О коммунизме и марксизме — 50
Передо мной книга, написанная одним из классиков марксизма-ленинизма, другом и соратником Карла Маркса Фридрихом Энгельсом. Энгельс — это даже не Лафарг. Это фактически второе «я» Карла Маркса. И, хотя это второе «я», конечно, вторично по отношению к самому Марксу, хотя Энгельс, развивая марксизм, многое в нем переиначил на свой лад и многое исказил, не будучи, как Маркс, гениальным философом, всё же вряд ли кто-то осмелится сказать, что ключевые труды Энгельса не представляют собой классический, канонический марксизм.
Тем, кто думает иначе и впаривает другим под видом классического марксизма эту свою антиэнгельсовскую точку зрения, надо бы знать о том, что в Советском Союзе на стенах официальных заведений висело три портрета — Маркса, Энгельса и Ленина.
Итак, передо мной книга Энгельса, классический образчик марксизма. Эта книга называется «Крестьянская война в Германии». Книга была написана летом 1850 года после поражения революции 1848–1849 годов.
Европейские революции 1848–1849 годов назывались «Весна народов». Эти революции носили антифеодальный, национально-освободительный характер. Начались они выступлением 12 января 1848 года на Сицилии.
За этим выступлением последовала революция во Франции. Французы требовали новых гражданских прав и свобод. 24 февраля 1848 года от престола отрекся относительно либеральный, но не желавший окончательно сдавать монархические позиции король Луи-Филипп I, и была провозглашена Вторая республика. Луи-Филипп сбежал. У власти находилось временное правительство. В течение 1848 года президентом республики был избран принц Луи Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, которого Карл Маркс называл маленьким племянником большого дяди. Этот маленький племянник 2 декабря 1852 года провозгласил себя императором под именем Наполеона III. На этом закончилась Вторая республика во Франции, где революционный подъем был всё же достаточно длительным.
В других государствах — Италии, Германии, включая Австрию, и т. п. — подъем был менее длительным. И вслед за ним последовал еще более сокрушительный разгром революции. А. И. Герцен после ее поражения утверждал, что эта «революция, побитая во всех точках», уступила «всё приобретенное с 1789 года». То есть с эпохи Великой Французской буржуазной революции.
Карл Маркс и Фридрих Энгельс участвовали в обсуждаемой нами революции, остро переживали ее фиаско. В сущности, книга Энгельса написана не только по следам революции, но и с явной целью защитить революционную немецкую традицию, не дать антиреволюционным силам убедить немецкую общественность в том, что немецкость и революционность — «две вещи несовместные».
В предисловии к книге Энгельс пишет: «Немецкий народ также имеет свою революционную традицию. Было время, когда Германия выдвигала личности, которые можно поставить рядом с лучшими революционными деятелями других стран, когда немецкий народ проявлял такую выдержку и развивал такую энергию, которые у централизованной нации привели бы к самым блестящим результатам, когда у немецких крестьян и плебеев зарождались идеи и планы, которые достаточно часто приводят в содрогание и ужас их потомков».
С предельной яркостью и определенностью заявив о цели, которая побудила его к написанию этой книги, Энгельс далее говорит о том, как соотносятся в его понимании дела давно минувших дней, каковыми является крестьянская война в Германии и нынешняя актуальная политика, вне связи с которой он, Энгельс, никаких книг писать бы не стал. Ибо является не историком, а политиком, занимающимся историей с очень определенными политическими революционными целями.
«В противовес временной апатии, наступившей почти повсюду после двух лет борьбы (Энгельс имеет в виду обсужденную нами революцию 1848–1849 годов — С.К.), пора снова показать немецкому народу неладно скроенные, но крепко сшитые фигуры Великой крестьянской войны. С того времени протекло три столетия и многое изменилось; и всё же крестьянская война вовсе не так далека от наших современных битв, и противники, с которыми приходится сражаться, большей частью те же самые. Те классы и части классов, которые всюду предавали революцию в 1848 и 1849 гг., мы встречаем — правда на более низкой ступени развития — в качестве предателей уже в 1525 году».
Кратко описав во введении как цель исследования, так и степень его политической актуальности, Энгельс далее развернуто обсуждает то, что нас больше всего интересует, — вопрос о роли религии в революции.
Анализируя германское духовенство времен Великой крестьянской войны, Энгельс констатирует, что тогдашнее духовенство «распадалось на два совершенно различных класса. Аристократический класс составляла духовная феодальная иерархия: епископы и архиепископы, аббаты, приоры и прочие прелаты. Эти высшие сановники церкви либо сами были имперскими князьями, либо же в качестве феодалов, подчинявшихся верховной власти других князей, владели обширными пространствами земли с многочисленным крепостным и зависимым населением. Они не только эксплуатировали своих подданных так же беспощадно, как дворянство и князья, но действовали еще более бесстыдно. <...>
На этих прелатах и их бесчисленной, с усилением политических и религиозных гонений всё возраставшей, жандармерии из монахов и была сосредоточена ненависть к попам не только народа, но и дворянства».
Описав этот реакционный антиреволюционный, антинародный класс духовенства, Энгельс далее начинает говорить о совершенно другом классе того же духовенства. Он называет этот второй класс духовенства его «плебейской частью». Характеризуя этот второй класс, Энгельс пишет: «Плебейская часть духовенства состояла из сельских и городских священников. Они стояли вне феодальной иерархии церкви и не имели доли в ее богатствах. Их деятельность контролировалась сравнительно мало и, несмотря на всю свою важность для церкви, была в тот момент гораздо менее необходимой, чем полицейская служба монахов, находившихся на казарменном положении. Поэтому они оплачивались гораздо хуже, и их бенефиции были большей частью очень скудны. Им, как выходцам из бюргерства или плебса, были достаточно близки условия жизни массы, и потому, несмотря на свое духовное звание, они разделяли настроения бюргеров и плебеев».
Описав интересы этого второго класса духовенства, Энгельс далее говорит нечто весьма существенное для нас о роли этого второго класса духовенства в революции, деятелями которой он восхищается, которую он приводит в пример своим современникам, на примере которой он отстаивает право Германии считать себя страной с революционной традицией. Вот что он пишет о роли этого второго класса в революции: «Участие в движениях того времени, являвшееся для монахов исключением, для них (представителей второго, плебейского, класса духовенства — С.К.) было общим правилом. Из их рядов выходили теоретики и идеологи движения, и многие из них, выступив в качестве представителей плебеев и крестьян, окончили из-за этого свою жизнь на эшафоте».
Предлагаю читателю осмыслить эти тезисы Энгельса, ответив тем самым на ключевой вопрос о том, всегда ли классический марксизм-ленинизм характеризует духовенство как треклятых попов, стоящих на стороне реакции и потчующих свою паству неким религиозным опиумом.
Можно ли, прочитав хотя бы то, что я только что процитировал, ответить на этот вопрос «да, всегда»? Извините, Энгельс прямо говорит о том, что Великая крестьянская революция в Германии, являясь чуть ли не главным слагаемым немецкой революционной традиции, воспеваемой Энгельсом, могла состояться только потому, что второй класс духовенства породил теоретиков и идеологов этой революции. Ибо революция, как все мы понимаем, вообще невозможна без теоретиков и идеологов. И раз второй класс духовенства выдвинул их из своей среды, значит, этот второй класс, по сути, породил или, по крайней мере, оформил, что в высшей степени важно, великое народное благо — крестьянскую революцию. Мог ли этот класс духовенства сделать подобное, если бы он целиком состоял из производителей «опиума для народа»? Была ли порожденная духовенством и в высшей степени религиозная теория и идеология крестьянской революции «опиумом для народа»? Она была религиозной по своему содержанию революцией, не правда ли? Но если эта революция была религиозной по своему идеологическому содержанию и при этом благой, то, значит, это религиозное идеологическое содержание не было «опиумом для народа». Так ведь?
И напротив, это содержание, будучи религиозным, было революционным, а значит, благим.
Итак, мы устанавливаем следующее:
1) Сам Карл Маркс много раз высказывает свое восхищение Прометеем, который, между прочим, титан, то есть бог (двоюродный брат Зевса, как-никак). Почему бы ему не проклясть прометеизм как поповщину? Но он ведь не проклинает, а восхваляет прометеизм.
2) Это отношение Маркса развивает невероятно близкий к нему Лафарг. А также Томсон, который, будучи абсолютным советским марксистом, большим авторитетом для СССР, прямо говорит о революционной роли орфиков и многих других. А не о том, что орфизм — «опиум для народа».
3) Сам Карл Маркс восхваляет религиозного деятеля Лютера, которого он должен был бы именовать одним из основных производителей этого самого «опиума для народа». Что он говорит о Лютере вместо этого? Напоминаю читателю то, что уже приводил выше. Маркс говорит о Лютере: «Революционное прошлое Германии теоретично, это — реформация. Как тогда революция началась в мозгу монаха, так теперь она начинается в мозгу философа». Так что давайте будем честными. Осуждая Лютера за уклонение от революционности, Маркс фактически именует себя новым Лютером, так ведь? Ясно, в мозгу у какого философа теперь зарождается революция — философа этого зовут Карл Маркс. Так ведь?
4) Фридрих Энгельс, ближайший сподвижник Карла Маркса, продолжатель дела Маркса, хранитель и оформитель его наследия, восхваляет второй класс немецкого средневекового духовенства за то, что он создал религиозную теорию и идеологию, вдохновившую немецкие низы на Великую крестьянскую войну. Более того, Энгельс говорит не только о теоретической и идеологической роли этого класса (подчеркиваю — класса) немецкого духовенства. Ибо представители этого класса не только оформляли идеологию и теорию, они еще всходили на эшафот за свое участие в той благодетельной и судьбоносной для Германии революции, каковой, по мнению Энгельса, была Великая крестьянская война в Германии.
Да, Карл Маркс противоречиво оценивает Лютера. Но откуда проистекает такая оценка? Из того, что Лютер производит «опиум для народа»? Полно! Одним из самых выдающихся деятелей той революции, которую Энгельс ставит в пример, был Томас Мюнцер (1490–1525). Мюнцер был вождем крестьянско-плебейских масс и умер на эшафоте. Он был священником, то есть принадлежал к тому сословию, которое марксисты якобы целиком относят к производителям «опиума для народа». Но Мюнцер был представителем именно второго класса духовенства, которому Энгельс дает позитивную оценку. Мюнцер происходил из крестьян. Он ненавидел аристократов, в том числе и потому, что один из этих аристократов казнил его отца. Мюнцер прочно взаимодействовал с революционными религиозными сектантскими кругами, ждавшими наступления «царства Божьего на земле». Поначалу Мюнцер поддержал Лютера. Но, поскольку Лютер не шел дальше осуждения римской католической церкви, которую Мюнцер тоже яростно ненавидел, Мюнцер был вынужден противопоставить свою позицию позиции Лютера. Потому что Мюнцер требовал воплощения в мире божественной справедливости. Он настаивал на том, что надо не только отобрать владения церкви, но и справедливо поделить на всех ремесленников и пахарей имущество знати и богатых горожан. Мюнцер шел еще дальше и требовал, чтобы власть была отдана простому народу, ибо только народные массы как ревнители бога могут, нравственно усовершенствовавшись в ходе борьбы с супостатами, построить «царство Божье на земле» на основе общности имуществ.
Свой манифест Мюнцер опубликовал в Праге на чешском, немецком и латинском языке. Вернувшись в Германию, он возглавил одно из восстаний в рамках обсуждаемой нами крестьянской войны. Руководя восстанием в Тюрингии в 1525 году, Мюнцер составил свою программу «Статейное письмо», в которой проповедовал коммунизм. Лютер потребовал казни Мюнцера. Его отряд был разгромлен 15 мая 1525 года. Мюнцера пытали и казнили 27 мая 1525 года.
Энгельс пишет о Мюнцере: «Лишь в Тюрингии под непосредственным влиянием Мюнцера и в некоторых других местах под влиянием его учеников плебейская часть городов была настолько увлечена общей революционной бурей, что зачаточный пролетарский элемент получил в ней кратковременный перевес над всеми остальными группами, участвовавшими в движении. Этот эпизод, составляющий кульминационный пункт всей крестьянской войны и разыгравшийся вокруг самой величественной ее фигуры, вокруг Томаса Мюнцера, является в то же время и самым кратким».
Ну и как, господа, а также товарищи? Свидетельствует ли данная оценка Мюнцера о том, что эта величественная, по мнению Энгельса, фигура, с которой связана кульминация благой, по мнению Энгельса, Крестьянской войны, является производителем «опиума для народа»? Не кажется ли вам, что знакомство с настоящими текстами, входящими в корпус классического марксизма-ленинизма, а не с идиотскими хрестоматиями позднесоветских обществоведов, не оставляет камня на камне от подобной оценки великих революционно-религиозных деятелей, восхищавших классиков марксизма?
(Продолжение следует.)
