Либо обретение коммунистической метафизики, причем не чуждой коммунизму и марксизму, а найденной внутри них, либо полное остывание и смерть. Причем не только смерть проекта, но и смерть России

О коммунизме и марксизме — 9


Когда я впервые начал говорить о коммунистической метафизике и о неявной метафизике Маркса, поднялся неистовый вой, в котором участвовали а) весьма упертые и недалекие люди и б) враги, которые прекрасно понимали, насколько важной является данная тема и почему нельзя допустить ее обсуждения. Через несколько лет Анна Кудинова на страницах газеты «Суть времени» описала этих врагов (французских по преимуществу, но и не только). Врагов, убежденных в том, что развалить СССР и коммунистический лагерь можно только в случае, если из коммунизма будет изъято всё метафизическое.

Почему же эти враги — между прочим, высочайше образованные и по-настоящему умные — так страстно желали изничтожения всего метафизического в марксизме во имя обеспечения краха марксизма и коммунизма, СССР и коммунистического лагеря?

Потому что для Маркса, Ленина и других миссия партии состоит в том, чтобы вносить в пролетариат и другие борющиеся с капитализмом слои общества некую накаленность (огненность). Каждый, кто захочет, может убедиться в том, что для Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина именно это является важнейшей задачей партии. Что не Кургинян считает эту задачу важнейшей, а все данные классики.

Что касается меня, то я только придаю этому общему для классиков тезису некую завершенность. То есть утверждаю следующее.

1. Если партия всё время должна «разогревать» («насыщать огненным началом») силы, противостоящие капитализму (рабочий класс и другие макросоциальные группы), то как минимум необходимо, чтобы сама партия не «остывала».

2. Необходимо также, чтобы макросоциальные группы не остывали настолько, чтобы их невозможно было разогреть. Развивая данную образность, могу сказать, что никому не удастся воспламенить дрова, которые очень долго лежали в воде. А уж если такая задача почему-то будет поставлена, то необходимы будут специальные средства, которые сначала эти дрова высушат, а потом воспламенят. И что эти средства должны будут обладать иным потенциалом, нежели обычная спичка, поджигающая хорошо высушенную бересту. Которая, в свою очередь, поджигает хорошо высушенные дрова.

3. Таким образом, огненность партии, ее разогревающая способность есть ключевой параметр, от которого зависит судьба большого коммунистического проекта.

4. Только тупица или наглец, занятый провокациями и делающий ставки на абсолютную дикость и необразованность современной тянущейся к марксизму молодежи, осмелится утверждать, что Ленин не был постоянно обеспокоен до крайности тем, что партия может потерять эту разогревающую способность. На самом деле в послереволюционные годы только потеря партией этой способности по-настоящему беспокоила Ленина.

Был ли Ленин готов к тому, чтобы это осмыслить политически, — отдельный вопрос. Но по-настоящему его беспокоило только это. Ведь в конечном итоге дело не только в так называемом перерождении партии, которое имело место и сыграло огромную роль в крахе СССР и коммунистического проекта. Да, перерожденцы, возжелавшие превратиться из номенклатурно-коммунистической элиты в элиту номенклатурно-капиталистическую, сыграли жуткую роль в крахе СССР, коммунизма, в развертывании спирали регресса на территории всех постсоветских государств (и Российской Федерации в первую очередь).

Но почему им не помешали другие, порядочные партийцы, входившие в номенклатурный советский политический класс? Потому что эти непереродившиеся партийцы остыли. Остыли, понимаете? Вы ничего не поймете в трагедии разгрома СССР, если не ощутите важности данного момента. Эти партийцы могли быть безупречно порядочными людьми и талантливыми управленцами. Но они уже были остывшими. Что значит «остывшими»?

Не так давно я присутствовал на одной из телевизионных дискуссий. В дискуссии участвовали представители «Единой России». Программа называлась «Политика». В передаче участвовали, в связи с «Прямой линией», в рамках которой В. В. Путин общался с гражданами, видные представители политической элиты, то бишь парламентарии. Причем далеко не худшие. На ковер были вызваны министры, причем, опять же, нехудшие. И по определению входящие в политическую элиту страны. Все они вместе проявили одно общее свойство — желание изгнать политику, сказать ей «сгинь!» Заклясть ее так, чтобы она никогда не появлялась. Притом что ежу понятно, что она не появиться не может.

В качестве источника магической силы, способного осуществить заклятие «сгинь!», были избраны так называемые практические дела. Заклинавшие политику сгинуть номенклатурщики нового типа страстно обсуждали практические дела, поправки к определенным законам — всё, вплоть до коэффициентов в тех или иных формулах эффективности. Всё что угодно, только не политику. Так же обсуждалась коррупция и прочее.

Между тем основа для политического обсуждения понятна.

Например, коррупция — это товар на рынке. Пока есть покупатель этого товара и пока операции на рынке высокорентабельны, можно вводить любые поправки в любые законы и осуществлять любые мероприятия в рамках любой антикоррупционной кампании. Всё это — как мертвому припарки. Потому что субъект, производящий коррупцию, — это криминальная часть политического класса. Эта часть класса будет покупать чиновников, продвигать своих представителей, дабы обеспечить свой политический и экономический интерес. Для противодействия этому интересу нужна другая часть того же класса, которая, не желая повиснуть на деревьях, захочет по-настоящему подавить коррупцию, продвигая во власть своих представителей, собирая под свои знамена своих чиновников и вытесняя противников в ходе политической войны.

Такой подход — а политическим может быть только он — смертельно пугает нынешнюю номенклатуру. Противодействуя такому подходу, она дружно орет «сгинь!» и обсуждает подпункт номер такой-то в федеральном законе номер таком-то и детали, связанные с теми или иными подзаконными актами. А еще она обсуждает те или иные мероприятия. О, эти мероприятия!

Впрочем, намного важнее того, что именно она обсуждает, то, почему она это обсуждает. Потому что она остывшая, понимаете? А ее противники — не остывшие. Тот же самый Пионтковский дышит ненавистью. В нем эта ненавидящая огненность, подключенная к огненности зарубежной, существует. Как существовала она в диссидентстве позднесоветской эпохи. А в честной коммунистической номенклатуре позднесоветской эпохи огненности не было ни на йоту. А было бесконечное желание... нет, не украсть и не предать, а построить столько-то детских садиков, на столько-то процентов увеличить производство товаров народного потребления, таким-то и таким-то образом улучшить управление народным хозяйством.

В этом-то и была смерть СССР и коммунизма. В том, что правящий политический класс в его здоровой части остыл. А в его нездоровой части возгорелся огнем злобно ненавидящей алчности (даешь капитализм и меня как Рокфеллера!). Даже если нездоровая часть правящего класса и не возгорелась, что ж, она достаточно высохла для того, чтобы ее подожгли возгоревшиеся диссиденты и их западные опекуны.

А почему остыли здоровые партийцы? Почему они не могли воспрепятствовать партийцам нездоровым? Почему эти нездоровые партийцы оказались сухими дровами, которые сумели поджечь ненавидящие огненные диссиденты, мечтавшие о том, чтобы в зажженном ими черном огне сгорели и коммунистический проект, и Россия?

Потому что не было коммунистической метафизики. Потому что ее отсутствие породило остывание партии. Потому что остывание партии породило остывание макросоциальных групп, призванных отражать капиталистические атаки, и всего народа в целом.

Если это так, то только обретение коммунистической метафизики может спасти ситуацию. И эту метафизику надо находить не вне марксизма, а в нем самом. Я понимаю, что слово «метафизика» может покоробить и в силу его неоднозначности, и в силу его нечуждости тому религиозному началу, которое отсутствует у светских людей. Но вы вдумайтесь в цену вопроса. А также в то, что связано с огнем и остыванием. И поймите, что изобретение новых слов уведет нас невесть куда. А действовать надо немедленно, опираясь на слова известные и уже разработанные.

А значит — либо обретение коммунистической метафизики, причем не чуждой коммунизму и марксизму, а найденной внутри них, либо полное остывание и смерть. Причем не только смерть проекта, но и смерть России. Вот почему мы занимаемся коммунизмом, марксизмом и метафизикой. Это не умствования, товарищи и друзья! Это ключевой и, по сути, единственный вопрос, от ответа на который зависит спасение страны. Поэтому давайте засучим рукава, напряжем извилины и займемся... Нет, не умствованиями, а теми интеллектуальными изысканиями, вне которых гибель народа и страны неизбежна. Враги это прекрасно понимают с давних пор. А те, кого эти враги обрекли на погибель? Они-то должны, наконец, понять, откуда эта погибель. Из отсутствия соответствующей метафизики, вот откуда.

До встречи в СССР!