О коммунизме и марксизме — 53

Еще один религиозный деятель и ученый, искавший возможности наведения теоретических и политических мостов между революционным марксизмом и революционным христианством, — Камило Торрес Рестрепо (1929–1966). Это известный колумбийский римско-католический священник, один из основателей теологии освобождения, которую мы обсудим чуть позже.

Камило Торрес всю жизнь настаивал на том, что революционное христианство и революционный марксизм должны идти рука об руку. Он стремился не просто к политическому союзу революционных христиан и революционных марксистов. Он искал теоретические возможности синтеза революционной религиозности и революционного марксизма.

Будучи католическим священником, Камило Торрес Рестрепо, естественно, уделял особое внимание теоретическим и практическим проблемам синтеза революционного марксизма с революционным католицизмом. Но примененный им метод не исключает такого же синтеза революционного марксизма и революционного православия. В принципе, этот метод имеет предельно широкое применение и никак не завязан только на католицизме.

Камило Торрес Рестрепо не только священник. Он и известный социолог, проводивший как теоретические, так и полевые исследования. Рестрепо учительствовал, занимался переводами текстов Мао Цзэдуна, Ленина. В какой-то момент гонения вынудили его уйти в подполье и примкнуть к партизанскому движению Колумбии.

Латинская Америка — очень специфический регион, для которого священными являются идеи Симона Боливара (1783–1830), возглавлявшего национально-освободительное антиколониальное движение в ряде стран Латинской Америки.

Генерал Симон Боливар — национальный герой Венесуэлы. Он освободил от гнета испанских колонизаторов не только Венесуэлу, но и Колумбию, Эквадор. В 1819–1830 годах Боливар стал президентом Великой Колумбии, созданной на территории освобожденных им стран. В 1824 году он освободил Перу и возглавил образовавшуюся на ее территории республику Боливия. Боливия была названа в честь Боливара.

Повторяю, Боливар бесконечно популярен в Латинской Америке, и поэтому латиноамериканский вариант синтеза революционного христианства (поскольку речь идет о Латинской Америке, то, конечно, католицизма) и революционного марксизма невозможен без вовлечения Симона Боливара и созданного им боливарианизма в число тех компонент, взаимодействие между которыми должно обеспечить этот синтез.

Еще одна черта Латинской Америки — партизанский стержень в той борьбе, которая сплачивает воедино революционное христианство и революционный марксизм.

Камило Торрес Рестрепо, преследуемый властью за свое мировоззрение и свою политическую практику, перейдя на нелегальное положение, ушел к партизанам. В лесной церкви, где он организовал церковную службу для партизан, рядом с распятием висел портрет Фиделя Кастро.

Наиболее известная фраза Рестрепо: «Если бы Иисус жил сегодня, то Он был бы партизаном».

Рестрепо был убит в ходе военных столкновений между партизанами и колумбийскими правительственными войсками.

Развивая синтез революционного христианства и революционного марксизма, Рестрепо утверждал, что «обязанность каждого христианина — быть революционером. Обязанность каждого революционера — вершить РЕВОЛЮЦИЮ! Мой долг как священника — сделать всё, чтобы люди встретились с Богом, а для этого самый эффективный путь — сделать так, чтобы люди служили народу по совести. Я не стремлюсь агитировать своих братьев-коммунистов, пытаясь побудить их принять христианское учение и практиковать церковный культ. Но я требую, чтобы все люди действовали по совести».

Перечисление христианских коммунистов можно было бы продолжить, но мне кажется, что намного важнее обсудить их теоретические идеи, которые при всем их различии в большей или меньшей степени вращаются вокруг некоего центрального христианско-коммунистического мировоззрения, особо популярного в Латинской Америке и именуемого «Теология освобождения».

Тот же Рестрепо, которого мы только что обсудили, был одним из создателей и разработчиков теологии освобождения. Но отнюдь не Рестрепо был инициатором данного начинания. В списке наиболее известных представителей теологии освобождения почетное место занимает перуанский богослов, доминиканский священник Густаво Гутиеррес Мерино (родился в 1928 году), заявивший, что долг христианина не просто в том, чтобы помогать бедным, а в том, чтобы бороться с бедностью как таковой.

Адресуясь к раннехристианским авторитетам и ко всем христианским философам, осмысливавшим феномен бедности, Гутиеррес заявил: «Бедность не судьба, это — условие; это не неудача, это — несправедливость. Это — результат социальных структур и умственных и культурных категорий, это связано с путем, которым общество было построено, в его различных проявлениях».

Другой выдающийся создатель теологии освобождения — бразильский теолог и социолог, францисканский монах Леонардо Бофф (родился в 1938 году). На Боффа очень серьезное влияние оказал марксизм в целом и прежде всего так называемый «ранний Маркс» с его теорией отчуждения.

Бофф считает принципиально неприемлемым огульное отрицание марксизма со стороны верующих. Он утверждает, что «отказавшись от марксизма, мы придем к мистификации общества».

Выстраивая новый тип диалога между марксизмом и теологией освобождения, марксизмом и христианством, Бофф говорил об огромном позитивном влиянии Маркса на революционное христианство в различных его разновидностях. И в том числе — на теологию освобождения. Бофф пересматривал отношения между марксизмом и христианством и от лица революционного христианства заявлял, что «Маркс помог нам понять, что действия религиозного характера не ограничиваются только религиозным аспектом. Они включают и политический, и экономический, и идеологический уровни». Какое-то время Ватикан выражал свое крайнее недовольство позицией Боффа и даже налагал на него некий обет молчания. Но вопреки этому обету Бофф написал более 30 работ, в их числе — «Иисус Христос как Освободитель», «Церковь: харизма и власть. Теология освобождения», «И церковь становится народом. Генезис церкви: церковь, которая рождается из веры народа».

Как ни странно это на первый взгляд, Бофф согласен с Марксом в вопросе о том, что религия может быть «опиумом для народа». Он только оговаривает, что религия может быть и чем-то другим. Но это понимали и Маркс, и Энгельс, обсуждая революционную роль Мюнцера, Лютера и многих других. Рассматривая эту двоякую роль религии и церкви, Бофф утверждает, что, с одной стороны, «церковь сплошь и рядом способна выступить как религиозная идеология, узаконивающая господствующий порядок», но с другой стороны она может благословлять и оправдывать радикальное изменение сложившегося порядка.

Бофф приветствовал образование низовых базовых общин, члены которых стремятся к радикальному изменению сложившегося порядка. Он верил в то, что эти низовые общины всё в большей степени осознают уникальность своего положения и породят народную церковь, противостоящую традиционной церкви, чьи проповеди как раз и являются «опиумом для народа». Бофф верит в историческую роль такой народной церкви, церкви бедных, церкви политической святости, церкви народной дисциплины, церкви любви, солидарности и жертвенности.

Бофф верит также в освободительную роль третьего мира, низы которого по-настоящему страдают, а не примиряются, как низы первого мира, с участью второсортных потребителей.

Два брата — Эрнесто и Фернандо Карденаль являются очень серьезными и известными теоретиками теологии освобождения и политическими деятелями.

Эрнесто Карденаль Мартинес (родился в 1925 году) — никарагуанский революционер, политический и государственный деятель, поэт, писатель, критик. Он — священник, который сначала осуществлял свою деятельность в рамках ордена иезуитов, а потом перешел в орден цистерцианцев строгого соблюдения (иногда их называют траппистами, поскольку опорой для их реформ, призванных очистить католическую церковь, был монастырь Ла-Трапп).

Эрнесто Карденаль был членом Сандинистского фронта национального освобождения. Неоднократно заявлял о своей готовности сражаться с оружием в руках против буржуазной диктатуры в Никарагуа. Эрнесто заявлял также, что в принципе он является сторонником ненасильственных идей Махатмы Ганди, но что ненасилие лучше насилия, а насилие лучше трусости.

Эрнесто Карденаль руководил в течение двенадцати лет (1965–1977) коммуной, состоявшей из неимущих крестьян. В этой коммуне крестьяне обучались грамоте, рисовали картины, занимались народными промыслами и выстраивали прочные связи с сандинистскими партизанами. В итоге правительственные войска разрушили коммуну, сожгли ее библиотеку, уничтожили созданный коммуной музей народного творчества.

Брат Эрнесто Фернандо (1934–2016) — это еще один известный разработчик теологии освобождения. Он — иезуитский священник и одновременно выдающийся никарагуанский революционер. Воевал в рядах повстанцев-сандинистов.

В 1990 году дистанцировался от сандинистов, заявив, что сандинистская партия «отошла от принципов революции».

Родственником Эрнесто и Фернандо был Антонио Карденаль (1950–1991). Он иезуитский священник, более известный как команданте Хесус Рохес, что означает «Красный Иисус». Антонио — сальвадорский революционер никарагуанского происхождения. Он стал команданте — то есть руководителем — Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти. В 1991 году его убили правительственные войска. Само его второе имя — Рохес, то есть Красный, — говорит о многом.

Архиепископ Сальвадора Оскар Ромеро (1917–1980) был застрелен сальвадорскими фашистскими боевиками во время проведения службы в соборе. Ромеро называли красноречивым представителем бедноты, поскольку он после убийства своего друга фашиствующими боевиками окончательно перешел на позиции теологии освобождения. Ромеро разделял марксистские взгляды. Он заявлял, что «силы олигархии, возможно, даже одержат кратковременную победу, однако наш народ заявит о себе и рано или поздно победит. Новое общество грядет, и его время наступит. В сердце сальвадорского народа всегда должно гореть пламя социальной справедливости».

Ромеро был убит 24 марта 1980 года во время богослужения. Кровь из раны Ромеро залила алтарь.

Похороны Ромеро считаются крупнейшими в истории Сальвадора, а кто-то говорит, что и всей Латинской Америки.

Во время заупокойной службы, на которой присутствовало более 250 тысяч человек, перед собором взорвалась бомба, раздались выстрелы, погибли десятки людей. Началась гражданская война между силами олигархии и силами леворадикального Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти.

Все перечисленные мною представители теологии освобождения, а я назвал совсем не всех, постоянно спрашивали самих себя и других: как быть христианином на угнетенном континенте?

Все они настаивали на необходимости бороться с бедностью как источником греха. Представителями революционной теологии освобождения (а их в пределах теологии освобождения большинство) миссия Иисуса описывается не как привнесение мира, а как привнесение меча, то есть революции.

При этом представители революционного крыла теологии освобождения ссылаются на Евангелие от Матфея («Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, не мир пришел Я принести, но меч») и на Евангелие от Луки («Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, то возьми его, также и суму, а у кого нет, продай одежду свою и купи меч»).

Эти места из Евангелий трактуются теологами освобождения как фактически прямой призыв к вооруженной борьбе для достижения справедливости. То есть как призыв к революции.

Представители обсуждаемого нами направления убеждены, что именно в такой освободительной революционной борьбе — христианская миссия.

Они разделяют марксистские представления о классовой борьбе, настаивают на том, что человеческая самореализация, невозможная в условиях отчуждения, создаваемого капиталистическим обществом, есть часть божественного промысла.

Может показаться, что этот вопрос касается только стран третьего мира. Однако поскольку вторым вопросом, волновавшим этих же теоретиков, был вопрос об отчуждении, поскольку они стремились к тому, чтобы вера не отчуждала, а освобождала, то их теория имеет всечеловеческое значение.

Одним из выдающихся политиков, поддерживавших теологию освобождения, был выдающийся латиноамериканский политический деятель, президент боливарианской Венесуэлы Уго Чавес (1954–2013). Чавесу принадлежат такие слова: «Он (Иисус) был со мной в трудные времена, в самые страшные моменты жизни. Иисус Христос, несомненно, был исторической фигурой — он был повстанцем, одним из наших, антиимпериалистов. Он восстал против Римской империи. Ибо кто мог бы сказать, что Иисус был капиталистом? Нет. Иуда был капиталистом, взяв свои сребреники! Христос был революционером. Он восстал против религиозных иерархий. Он восстал против экономической власти того времени. Он предпочел смерть для защиты своих гуманистических идеалов и он жаждал перемен. Он был нашим Иисусом Христом».

Для того чтобы убедиться в общемировом, выходящем за пределы Латинской Америки и третьего мира в целом значении христианского коммунизма, надо внимательно присмотреться к жизни и деятельности выдающегося французского поэта, выдающегося представителя французской коммунистической партии, участника Сопротивления Луи Арагона (1897–1982).

Не являясь представителем теологии освобождения, не будучи самою жизнью своей страны вовлечен в поиски ответа на вопрос об отношении к революции, являющейся в Латинской Америке и третьем мире в целом фактически единственным ответом на вызов предельного отчуждения и расчеловечивания, Арагон, тем не менее, абсолютно определенен в вопросе о коммунизме и о его христианском характере.

Размышляя о страданиях народа, Арагон в своих стихах прямо говорит о том, что народ — это страдающий Христос. Причем всё поэтическое творчество Арагона, носящее на себе отпечаток и коммунизма, и христианства, и средневековой поэзии менестрелей, и авангардных веяний XX века, говорит о том, что для Арагона народ-Христос — это не метафора, а нечто большее.

Вот отрывок одного из стихотворений:

Ты жизнь творишь, народ, чтоб жить могли другие! Твоя ж водой течет меж пальцев день за днем. Но ты Христос, ты все апостолы святые, И всё, что значишь ты, в день Пасхи мы поймем.

Хватило бы уже этих строк для того, чтобы понять серьезность проводимой Арагоном параллели между народом и Христом, но автор на этом не останавливается. Он продолжает:

Уже зажглась заря для тех, кто были слепы. Уснули воины с мечами их... Но вот В холодный, бледный час из каменного склепа Сын человеческий в льняном плаще встает.

Они глядят дрожа, они еще не знают, Что этот луч зари — уже свободный век. О, мой народ, смотри, как мрак и ложь срывает Тяжелая рука с их истомленных век.

Вот она, фактически всё та же теология освобождения, но в европейском, а не латиноамериканском варианте.

(Продолжение следует.)