещанного Трампом принятия обновленной версии закона Гласса-Стиголла, ограничивающей перечень субъектов финансовых спекуляций) чрезмерно раздувшиеся при Обаме позиции и амбиции финансового сектора экономики США.
Однако здесь мы уже вступаем на поляну слабых гипотез со множеством условий. Будет ли Трамп вообще президентом (что, напомним, еще не доказано окончательным голосованием выборщиков и фактом его инаугурации)? Будет ли Трамп пытаться осуществлять такую коррекцию приоритетов или начнет менять приоритеты иначе? Поддержит ли Трампа Конгресс (точнее, многочисленные промышленные, финансовые и прочие лобби, контролирующие большинство в Конгрессе)? И так далее.
Здесь мы, по понятным причинам, не зная в точности исходного плана игры, также вынуждены оперировать гипотезами. Но гипотезами, уже достаточно прочно опертыми на бесспорные факты, рассмотренные нами в ходе исследования.
Напомним рассмотренные в ходе исследования игровые цели и намерения упомянутых выше «крупье» — и те, которые были публично заявлены информационными рупорами «крупье», и те, которые были нами определены в качестве весьма вероятных гипотез:
глубже посадить на «нефтяную иглу», а затем ослабить и ограбить крупнейшие мировые «петрономики»;
взять под контроль значительную часть принадлежащих этим петрономикам нефтяных запасов и нефтедобывающих активов;
вернуть в американское «политическое стойло» политически сдвинувшихся «влево», а также идеологически и экономически осмелевших латиноамериканских «партнеров». А заодно хотя бы частично остановить экономическую (а значит, и политическую) экспансию в Латинскую Америку Китая, который США справедливо считают своим главным глобальным конкурентом в XXI веке;
в максимальной мере разорвать всю систему многогранных связей между Россией и Европой и заодно эту Европу в максимальной мере экономически и политически ослабить;
экономически раздавить и политически обрушить «путинскую» Россию.
Отметим, что глобальные транснациональные (но прежде всего, контролируемые США) нефтяные корпорации, видимо, в этой игре были не только в курсе, но и в доле. Иначе и быть не могло, с учетом достаточно высокого уровня присутствия финансовых «крупье» в их акционерной собственности.
Нефтяных грандов сначала — на дорогой нефти — сказочно обогатили, а затем — на дешевой нефти — существенно ослабили. Но одновременно они получили возможность взять под контроль очень серьезные новые нефтяные запасы. И не только зарубежные.
Известный американский нефтяной аналитик Ник Каннингэм еще в конце сентября писал, ссылаясь на исследования корпорации Wood Mackenzie, что активность крупнейших нефтяных компаний США в части инвестирования в новые проекты резко сократилась, но запасы нефти в своих сырьевых балансах они заметно и неуклонно увеличивают. Увеличивают за счет покупки запасов мелких и средних американских нефтяных компаний, чаще всего — вместе с этим компаниями. При этом Каннингэм подчеркивает, что этот процесс может продолжаться долго, потому что разорившихся (или утопающих в долгах) нефтяных компаний в США еще много.
В связи с этим нужно отметить, что транснациональные и американские нефтяные гранды в серьезных масштабах в сланцевом буме не участвовали, видимо, обладая достаточно полной эксклюзивной «игровой» информацией об ограниченных ценовых перспективах и сроках этого бума, а также геологической информацией о том, где именно, на каких формациях и месторождениях, этот бум может быть достаточно продолжительным и прибыльным. А теперь эти нефтяные гранды не спеша, но последовательно и, главное, задешево (как говорится на биржах, «на очень низком рынке»), скупают наиболее перспективные результаты усердия мелких и средних сланцевиков.
В какой мере перечисленные выше цели игроков-крупье к данному моменту игры реализованы?
Это мы обсудим в следующей части исследования.
(Продолжение следует.)
