Новый раунд глобальной нефтяной игры. Часть XVIII (окончание)
В предыдущей части исследования мы выяснили, что глобальные игроки в ходе обсуждаемой здесь нефтяной игры в значительной степени достигли своих целей. Они сумели существенно ослабить экономики крупных нефтедобывающих стран и Европы и развернули масштабную программу скупки нефтяных активов у ослабленных стран.
Далее мы выдвинули следующий тезис: в отношении России главные цели глобальных игроков не достигнуты.
Обоснуем этот тезис.
Как мы уже показали ранее, в ходе обсуждаемой нефтяной игры Россия столкнулась с серьезными макроэкономическими и технологическими проблемами. В их числе — падение экспортных и бюджетных доходов, а также недоступность дешевых зарубежных кредитов и ряда современных западных технологий. Эти проблемы затронули, в том числе, и нефтегазовую отрасль, где снизились масштабы инвестиций и было отложено на неопределенное будущее немало проектов разведки и разработки «сложных» месторождений.
Тем не менее, даже в такой ситуации Россия в 2016 году достигла постсоветского рекорда нефтедобычи на уровне 11,25 млн барр./день — это почти столько же, сколько весь Советский Союз добывал на историческом максимуме, в 1987 году. Кроме того, Россия сумела — в условиях острой борьбы за мировые рынки сбыта нефти — удержать и даже расширить свой экспорт и по его объемам, и по его географии.
При этом России, как недавно сообщил глава Минресурсов РФ Сергей Донской, удалось, несмотря на перечисленные выше проблемы, обеспечить прирост разведанных нефтяных ресурсов. То есть мы — пока — разведываем больше сырья, чем добываем, тем самым сохраняя нефтяные запасы в недрах для будущих поколений.
Более того, ряд российских нефтедобывающих компаний, несмотря на кризис и санкции, разворачивает работу на новых сложных месторождениях. Так, например, корпорация «Газпром нефть» сообщила, что в 2016 году увеличила в 2,5 раза промышленную добычу на арктической шельфовой платформе «Приразломная» в Баренцевом море и направила на экспорт в Западную Европу более 2,1 млн тонн своей нефти сорта «Арктик ойл». А корпорация «Роснефть» объявила, что она, несмотря на санкции, самостоятельно, без зарубежных партнеров, продолжит разведочные работы на арктическом шельфе Карского моря.
Далее, Россия, как мы уже обсуждали ранее, сыграла решающую роль в подготовке и заключении первого в мировой истории именно глобального Соглашения об управлении мировым рынком реальной, физической нефти за счет регулирования масштабов добычи. В это Соглашение включились, кроме стран — членов ОПЕК, еще 11 крупных нефтедобывающих государств, и они вместе добывают почти половину мировой нефти! И как свидетельствуют сообщения от Комитета мониторинга Соглашения (сопредседатели — Кувейт и Россия), пока участники Соглашения свои обязательства по сокращению добычи выполняют в соответствии с графиком.
Наконец, Россия в ноябре 2016 года запустила на Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой бирже торговлю поставочными (порт поставки — Приморск) фьючерсными контрактами на основной сорт российской экспортной нефти Urals. Это событие почти не было отмечено в российской и мировой прессе — я считаю, что зря.
Дело в том, что сейчас цена на российскую нефть Urals определяется через понижающий коэффициент к цене маркерного североморского сорта (так называемого бенчмарка) Brent, хотя реальные физические поставки Urals на мировой рынок примерно вдвое больше, чем поставки Brent. И, соответственно, колебания цены на нашу нефть в огромной степени определяются глобальной спекулятивной игрой на фьючерсах Brent. А это приводит и к сложностям экономического планирования работы наших нефтяных корпораций, и к финансовым потерям у корпораций и бюджета.
Достаточно широкая биржевая торговля фьючерсами на Urals — позволит России сделать наш основной экспортный сорт нефти таким же особым бенчмарком, как Brent. То есть «отвязать» наш нефтяной экспорт от спекулятивных ценовых перипетий на других мировых рынках.
Конечно, добиться такого результата нельзя в одночасье. Привычка и уважение мировых потребителей и трейдеров к новому бенчмарку, как правило, приходит не ранее, чем через полтора-два года его использования. Но этот результат, в случае успеха, очень существенно повысит ценовую независимость и устойчивость как российского экспорта, так и в целом нефтяного сектора национальной экономики.
Вместе с тем, нельзя не признать, что перечисленные выше успешные результаты деятельности российской «нефтянки» в условиях кризиса и санкций — дались нелегко. В частности, для финансового обеспечения приоритетных проектов ряду отечественных нефтяных компаний пришлось продавать часть активов зарубежным инвесторам.
Так, в сентябре–ноябре 2016 года была окончательно согласована продажа индийскому консорциуму госкорпораций Oil India, Indian Oil и Bharat Petroresources 23,9% акций «Ванкорнефти», дочерней компании «Роснефти», которая разрабатывает на севере Красноярского края крупнейшее новое российское месторождение Ванкор. В сентябре 2016 года еще одна индийская нефтяная компания, ONGC Videsh Limited, которая ранее уже купила 15% акций «Ванкорнефти», подписала соглашение об увеличении своей доли в активе еще на 11%. То есть совокупная доля индийских компаний в «Ванкорнефти» в результате этих сделок достигнет 49,9%.
Далее, прошедшей осенью тот же консорциум индийских госкорпораций Oil India, Indian Oil и Bharat Petroresources, который вошел в активы «Ванкорнефти», подписал соглашение о приобретении 29,9% акций другой «дочки» «Роснефти», компании «Таас-Юрях», которая разрабатывает в Якутии Среднеботуобинское нефтегазоконденсатное месторождение.
В декабре прошедшего года российская нефтегазовая компания «Сибур» подписала соглашение о продаже 10% своих акций китайским «Фонду Шелкового пути» и банку China Development Bank. Поскольку в 2015 году китайская нефтяная корпорация Sinopec уже приобрела 10% «Сибура», теперь под контролем китайского капитала находится 20% акций компании.
Наконец, в том же прошедшем декабре 2016 года 19,5% акций «Роснефти» были проданы, в рамках российской программы приватизации госактивов, катарскому инвестиционному фонду QIA и швейцарскому нефтяному трейдеру Glencor.
Однако, несмотря на описанные потери во владении активами, российский нефтяной сектор, как мы видим, суммарным давлением кризиса и санкций вовсе не дезорганизован и не разрушен. Более того, и Соглашение с ОПЕК, и запуск платформы торговли фьючерсами на Urals показывают, что Россия не только успешно сопротивляется внешнему давлению, но и действует на глобальном нефтяном рынке достаточно наступательно.
Цены на нефть резко поднялись уже с ноября, в момент объявления о заключении Соглашения, и после этого колеблются в диапазоне 54–57 долл./барр. по бенчмарку Brent. Но при этом обращает на себя внимание новая спекулятивная тенденция в мировой игре на нефтяных фьючерсах.
С декабря всё больше спекулянтов «столбят» во фьючерсах позиции на повышение цен. Обращает на себя внимание тот факт, что растущее число долгосрочных контрактов заключается в ценовых диапазонах 60–80 долл./барр. Более того, немало контрактов заключается по ценам до 100 долл./барр.!
Конечно, подобные ценовые ожидания, скорее, исключение. Но, тем не менее, аналитические службы большинства корпораций и мировых агентств с начала 2017 года уже не сомневаются в том, что Соглашение с ОПЕК способно кардинально балансировать спрос и предложение на глобальном нефтяном рынке и поднять цены.
Еще в ноябре–декабре 2016 года и Международное энергетическое агентство, и Администрация энергетической информации США, и аналитики ведущих банков прогнозировали достижение глобального баланса спроса и предложения нефти на III–IV кварталы 2017 года или даже на вторую половину 2018 года. Сейчас же большинство прогнозов утверждает, что баланс мирового нефтяного рынка будет достигнут уже в первой половине 2017 года.
При этом всё реже звучат утверждения о том, что при новых, достаточно высоких, ценах на нефть сланцевая нефтедобыча в США «выстрелит» настолько быстро и мощно, что перекроет снижение добычи стран—членов Соглашения с ОПЕК. Всё меньше аналитиков верит в то, что «сланец» вновь создаст на рынке большое избыточное предложение, и уже во второй половине 2017 года снова опустит нефтяные цены в диапазон 35–45 долл./барр.
В связи с этим отметим, что в последние полгода в США быстро растет число установок, ведущих буровые и подготовительные работы на «сланцевых» нефтяных месторождениях. Их число, по данным аналитической компании Baker Hughes, с летнего минимума 2016 года в 316 единиц — выросло к середине января 2017 года до 551 единицы. Но при этом рост добычи нефти на американских «сланцах» оказался очень скромным, не более 150 тыс. барр./день. Основной прирост производства нефти в США за этот период (около 350 тыс. барр./день) приходится на шельфовые проекты.
Ряд аналитиков утверждает, что на большинстве новых «сланцевых» скважин в Америке еще не завершена подготовка к добыче и что поступления из них нефти нужно ждать еще 4–6 месяцев. Однако Администрация энергетической информации США, EIA, серьезных успехов американских сланцевиков не обещает. В частности, в последнем докладе EIA не повысила, а понизила прогноз роста добычи нефти в Америке. Если в декабре 2016 года на 2017 год прогнозировался рост добычи в 300 тыс. барр./день, то в новом январском прогнозе EIA предполагает рост всего-навсего на 200 тыс. барр./день.
Глава Международного энергетического агентства Фатих Бироль ожидает от американских сланцев большего. Он считает, что в 2017 году американская сланцевая нефтедобыча может увеличиться на 500 тыс. барр./день, и что это может привести к новому снижению цен на глобальных рынках.
Но аналитики ряда крупнейших банков, включая швейцарский банк UBS (которые, подчеркнем, отвечают за свои прогнозы деньгами, то есть прибылями клиентов банка в торговле фьючерсными контрактами), на крупные успехи американского «сланца» не рассчитывают. Они, во-первых, оценивают объем нефти, уже ушедший с рынка в результате исполнения Соглашения с ОПЕК, в 1,3–1,5 млн барр./день. Они, во-вторых, не слишком верят в радикальный рост сланцевой добычи в США. И именно поэтому, по прогнозу аналитиков банка UBS, спрос и предложение на глобальном нефтяном рынке могут сбалансироваться уже в течение первого квартала 2017 года.
Тем не менее, пока можно констатировать, что на мировых торговых площадках цены на нефть «почти застыли» на уровнях 55–57 долл./барр. по североморскому сорту Brent и 52–54 долл./барр. по североамериканскому сорту WTI. Причем немало аналитиков считают, что цены застыли в ожидании того, какие воздействия на мировой нефтяной (и энергетический в целом и, шире, инвестиционный) рынок будет оказывать новая американская администрация президента Дональда Трампа.
Уже в своей предвыборной программе Трамп уделял энергетике, включая сектор нефтедобычи, очень большое внимание. Так, в частности, в начале избирательной кампании Трамп заявил, что намерен «освободить от пут национальную нефтяную промышленность». Причем конкретные планы в этой сфере, обнародованные претендентом на пост нового президента США, оказались вполне «революционными» и были объявлены одним из его программных приоритетов.
Эти планы сжато изложены в документе, который появился на сайте президентской администрации уже 20 января 2017 года, — подчеркнем, всего через несколько часов после инаугурации Трампа.
Документ сообщает, что «Администрация Трампа будет поддерживать революционную разработку шельфовой нефти и газа, чтобы создать рабочие места и благосостояние миллионам американцев. Мы должны воспользоваться резервами шельфовой нефти и газа, которые оцениваются в $50 триллионов. Мы будем использовать доходы от добычи, чтобы восстановить наши дороги, школы, мосты и общественную инфраструктуру. Более дешевая энергия также улучшит состояние нашей сельскохозяйственной отрасли. Администрация Трампа будет сторонницей технологии чистого угля и возрождения американской угледобывающей индустрии, которой долгое время причиняли вред».
Далее, в документе подчеркивается, что «развитие собственной добычи полезных ископаемых является вопросом национальной безопасности США. Президент Трамп нацелен на достижение энергетической независимости от ОПЕК и любых других наций, враждебных по отношению к нашим интересам».
Наконец, в документе указывается, что «Президент Трамп будет стремиться к устранению вредных и ненужных программ, таких как Климатический план и Закон о водных источниках США. Снятие этих ограничений сильно поможет американским рабочим и увеличит объем заработных плат более чем на $30 миллиардов за следующие 7 лет».
Отметим, что Трамп (видимо, уже хорошо осведомленный об ограниченных перспективах развития американской сланцевой нефтедобычи) о сланцевой нефти в своих выступлениях практически не упоминает. Трамп, прежде всего, делает акцент на форсированной разработке нефтяных месторождений на американском шельфе и континентальных участках.
Подчеркнем, что в этих своих планах Трамп вступает в фундаментальное противоречие с теми финансовыми транснациональными группами, которые инициировали и вели рассматриваемую в нашем исследовании глобальную нефтяную игру. Напомним, что эти группы, интегрированные в элитный базис поддержки администрации Барака Обамы, делали ставку на постепенный захват контроля над нефтью крупнейших нефтедобывающих стран, то есть ориентировались на вывод своих инвестиций (и создаваемых за счет этих инвестиций рабочих мест) из США.
Для Трампа, который считает необходимым возврат в США инвестиций национальных компаний и создание на национальной территории большого количества новых высокооплачиваемых рабочих мест, этот подход категорически неприемлем. Но верно и обратное: подход Трампа совершенно неприемлем для групп поддержки Обамы. И потому идея Трампа о возобновлении разрешений на отработку месторождений нефти на американском шельфе встретила жесткое противодействие со стороны уходящего Обамы.
Основные разведанные нефтяные запасы США — по ряду оценок, не менее 70–80 млрд барр., — сосредоточены в шельфовых месторождениях, прежде всего в Арктике, вокруг Аляски. Однако разработка американского приполярного шельфа несколько раз за последние десятилетия частично или полностью «замораживалась» как из-за двух крупных разливов нефти (авария танкера и прорыв нефтепровода), так и по причине высокой себестоимости сырья из приполярных месторождений. Решимость Трампа прервать эту тенденцию связана, в первую очередь, с намерениями резко увеличить инвестиции и трудовую занятость в национальной нефтяной отрасли.
Но 20 декабря 2016 года президент США Барак Обама и премьер Канады Джастин Трюдо выпустили совместное заявление о практически полном запрете добычи нефти и газа на всех принадлежащих США и Канаде участках шельфа Чукотского моря и моря Бофорта вблизи Аляски, в Тихом и Северном Ледовитом океанах. Запрет объясняется повышенными экологическими рисками разработки нефти в приполярной зоне и требованиями охраны окружающей среды.
Особенность решения Обамы состоит в том, что его указ опирается на американский закон 1953 года, дающий президенту США полномочия блокировать передачу корпорациям прав на разработку шельфовых месторождений. Причем по упомянутому закону соответствующий указ президента не может быть отменен аналогичным указом его преемника в течение пяти лет.
Знаменательно здесь то, что на американском шельфе района Прадхо-Бэй в море Бофорта находится крупнейшее нефтяное месторождение с совокупным потенциалом добычи около 7 млрд барр., на котором еще в 1988 году добывалось около 2 млн барр./день нефти. Для ее доставки на юг Аляски был специально построен сложнейший нефтепровод длиной около 1300 км. Это месторождение к нынешнему времени разработано не более, чем наполовину, но добыча на нем была остановлена в 2007 году из-за утечки из нефтепровода и необходимости его ремонта.
Знаменательно и то, что указ Обамы о запрете добычи в приполярной зоне вышел буквально через два месяца после того, как компания Caelus Energy объявила об открытии в заливе Смита на шельфе Аляски нового крупного месторождения нефти с предполагаемыми извлекаемыми запасами около 2,5 млрд барр.
В итоге сейчас добыча нефти на шельфе США фактически разрешена только в Мексиканском заливе (рис. 1)
Соответственно, команде Трампа для разблокирования разработки шельфовых месторождений придется приложить немалые и непростые усилия.
Вторая крупная позиция энергетического плана Трампа, непосредственно связанная с первой, — существенное ослабление экологических «тормозов», осложняющих и удорожающих разведку и добычу углеводородов в США. А именно, снятие ряда «запретительных» ограничений на добычу нефти, газа, угля на федеральных землях, а также — главное! — отмена участия США в важнейшем детище Обамы, в заключенном год назад глобальном Парижском климатическом соглашении.
Трамп считает мифами (и, признаем, имеет для этого весомые основания) заклинания экологов о грядущем неизбежном глобальном потеплении, вызванном выбросами в атмосферу двуокиси углерода. И потому Трамп намерен не только вывести Америку из Парижского соглашения по сокращениям выбросов парниковых газов, но и прекратить американское финансирование так называемых климатических программ ООН.
Новый президент США считает, что экономия корпораций в результате снятия этих «экологических тормозов» даст возможность нарастить инвестиции в американской топливной и перерабатывающей промышленности, резко увеличит налоговые поступления от этих отраслей, а заодно создаст в них несколько сотен тысяч новых рабочих мест. По оценкам команды Трампа, отказ США от Плана действий в области климата позволит национальным корпорациям в сфере добычи и переработки углеводородов освободить для этих целей финансовые ресурсы в объеме примерно $4,5 млрд в год.
Многие аналитики убеждены, что эти планы получат очень активную поддержку большинства американских нефтегазовых «грандов». И что в этом смысле «знаковым» является привлечение Трампом в свою команду на роль госсекретаря Рекса Тиллерсона, который до сих пор занимал должность исполнительного директора крупнейшей мировой нефтегазовой корпорации «Эксон Мобил».
Однако пока никуда не делись проблемы, которые трехлетний ценовый кризис принес тем самым крупнейшим американским нефтегазовым корпорациям, которые призваны возглавить «новый нефтяной курс Трампа». Одна из ключевых проблем — огромный долг, накопленный в кризисе этими корпорациями и резко ограничивший их инвестиционный потенциал. По оценке агентства Bloomberg, чистый долг пяти корпораций — лидеров американской «нефтянки» за последние три года увеличился вдвое и превысил $200 млрд.
Некоторые эксперты считают, что выросшие цены на нефть позволяют этим корпорациям перейти в зону прибыльности бизнеса и даже начать сокращать долги. Однако даже в этом случае крупный инвестиционный потенциал для развития очень затратных шельфовых проектов вряд ли появится у американских нефтяников достаточно быстро.
Впрочем, вряд ли быстро появится (если появится) и нормативная база, обеспечивающая разработку американских шельфов. Напомним, что для подготовки и принятия соответствующего законодательства команде Трампа придется преодолевать весьма сильное сопротивление очень влиятельных групп в Конгрессе.
Помимо этого, сейчас немало аналитиков гадают, в чью пользу прошедшей осенью начал играть Американский институт нефти API — в пользу программы Трампа, или всё же в пользу ее противников из лагеря Обамы–Клинтон, интегрированных в обсуждаемую в данном исследовании глобальную нефтяную игру.
В ноябре 2016 года вышел доклад API, который немало экспертов оценили как скандальный.
Этот доклад впервые за много лет фактически «экологически реабилитирует» сланцевую добычу нефти и газа. В нем — в явном противоречии с множеством ранее опубликованных авторитетных исследований — утверждается, что проппант, который закачивают в скважины при гидроразрыве пласта якобы с подземными и грунтовыми водами не смешивается и, значит, их не отравляет. И что якобы при соблюдении технологий — метод гидроразрыва на сланцевых месторождениях экологически абсолютно безопасен.
Большинство аналитиков склонны считать, что данный доклад API все-таки направлен против программы Трампа. С одной стороны, он вроде бы поддерживает «антиэкологический» пафос Трампа. Однако он одновременно сохраняет и даже укрепляет возможности противников Трампа создавать (за счет управления сланцевой добычей при помощи финансовых рычагов кредитов, страхования и спекуляций) долговременные понижательные ценовые тренды на нефтяном рынке. То есть фактически торпедировать инвестиционный базис программы Трампа.
Завершая исследование, считаю необходимым подчеркнуть, что финансово-олигархические игроки, которые инициировали и проводят рассматриваемую нами в данном исследовании глобальную нефтяную игру, далеко не подавлены. Как мы показали ранее, они несколько ослаблены. И они, конечно же, в какой-то мере теряют свои возможности в связи с выборной победой Трампа.
Однако эти игроки пока еще вполне способны задействовать все рассмотренные ранее в нашем исследовании механизмы управления нефтяным мировым рынком. А эти механизмы, напомним, включают и целенаправленные биржевые спекуляции, и финансирование игры трейдеров на рынке физической нефти, и негласное влияние на рейтинговые агентства и аналитические службы, и «продавливание» прогнозов рынка через специализированные и массовые СМИ. Кроме того, разумеется, никак нельзя сбрасывать со счета влияние этих игроков на принятие решений в палатах Конгресса США.
Потому нужно учитывать, что эти глобальные игроки вполне способны продолжить игру по своему плану:
торпедируя исполнение «энергетической» программы администрации Трампа;
создавая на рынках нефти хаотизирующие спекулятивные «медвежьи» или «бычьи» тренды»;
продолжая «додавливать» конкурентов на глобальном нефтяном рынке и скупать их активы;
— наконец, продолжая или даже усиливая обсужденную нами ранее глобальную игру на подавление независимого государственного финансово-инвестиционного потенциала крупных нефтедобывающих стран, то есть игру на наращивание их экономической зависимости от целей частно-корпоративного, прежде всего транснационального, бизнеса. Такую игру, которая неуклонно приближает все ветви власти в странах-объектах атаки к полной экономической (а значит, и политической, и в целом государственной) недееспособности.
И здесь я считаю необходимым особо подчеркнуть, что в соответствующем списке стран-объектов атаки в конечном итоге вполне могут оказаться и сами США.
Изложенное показывает высокую вероятность того, что мы — уже в близком будущем — станем свидетелями продолжения глобальной нефтяной (а на деле — фактически миропреобразующей) игры.
