О коммунизме и марксизме — 65
Кубинский народ при Фиделе Кастро преодолел существенную часть того, что именуется «колониальной ущербностью». Разве можно недооценивать значение героической работы, проделанной кубинцами под руководством Фиделя Кастро? Разве можно говорить, что кубинский народ всего лишь преодолел эту самую «колониальную ущербность»? Так говорить могут только люди, одержимые специфическим псевдокрасным снобизмом.
Кубинский народ при Фиделе Кастро завоевал себе право на настоящую медицину и настоящее образование. Причем и медицина, и образование на Кубе приобрели одновременно и достаточно высококачественный, и действительно общенародный характер.
Да, красные кубинцы не построили настоящий коммунизм или даже настоящий социализм. Как не построили его красные вьетнамцы, красные северокорейцы, красные китайцы, наконец. Но на всех этих красных территориях под красным флагом был в большей или меньшей степени преодолен ужас предшествующего колониального прозябания. Тот ужас, при котором массы населения обречены на существование в колониальном аду. Причем параметры этого ада — социальные, культурные, антропологические, наконец, — по-настоящему могут оценить только те, кто в нем реально обитал.
Вывести свой народ из такого ада — разве это не великая задача, причем не только политическая, но и метафизическая? Революционер, свергающий хозяев, создавших колониальный ад и обеспечивающих его устойчивое воспроизводство, — вот образ, очень понятный колониальным народам. Тот образ, который вдохновлял и создателей теологии освобождения, и тех, кто воевал под ее знаменами. Это очень христианский образ. И это одновременно величественный красный образ в том его варианте, который был и остается созвучен чаяниям миллиардов людей, продолжающих существовать в этом самом колониальном аду.
Наверное, таких моих констатаций достаточно для того, чтобы не заподозрить меня в преуменьшении масштаба преобразований, осуществленных кубинскими, вьетнамскими, корейскими, китайскими и иными красными антиколониальными лидерами.
Но когда ты говоришь, что такие-то и такие-то лидеры выводили свои народы из колониального ада, ты не можешь не понимать, что твое утверждение при всей его точности — недостаточно. Потому что мало сказать правду о том, что выводили из ада. Нужно к этой правде добавить другую, сказав, куда именно выводили. Население живет в некоем колониальном аду. Его мобилизуют на выход из ада. И оно радостно выходит оттуда, даже особо не спрашивая, куда. Потому что всем понятно в этом аду, что из него надо выходить, что в нем нельзя оставаться. Понятно и другое — что лидеры, которым ты доверяешь, будут выводить тебя из ада не в новый ад, а в нечто более отвечающее представлениям о человеческом уделе, о справедливости, о самых коренных фундаментальных человеческих правах — праве на хлеб, на образование, на нескотские условия социального существования, на какое-то человеческое восхождение.
Но ведь в капиталистических странах первого мира население тоже обладает всеми этими правами. Оно накормлено, одето. Его как-то лечат, как-то учат. Ему предоставляют жилища, в которых можно жить неунизительным образом. Жить, не теряя человеческий облик. Может быть, эти жилища и не так хороши, как это описывали певцы западного капитализма. Но они, несомненно, коренным образом отличаются как от архаических африканских колониальных хижин, так и от специфически модернизированных латиноамериканских фавел, представляющих собой, на самом деле, скопище тех же хижин, лишенное африканской вписанности в природу.
Предположим, что вы выводите свой народ из колониального ада вовсе не в коммунизм, а в такое квазизападное относительно развитое капиталистическое существование. Предположим, что вы, добившись этого существования, сочетаете его с базовыми ценностями своей культуры, с основополагающими представлениями о соотношении коллективного и индивидуального, свойственными вашим народам.
Разве не этим, по сути, заняты сейчас кубинцы, вьетнамцы, китайцы? Разве их воля к такому выходу из колониального ада не созвучна воле народов, не соединивших в своем порыве красный пафос с пафосом антиколониальным?
Величайшим из таких народов, конечно, является индийский. При всей разнице между Фиделем Кастро, Хо Ши Мином и другими красными лидерами, выводившими свои народы из колониального ада под красным флагом, и Махатмой Ганди, Джавахарлалом Неру, выводившими индийский народ из того же ада под флагом обыкновенного, а не красного антиколониального национально-освободительного движения, есть ведь и нечто общее у этих лидеров, не правда ли? И общего гораздо больше, нежели отличий.
Итак, мы имеем дело как минимум с двумя типами антиколониальных движений. Первый тип — движения существенно красные. Второй тип — движения иные, в том числе и совсем не красные. Средства борьбы с колониальным адом при этом используются разные, но народы, выводящиеся из этого ада, выходят на сходные «земли неколониального обетования». И эти «земли» не имеют ничего общего с тем, что сулило красное обетование в его классическом варианте. Потому что для Маркса главным стратегическим вопросом был (внимание!) вопрос о выводе из неколониального капитализма (рассматриваемого Марксом тоже как ад) передовых неколониальных народов.
В какой-то степени под конец жизни Маркс занялся национально-освободительными движениями, да и вообще процессами в том, что тогда называлось Азией. А Азией тогда с определенной степенью условности именовалось всё неевропейское человечество. Но внутри марксизма никогда не было единого отношения к национально-освободительным движениям.
К таким движениям сложно относились как некоторые западные марксисты, так и некоторые марксисты из тех незападных стран, где осуществлялась национально-освободительная борьба. Конечно, большинство таких незападных марксистов боролось с колониализмом, образуя единый фронт с немарксистскими некоммунистическими национально-освободительными движениями. Но кое-кто из таких марксистов, да и немарксистов тоже, боялся буржуазных перекосов в рамках национально-освободительного движения. Причем таких перекосов, которые могли ненароком обернуться соединением национализма с архаикой. Такие марксисты (еще раз подчеркну, что и немарксисты тоже) возлагали надежды на коммунистические революции на Западе, полагая, что эти революции могут обеспечить прыжок из колониального ада, чаще всего имеющего в том числе и архаические черты, — не в капитализм национального образца, а прямо в социализм или коммунизм.
У самого Маркса, подчеркну еще раз, не было однозначного ответа на вопрос о допустимости такого прыжка. Видимо, Марксу он казался чуть более допустимым, а Энгельсу чуть менее допустимым. Но тут мы входим в сферу предположительного.
Что же касается лидеров некоммунистических национально-освободительных движений, опасавшихся националистическо-буржуазных освободительных перекосов, то прежде всего стоит упомянуть Махатму Ганди, который остро переживал кровавый внутрииндийский конфликт индуизма и ислама, являвшийся порождением освобождения от британского колониального ига.
Не то чтобы Махатма Ганди усомнился в необходимости национально-освободительной борьбы, которой он посвятил всю свою жизнь. Но он, защищая права так называемых «неприкасаемых», то есть низшей касты индийского общества, протестовал и против кастовых индуистских традиций в целом. Протестовал Ганди и против конфликта индийских индуистов с индийскими мусульманами, обостренного в связи с освобождением Индии от британского ига и, конечно же, спровоцированного самими британскими колониальными господами, исповедовавшими принцип «уйти, чтобы остаться» и в силу этого принципа использовавших стратегию управляемого конфликта.
Ганди — лишь ярчайший пример противоречивого отношения определенных лидеров национально-освободительного движения к возможным издержкам этого движения. То есть к тому, что можно называть «национально-освободительной архаизацией».
Такие лидеры осознавали, что помимо жутких процессов социальной, культурной и даже антропологической деградации, порождаемой колониализмом, этот самый колониализм несет какую-то, пусть крайне ущербную современность. Например, колонизаторы отнюдь не всегда, но часто боролись с архаическим людоедством, архаическими формами рабовладения. Которые, кстати, не надо путать с другими формами того же рабовладения, насаждаемыми самими западными капиталистами эпохи первоначального накопления. Эти делали бизнес на рабовладении, переправляя несчастных африканцев на плантации юга США.
Но при всех ужасах западного колониального порабощения народов Азии, Африки и Латинской Америки было и то, что Редьярд Киплинг называл «бременем белых». То есть балансирование между использованием в колониях архаики и борьбой с этой архаикой под флагом весьма специфического просвещения. Как бы специфично оно ни было, сколько бы ужасов с собой ни несло, как бы ни было далеко от настоящего просвещения — но что-то, тем не менее, оно давало. И это «что-то» очень боялись потерять многие лидеры национально-освободительных движений, обеспокоенные тем, что при определенном перекосе национально-освободительное движение может усугубить архаику, а не освободить от нее.
Очень кратко обсудив крайне непростой вопрос о двух типах национально-освободительных движений и соотношении этих движений с антикапиталистической борьбой западного пролетариата, я должен вернуться к основному вопросу — вопросу о том, куда ведут народы те, кто выводит их из колониального ада.
Куда, например, поведут кубинский народ последователи Фиделя Кастро? Куда ведут вьетнамский народ последователи Хо Ши Мина? Куда ведут китайский народ нынешние китайские коммунисты?
Совершенно ясно, что все они поведут свои народы (или уже ведут их) в «землю обетованную» под названием «неколониальный капитализм». А куда еще им эти народы вести? Конечно, что-то от первоначального красного импульса в этом неколониальном капитализме останется. Он будет держаться за социальность, коллективизм, какие-то моменты традиционных ценностей. Но в целом из колониального ада будут выводить в неколониальный капитализм.
Теоретики марксизма очень остро полемизировали по поводу того, что произойдет с капитализмом в условиях выхода колониальных стран из колониального ада и превращения этих стран в полноценные неколониальные капиталистические национально-буржуазные государства.
Например, Роза Люксембург (1871–1919), один из выдающихся теоретиков марксизма, резко полемизировавшая по вопросу об империализме с Гильфердингом и Лениным, утверждала неизбежность краха капитализма в случае, если исчезнет некапиталистическая периферия, окружающая западные капиталистические страны. Сторонники этого подхода, безусловно вписанного в марксизм, но осужденного Лениным, были уверены в неизбежности краха мирового капитализма, порождаемого победой национально-освободительных движений и превращением некапиталистической периферии мира в полноценную капиталистическую часть этого мира.
Эти марксисты приветствовали национально-освободительные движения, приводящие к становлению полноценного капитализма в незападных странах. Другие марксисты считали, что национально-освободительные движения подстегнут национализм и архаику, и потому марксисты, ведущие деятельность в некапиталистических колониальных странах, должны дожидаться коммунистических революций в передовых капиталистических странах.
При всей важности этой полемики внутри марксизма и коммунизма, сейчас еще важнее другое. То, что уже было мною обсуждено в связи с проблемой безвременья, оно же — конец истории.
Выдающиеся теоретики марксизма и коммунизма рассматривали национально-освободительные движения, порождающие становление неколониального капитализма на всей незападной периферии мира, как часть всемирного исторического процесса. Подчеркиваю, именно исторического процесса.
Эти теоретики обсуждали несколько модификаций капитализма: обычный капитализм XIX столетия, госкапитализм, монокапитализм, ультрамонокапитализм, империализм, ультраимпериализм и так далее. Но все эти модификации капитализма являются, по сути своей, модификациями исторического капитализма. То есть капитализма как формации.
Я уже обсуждал с читателем определенные положения, сформулированные Марксом в его блестящей книге «К критике политической экономии». Сейчас приведу развернутую цитату из предисловия к этой книге, в которой Маркс говорит об этих самых формациях.
«Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил».
Обращаю внимание читателя на то, что Маркс говорит здесь о том, что люди производят свою жизнь, причем производят ее общественно. И что «производство жизни» не надо путать с материальным производством как таковым. «Производство жизни» — это очень непростой марксистский термин, зачастую игнорируемый ортодоксальными марксистами. Обратив на это внимание, продолжаю цитировать основополагающий текст марксизма, в котором сформулировано собственно марксистское представление об истории.
«Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.
На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение.
Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества».
Ну, вот мы и дошли в своем прочтении блестящего текста Маркса до момента, когда он говорит об общественных формациях, смена которых и является, по его представлению, историческим процессом как таковым. Для Маркса исторический процесс имеет направленность, которая определяется переходом от одной, менее прогрессивной, общественной формации к другой общественной формации, разумеется, более прогрессивной.
Установив, а точнее продекларировав это, Маркс далее утверждает:
«Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления.
В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации».
Обратите внимание, Маркс тут не дает разъяснений тому, что такое прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Он декларирует то, что они меняют друг друга, оформляя этим изменением качественные скачки в развитии производительных сил. Сформулировав такой взгляд на историю, Маркс на основе этого взгляда, этой задаваемой им исторической аксиомы марксизма, утверждает:
«Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества».
В геометрии Эвклида есть аксиома, согласно которой две параллельные прямые нигде не пересекаются. Потом возникли принципиально другие геометрии (Лобачевского, Римана и так далее). Эти геометрии возникли на основе других аксиом. И никто при этом не отменил геометрию Эвклида.
Тезис Маркса о смене общественных формаций как стержне исторического процесса может быть рассмотрен как аксиома Маркса, вводимая в его теорию так же, как другие аксиомы вводятся, например, в геометрию.
Аксиома — это то, что не нуждается в доказательстве. Но ведь данный тезис Маркса может быть рассмотрен и иначе, не правда ли? Потому что политическая теория и даже теория философская — это все-таки не математическая теория. Тут, как и в физике, и других естественных науках, необходимо подтверждение практикой.
Коль скоро утверждение Маркса, согласно которому история является сменой общественных формаций, нуждается в подтверждении практикой, то надо обсуждать эту практику. Она же — фактическая история человечества.
Но вначале давайте раз и навсегда установим, что классический коммунизм и марксизм основан на представлении об истории как смене общественных формаций, причем такой смене, которая отвечает принципу прогрессивности, согласно которому время порождает эффективное усложнение того, что движется в его потоке. В данном случае — этих самых формаций.
Установив это, всмотримся в нынешнее состояние той общности, которую мы называем человечеством, а также ее отдельных слагаемых.
(Продолжение следует.)
