Наверное, кому-то, когда я начал цикл передач «Суть времени», казалось, что мне просто нравится погружаться в разного рода сложные выкладки. Но, поверьте, это не так. Просто без этих сложностей ничего нельзя понять в происходящем

От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение — 10)

Изображение: eot.su
Коробки с подписями против ювенальной юстиции на митинге «Сути времени» 22 сентября 2012 года
Коробки с подписями против ювенальной юстиции на митинге «Сути времени» 22 сентября 2012 года

XCIX.

Разобрав две первые причины, по которым с нами воюют Зюганов и его приближенные (приказы Штаба-2 и шкурные интересы), я перехожу к анализу третьей, намного более важной причины. Наличие которой дополнительно укрепляет союз между Зюгановым и его кажущимся антагонистом Сванидзе.

И КПРФ, и Сванидзе нужна геттоизация населения.

Сванидзе и другим «африканерам» она нужна для того, чтобы диктовать свою волю большинству, загнанному в гетто и потому неспособному оказать адекватного сопротивления меньшинству. Зюганову геттоизация нужна для того, чтобы быть главным туземным управителем в гетто. Или одним из главных управителей. Такое, знаете ли, разделение труда.

Итак, третья по счету и наиболее фундаментальная причина, которая побуждает Зюганова и его присных атаковать нас столь истово и бессмысленно, повторяя вдобавок аргументы, выдвигаемые в наш адрес Сванидзе и Ко, — заинтересованность в продлении и усугублении ситуации гетто.

Только после Колонного зала эта причина была явлена «городу и миру» по-настоящему. Еще более наглядно все стало после того, как зюгановцы исполнили лихой политический трюк, не проголосовав за ратификацию европейской конвенции по правам детей. Это их старый трюк. Не голосовать вообще и этим де-факто поддержать тех, кого они потом запоздало проклинают на площадях. Но предлагаю сейчас не отвлекаться на политические мелочи и осознать в полной мере фундаментальность происходящего.

Бессмысленно выть «ату!» по поводу нашей поддержки того, что они поддерживают, выть, повторяя вой Сванидзе, выть на ресурсах имени Сванидзе, в лингвистике и семантике Сванидзе... Так ведут себя, только когда задеты какие-то очень фундаментальные струны. Когда вскрывают твое нутро, и ты начинаешь что-то делать не только потому, что тебе это выгодно или тебе кто-то это приказал, а еще и потому, что зов твоего нутра могущественнее любых приказов и меркантильных партийных надобностей.

C.

А ведь могли бы понять, что, демонстрируя это нутро, они сообщают нечто постыдное о себе.

Могли бы учесть уроки «Суда времени»... Вспомнить, что и Сванидзе, и Млечин порой теряли самообладание именно потому, что удавалось задеть их нутро... Осознать, что такое задевание нутра — оно и только оно — именуется «срыванием всех и всяческих масок». Так ведь нет... Задетое нутро ворожит, лишает разума, беспощадно обнажает скрытые подоплеки.

Мне скажут, что социальные группы, поддерживающие Зюганова, не могут осознать существа тех сложных построений, которые я предлагаю читателю. И что, напротив, они покупались, покупаются и будут покупаться на ту простоту, которую предлагают зюгановцы. Причем на всю эту простоту целиком.

То есть и на ту простоту, которая им предлагается Зюгановым в качестве единственной альтернативы тому ужасному, что их терзает. И на ту простоту, которая им предъявляется при разоблачении нашей деятельности... Мол «посягают гады-кургиняновцы, собирающие свои съезды на кремлевские деньги — на замечательную зюгановскую простоту! Ту самую простоту, которая является единственной реальной альтернативой жуткому путинизму, который кургиняновцы поддержали и на Поклонной горе, и в Колонном зале. То ли дело Зюганов! Он неукротимо сражается с этим совокупным злом — и с путинизмом, и с ельцинизмом... И со всякими там Гайдарами и Немцовыми, Млечиными и Сванидзе, Венедиктовыми и собчачками... А Кургинян даже если и сражается с Млечиным и Сванидзе, так по указке Путина, чтобы потом ущучить Зюганова побольнее».

Что ж, не спорю, существует сообщество, которое именно так на все и реагирует. Если членам этого сообщества скажут, что у меня, к примеру, длинные рога — они увидят рога. И всем, кто говорит, что их нет, ответят: «Вас Путин подкупил — вот вы и отрицаете очевидное». Но что это за сообщество? Вот ведь ключевой вопрос, читатель. Хочешь ли ты сам войти в это сообщество... Понимаешь ли ты, как оно устроено... Как ты к нему относишься... Ненавидишь ли ты его за то, что оно так устроено... Сострадаешь ли ты ему... Или...

Мой разговор о гетто нужен не для того, чтобы усугубить ненависть к этому сообществу или же сострадание к нему. Он нужен для того, чтобы выводить из этого самого гетто.

CI.

Жили-были простые советские люди. И по-простому верили в простое — в идеологию КПСС, в любимый Советский Союз, в благодатность советского общества. И так далее.

Они по-простому, цельно и незатейливо, доверяли любимой КПСС, мудрому партийному руководству. И работали... Как, рыдая, говорила мне одна простая и очень цельная женщина: «Мы работали, работали... Работали, работали... А потом оказалось, что это все какой-то застой».

Кто сказал ей и еще двумстам миллионам таких же, как она, что это все застой? Любимая КПСС. И ее вождь — М. С. Горбачев. Поскольку простые люди по-простому доверяли тому, что им говорит любимая Партия, то когда эта Партия в лице партийного руководства сказала им все то, что она сказала, они всему этому поверили — так же незатейливо, цельно и безоглядно, как перед этим верили тому, что им говорила та же Партия. Они не заметили, что Партия начала говорить прямо противоположное тому, что говорила ранее. Потому что Партия поначалу говорила им о вещах, казалось бы, не диаметрально противоположных тому, что говорилось ранее: об очищении, об ускорении развития, о гласности, о демократизации, о гуманном демократическом социализме.

Если бы это говорила не Партия, катастрофа под названием «перестройка» не имела бы столь тотального характера.

Если бы эти люди не были столь просты и не обладали свойственной этой простоте некритичностью восприятия — перестройка тоже не имела бы столь сокрушительного характера.

Но все это сказала Партия — и она сказала это простым людям, по-простому ей доверяющим.

Параллельно с этим та же Партия обратилась к меньшинству, которое уже не было ни простым, ни цельным, ни верящим в партийные разглагольствования на тему о коммунизме, загнивании капитализма и так далее. Это меньшинство прекрасно понимало, что делает Партия. И откликалось не на партийные благопожелания, адресованные наивному большинству, а на реальное содержание партийных — яковлевско-горбачевских — нововведений. Меньшинство прекрасно понимало, что эти нововведения ввергают большинство в социальный ад. И превращают великую страну в «зону Ч». Но меньшинство относилось к этому, как минимум, без всякого отторжения. А как максимум — с ликованием: «Так им и надо, идиотам! Шариковым, совкам!»

Итак, Партия соединилась с меньшинством и стала дурить голову большинству. Долго дурить ему голову всякими там очищениями и улучшениями социализма она не собиралась. У нее был другой замысел. Поэтому на паях с меньшинством она стала играть на определенных струнах этого большинства. На каких именно струнах? На обывательских, разумеется. Ведь та простота, которую я обсуждаю — не осуждаю, а обсуждаю, — была именно обывательской. Начиная с хрущевской эпохи, советская власть сознательно создавала именно обывателя. Созидательного, благонамеренного обывателя. Эта особая обывательщина — позитивная, скромная, благонамеренная, созидательная — и есть подлинное содержание того образа «ням-ням», который я постоянно предлагаю читателю в качестве ключевого, дабы не упрощал он подлое таинство перестройки. Не низводил это таинство к заговору гнусных западников — церэушных злодеев, завербовавших Горбачева, масонов, крюканувших Яковлева. И так далее.

CII.

Если бы не было у простого большинства этих самых обывательских струн, вполне гармонично сочетающихся и с готовностью трудиться на благо Родины, и с готовностью мужественно воевать, и с готовностью ехать по зову Партии строить БАМ, и с готовностью воспитывать детей в моральном духе на основе семейных ценностей, и с очень многим другим — не взорвался бы Советский Союз. И мы бы не оказались в жуткой античеловеческой «зоне Ч».

Но эти струны были. И за них очень умело дернули. Было показано, что с обывательской точки зрения там, на Западе, живут лучше, чем здесь. И было предложено жить лучше, притом, что это «лучше» задается именно обывательскими критериями. Нет очередей у прилавков... Более богатый ассортимент товаров... Покомфортнее можно обустроить частную жизнь... И так далее.

Партия и меньшинство обработали добродетельных обывателей, играя на их обывательских струнах. И на их простоте тоже. Понять, что там живут лучше потому, что обворовывают весь остальной мир... Понять, что в число этих грабителей тебя не примут, что ты будешь в числе обворованных — простой и крайне позитивный советский обыватель не мог.

Он должен был либо нарастить сложность и понять все это, начав действовать так же осмотрительно, как рациональный западный человек. Это первый из двух возможных позитивных сценариев, который меня, например, не устраивает. Но который мог бы спасти наше общество от низвержения в «зону Ч».

Второй сценарий — который лично для меня является по-настоящему благим и спасительным — вырвать с корнем из простоты обывательщину. В том числе и ту, которая со многих точек зрения была вполне конструктивной и созидательной. И, очистившись от этой обывательщины, по-простому сказать соблазняющему тебя меньшинству, состоящему из номенклатурщиков и псевдоинтеллигентов: «Да, там, на Западе живут лучше в обывательском смысле. Там и покомфортнее, и посытнее. И в чем-то поразвлекательнее. Но ведь мы не обыватели! И наше «лучше» имеет совсем другое содержание. А с точки зрения этого нашего содержания мы живем не просто лучше, мы живем качественно лучше, чем на Западе. Мы этим не удовлетворены и будем это улучшать. Но мы ЭТО будем улучшать. И улучшать это будем сообразно НАШЕМУ, необывательскому представлению о том, что такое лучше и хуже».

CIII.

Если бы в позднесоветском обществе было сформировано достаточно мощное сообщество, способное предъявить такой подход и начать его отстаивать, проявляя и волю, и жертвенность, и ум, и такт — ни предательская прозападная партийная номенклатура, ни еще более предательская прозападная псевдоинтеллигенция не смогли бы обрушить СССР. И мы бы не оказались в «зоне Ч». И никакой Запад со всеми его ЦРУ и масонами не преуспел бы в деле разгрома и порабощения Отечества нашего.

Преступные партноменклатурщики... Еще более преступные псевдоинтеллигенты... Элита спецслужб с ее Зазеркальем, ее штабами 1, 2, 3 и так далее... Все они могли преуспеть только в условиях доминирования советской обывательщины. В двух ее модификациях, разумеется.

Первая модификация этой обывательщины содержала, повторяю, и моральную, и созидательную компоненту. Представители этой модификации хотели немногого. И совершенно не хотели что-либо разрушать. Хотели же они чуть большего материального изобилия (заколебали очереди у прилавков), поездок за границу (а почему бы не прошвырнуться?), советской, но не слишком уж моральной («сов­ковой»), но достаточно добродетельной развлекательности (хочется умеренно пошалить), иных возможностей для построения частного обывательского мирка (коттедж, постриженный газон, гномик на газоне, более комфортабельная западная машина).

Вторая модификация этой же обывательщины была воровской, предельно алчной, хищной, абсолютно несдержанной в потреблении и абсолютно лишенной и морали, и созидательности. Призывы прозападных партийных номенклатурщиков, объединившихся с псевдоинтеллигенцией, возбудили эту вторую модификацию донельзя. Она превратилась в табун, готовый все смести на своем пути. Но к этому табуну присоединилась и первая модификация обывательщины. Оказалось, что, по большому счету, сопротивляться перестройке некому. Что это сопротивление является уделом небольшого количества людей, яростно отрицающих и обывательщину, и то предательство, на которое пошли — а это было нам очевидно — и прозападная партийная номенклатура, и псевдоинтеллигенция, и Зазеркалье.

В этих условиях рассчитывать можно было только на так называемые здоровые силы в КПСС. Но каково было реальное содержание этих здоровых сил? Это была все та же первая модификация обывательщины, обремененная, если так можно выразиться, и чувством боли за Родину, и чувством политической ответственности, и определенной политичностью как таковой. Но всего этого было недостаточно для объединения необывательских элементов. А опора на обывательские элементы была возможна только до того, как оказались всерьез возбуждены вожделения и в первой, и во второй модификации советской обывательщины, которую мы с тобой, читатель, так подробно обсуждаем на обломках великой страны и великого общества.

После этого можно было либо опираться на силу, что и попробовал сделать ГКЧП, или уходить в оппозицию, уповая на то, что массы рано или поздно опомнятся и воспротивятся своему помещению в «зону Ч». В ту самую подлую и беспощадную «зону», куда их заманили предатели и — что важнее всего — собственные обывательские вожделения этих самых одураченных масс.

ГКЧП показал, каков потенциал спасителей, уповающих на силовой вариант. Да и был ли он спасительным, этот вариант, при столь разбуженных вожделениях? Залить все кровью ГКЧП не мог. Его члены были обременены все той же умеренностью и добродетельностью, каковые превратили в «пищу Ч» добродетельного и умеренного советского обывателя. Молодого Сталина или Берии в ГКЧП не было и быть не могло. А те, кто там были, никакой кровью страну не стали бы заливать. Кроме того, сама по себе кровь недостаточна для того, чтобы угомонить разбуженный Низ. Для этого нужно активизировать подавленный Верх. Да и уметь управлять этим самым Низом. Ничего подобного ГКЧП не мог предъявить.

Тонкие варианты игры, которые могли спасти ситуацию, я здесь описывать не буду. Если же рассматривать возможности с позиции все той же политической диалектики, то единственный шанс был в том, что массы, попав в «Ч», начнут из «Ч» по-настоящему вырываться. «Замер снизу», — так это называли нескурвившиеся представители элиты наших спецслужб.

CIV.

Но скурвившиеся представители этой же элиты... А также номенклатурные предатели... А также предатели-псевдоинтеллигенты... Все они и их западные хозяева прекрасно понимали, как для них губительна История хотя бы по Марксу. То есть история как настоящая, полноценная борьба новых обездоленных, ощутивших ужас гайдаровско-ельцинской эксплуатации, против оседлавших эти массы новых господ.

Что можно было противопоставить Истории? Хотя бы в этом ее марксистском — не исчерпывающем все содержание — варианте?

Внутри «зоны Ч» были созданы два отсека: гламурный и иной. Иной отсек, отведенный для обездоленных, следовало ускоренно превращать в гетто. Теперь читателю яснее, в чем состоит отличие «зоны Ч» от гетто. В «зоне Ч» живем мы все, включая нашу суперэлиту. Но живем мы в ней по-разному. Обездоленные живут в ее отдельном отсеке. На ее, так сказать, социальном дне.

Но дно может быть разным. В нем может кипеть историческая страсть. А может и не кипеть. Для того чтобы эта страсть погасла (или не разожглась по-настоящему), дну надо навязать особый тип бытия — тот, который всегда навязывается всем обитателям гетто.

В 1945 году итальянский писатель Карло Леви опубликовал роман «Христос остановился в Эболи». В нем он описал свою реальную историю. Леви был сослан в 1935 году на юг Италии в провинцию Лукания. Сначала он попал в горный городок Грассано. Туда Муссолини ссылал своих противников. После этого он переехал — или, точнее, его переместили — в городок Алиано (выведенный в романе под названием «Гальяно»). Там он в течение 18 месяцев, будучи дипломированным врачом, занимался лечебной практикой. Леви описывает в романе жизнь беднейших слоев юга Италии. Описывает ее и с восхищением, и с сочувствием. Его роман — это хорошее, добротное неореалистическое произведение. В качестве такового оно было переведено на многие языки, включая русский.

Однако сам образ — «Христос остановился там-то» — выведенный в заглавии романа, адресует вовсе не к неореализму, порожденному желанием западных господ противопоставить что-то частное и аполитичное коммунистическому духу, возгоревшемуся в антифашистском подполье. Этот образ адресует к иной — буквально метафизической — проблематике.

А именно к сошествию в Ад Иисуса Христа. То есть к одному из мощнейших — метафизических и политических — христианских сюжетов. Христос вторгается в Ад, то есть на территорию Сатаны. И проблематизирует его безграничную власть над этой — ему отданной — территорией. Но обнуляет ли этим власть Сатаны над Адом сошедший туда Христос? Понятно, что он эту власть умаляет. Но ведь не обнуляет! В противном случае Ад был бы бессмысленным! Более того, он просто перестал бы существовать!

А если, вторгаясь на территорию Ада, Христос не обнуляет власть Сатаны, то и в фигуральном, и в буквальном смысле слова он должен где-то остановиться. Ведь если он нигде не останавливается, то он именно обнуляет власть Сатаны над этим зловещим царством.

Где же останавливается Христос? Там, где люди что-то позволили в себе сломать, причем таким образом, что человеческое в полном смысле этого слова утрачивается. А если оно утрачивается, то проблематично все, что связано со спасением. А Христос — спаситель. Фундаментальная проблематичность спасения того, что утратило некую спасофилию — то есть желание быть спасенным, — вот граница адского царства, которую в принципе Христос может отказаться переступать. Да, именно отказаться, потому что, строго говоря, он всесилен. А значит, может, переступив границу, спасти и то, что там находится. К сожалению, я не могу здесь подробно рассматривать ни саму эту проблематику, ни то, как она используется в революционной политической теологии — теологии освобождения, теологии революции и так далее.

CV.

Здесь я всего лишь обращу внимание читателя на то, что Ад для более или менее теологично мыслящих революционеров — это синоним социального дна, мира, в котором проживают жертвы эксплуатации. Луи Арагон по этому поводу написал: «Да, существует Ад! И в нем живут мильоны. / Да, существует Ад! Его свидетель ты. / Ад — это труженик коленопреклоненный». Не он один называет Адом мир, в котором живут эксплуатируемые. Это богатая политическая традиция.

Карл Леви не чужд этой традиции. Западные художники, оскоромившиеся марксизмом, всегда были склонны к той или иной его, марксизма, теологизации. Леви именно такой художник. Ведь он не только писатель, но и живописец. А также политик — Леви одно время был депутатом от Коммунистической партии Италии.

История как социальный Христос освобождает обитателей социального ада. Вот главная мысль теологов, стремившихся реализовать синтез христианства и коммунизма.

Но способна ли История проникнуть во всю толщу социального ада? Или она где-то все-таки останавливается? Останавливаться она должна там, где отсутствует стремление освободиться. В той черной дыре, где замирает стрелка исторических часов. Именно такой черной дырой является гетто. Описывая реальность супербедных итальянских сел, симпатизируя и сострадая их обитателям, Леви как бы проводит параллель между гетто, где убито стремление соприкоснуться с историей, и этими селами. А также теми территориями Ада, на границе с коими (подчеркиваю спорность этой метафизической установки) КАК БЫ остановился Христос.

CVI.

Итак, в 1991 году усилиями определенных — названных мною выше — мерзкопакостных сил был осуществлен метафизический, геополитический и иной супервзрыв, вполне сопоставимый с Чернобылем. И образована «зона Ч». В «зоне Ч» начались «процессы Ч». «Зона Ч» быстро расслоилась. В ней образовались подзоны. Одна — псевдоэлитная. Она же Рублевка. Другая — прихлебательская, в которой разместилась хорошо оплачиваемая интеллектуальная прислуга Рублевки. Она же псевдоинтеллигенция. И третья — «Ч» для обездоленных. Правящий класс сразу же после образования этой подзоны предпринял невероятные усилия для того, чтобы она приобрела характер гетто. И в силу этого характера туда не могла проникнуть История. А значит, и революция.

Итак, «Ч» для обездоленных — это отсек внутри «зоны Ч». А внутри отсека есть еще несколько подотсеков. Данте назвал бы их кругами Ада. Но я не буду. Ибо круги отличаются друг от друга по качеству. А подотсеки, о которых я говорю — однокачественны.

Один из подотсеков — гетто для православных. Прошу не путать с высоким и возвышающим православием. Кстати, именно способность возвышать отличает мировоззрение, противодействующее обустройству гетто, от мировоззрения, содействующего такому обустройству. При этом мировоззрение может быть как светским, так и религиозным.

Православие, содействующее обустройству гетто, принижает. Оно при этом контристорично.

Православие, противодействующее обустройству гетто — возвышает. Именно оно исторично по-настоящему.

Это касается всех религий: католицизма, протестантизма, ислама, буддизма и так далее. И всех светских мировоззрений, включая коммунистическое.

Создателям и организаторам «зоны Ч» было очевидно, что самым большим подотсеком в отсеке для обездоленных, оказавшихся в «зоне Ч», должен быть подотсек советский, коммунистический. И что только превращение такого подотсека в коммунистическое гетто может — наряду с превращением в такие же гетто других подотсеков, входящих в отсек для обездоленных, — преодолеть неизбежную революцию обездоленных. Вдруг оказавшихся лишенными всего, что они имели в советский период. И — не получивших никаких существенных компенсаций. Материальных в том числе. Что и создавало, между прочим, наряду с другими, и марксистские обоснования для включения «механизма Истории».

Да, обездоленные не получили в результате развала СССР и построения псевдокапитализма именно никаких компенсаций. Потому что все разговоры о том, что у них в качестве компенсации есть, например, возможность ездить за границу — что называется, не по адресу. Эти обездоленные не ездят за границу. Они чаще всего из одного субъекта федерации в другой с трудом перебираются. Ну, и какие же у них еще компенсации? Политическая свобода? В таких случаях говорится: «С этого места, пожалуйста, поподробнее».

«Зона Ч» лишает всех своих обитателей очень и очень многого. И в итоге она лишит их всего. Но пока что псевдоэлита и ее прихлебатели что-то получают от «ситуации Ч». А псевдоэлита — та вообще в «зоне Ч» не живет. Она работает в ней, что называется, вахтовым методом.

Общий проигрыш для всех обитателей «зоны Ч» — смыслы, История, державность, праведность и так далее. Но это еще поди ощути. А вот абсолютный материальный проигрыш — наряду с другими проигрышами — удел попавших в отсек для обездоленных.

Ну и как же не восстать-то в такой ситуации? Хотя бы сообразно истмату — ведь интересы страшно ущемлены. Да и в более высоком смысле. Обездоленные подвергаются беспощадному расчеловечиванию. Ну и почему же тогда не должен придти в этот Эболи Христос под названием История? Только в одном случае он туда не придет — если там будет организовано гетто. Организаторы гетто убеждены, что Христос под названием История подойдет к границе гетто и остановится. «Мое», — скажет вышедший ему навстречу зловещий контристорический и даже антиисторический дух. «Сгинь, сгинь», — возо­пят опекаемые этим духом Христу. Он повернется и уйдет. Вот о каком развитии событий мечтают создатели контристорических и антиисторических зон, именуемых гетто.

Создав постсоветскую «зону Ч» и сбросив в ее адский отсек — отсек для обездоленных — благонамеренных советских обывателей, способных и к морали, и к созиданию, создатели «зоны Ч» лихорадочно занялись геттоизацией этих обездоленных. Да, именно лихорадочно, потому что, если не успеть их геттоизировать, они восстанут. И тогда хана всему «проекту Ч».

CVII.

Геттоизацией православных занялись определенные православные священники, а также православные идеологи.

Геттоизацией людей с советскими убеждениями, а также людей, потянувшихся к советскому после того, как они обнаружили себя в отсеке для обездоленных, тоже должен был кто-то заняться. Не правда ли? Странно было бы, чтобы этим никто не занимался. В числе многих, занимающихся этой геттоизацией, супергеттоизатором является, конечно, КПРФ.

Геттоизация и либерализм (в том числе и наш либероидный, социально расистский, креативный et cetera) никак не связаны напрямую, но очень прочно связаны иным образом. Это очень важно понять. Может быть, важнее всего, читатель, понять именно это. Потому что без понимания этого крыша до сих пор едет у очень и очень многих.

Либероидный подотсек в отсеке для обездоленных почти нулевой — да, есть крохотная ниша, в которой до сих пор копошатся особые сумасшедшие либероиды. Но она, фактически, не в счет. В основном же либероиды разместились в иных подотсеках «зоны Ч» — псевдоэлитарном и предназначенном для креативной прислуги.

В подотсеках для обездоленных должно господствовать мировоззрение, предельно контрастное к либероидным. Потому что там, в этих отсеках, либероидов ненавидят за то, что они разместились иначе.

А это значит, что в подотсеках для обез­доленных либероидов должны проклинать. Чем яростнее, тем лучше. Что ж, Зюганов на словах яростно проклинает и Сванидзе, и Млечина. Да и вообще всех обитателей высших отсеков «зоны Ч». Эти проклятья должны быть простыми, понятными, яростными и... И абсолютно безопасными. Анализируя всю совокупность этих проклятий, я уже не раз говорил о том, что они сродни постановочным дракам на сцене, когда хлесткий удар должен гарантированно не наносить ущерба, лишь имитируя прикосновение к телу противника. Что наносящий такие удары бить должен послабее, а крякать посильнее. И так далее.

CVIII.

Каковы реальные принципы геттоизации, положенные в основу зюгановской идеологии?

Первый принцип — отчуждение обитателя коммунистического гетто от всего, что может помочь ему осознать свою участь.

Второй принцип тесно связан с первым. Если ты человека отчуждаешь от понимания своей участи, то ты должен его еще и утешать. А иначе зачем он что-то с тобой связывать будет? И за тебя голосовать на думских, для тебя единственно важных, выборах. Утешительность — это второй реальный принцип зюгановщины. При этом зюгановцы точно знают — ничего из того, что они обещают массам, никогда не произойдет а) по объективным причинам, б) в силу наличия определенных договоренностей, в) в силу нежелательности подобного разворота событий. Разберем в отдельности эти а, б и в.

а) Зюгановцам важно знать, что по объективным причинам никакой коммунизм невозможен. Это облегчает их совесть или, точнее, тот суррогат, который у них замещает совесть.

б) Зюгановцы знают, что им заказана ситуация гетто. А эта ситуация как раз предполагает, что ничто никогда происходить не будет. Христос должен остановиться на границе коммунистического гетто. Той границе, которая очерчивает зону обитания электората КПРФ.

в) Зюгановцам совершенно не нужно, чтобы нынешняя псевдобуржуазная действительность оказалась демонтирована. Являясь вождями советского гетто, они живут не в гетто, а в иных отсеках «Ч», гораздо более привилегированных. И это их вполне устраивает. Конечно, их место не так лакомо, как место наиболее продвинутых обитателей «Ч». Но зюгановцы в основном люди скромные. И их устраивает даже умеренная маржа, которую они получают, исполняя заказ на геттоизацию.

Короче, зюгановцы — еще раз подчеркну, что я имею в виду верхушку КПРФ — ведут себя со своей низовкой и своим электоратом так, как корыстный ленивый врач-недоучка ведет себя с безнадежно больными людьми. Да еще и людьми старыми, неплатежеспособными и так далее. Такой врач твердо уверен, что ставить точный диагноз не надо. Зачем его ставить? Чтобы безнадежно больной осознал свою участь? А зачем ему осознавать свою участь? Его надо утешать! А как его надо утешать? Предписывая с уверенным видом лекарства, которые заведомо ничем не помогут.

Как там у Маркса? «Товар — деньги — товар-штрих». Вот и у Зюганова «отчуждение — утешение — отчуждение-штрих». «Отчуждение-штрих — утешение-штрих — отчуждение-два штриха». Расширенное воспроизводство геттоизации — вот чем занимается и Зюганов, и те, кто окормляет другие подотсеки того отсека «Ч», в котором живут обездоленные. Они же большинство. Они же анчоусы.

Вы думаете, что Сванидзе, Млечин, Венедиктов или Латынина не понимают, что такое геттоизация? Не осознают, что она — единственная их надежда? Не благодарны Зюганову за то, что он надежный геттоизатор?

У Зюганова с этими либероидами а) общий интерес, б) взаимная симпатия, основанная на глубочайшем презрении к обитателям гетто, в) общие кураторы (то есть буквально общие), г) координация через единый штаб, д) единство целей. Разве этого мало для того, чтобы признать наличие глубочайшей связанности либероидов и геттоизаторов? Я описал эту связь очень давно, назвав ее «Игра в две руки». И с каждым годом я получаю новые и новые подтверждения своей правоты. Причем самые разные подтверждения — как диалектические (единство интересов), так и герменевтические (единство штаба). А так же метафизические.

С 1994 года по всем ключевым вопросам зюгановцы всегда голосовали так, как это нужно верхушке «Ч». Это касалось и бюджета, и многого другого. Вот и сейчас — зюгановцы не проголосовали против ратификации евроконвенции по правам детей. Они, видите ли, вообще не голосовали. Ох уж мне эти фокусы геттоизаторов! А потом они, адресуясь к геттоизированным людям, будут орать, что являются главными противниками путинизма. Не чета какой-то там «Сути времени», которая собирала письма против этой конвенции, мерзла под дождем на площади Революции за день до ее принятия, в том числе и для того, чтобы сказать этой конвенции «нет». Где в этот момент были зюгановцы? Но это все — существенные частности и не более того.

Суть же — во все большем обнажении зюгановцами своей роли геттоизаторов. Зюгановцы гордятся этой ролью, лелеют ее. И вот тут обнаруживается особая роль геттоизаторов — всех, включая Зюганова — в построении подлинно нового мирового порядка. В котором постмодернистские либероиды должны манипулировать контрмодернистскими геттоизаторами разных мастей и видов.

CIX.

Только миропроектная аналитика и сопряженная с ней метафизика, основанная на анализе природы контр- и антиисторических сил может раскрыть ту третью причину, по которой на нас так синхронно ополчились либероиды, зюгановцы и разного рода окормители других подотсеков того отсека «Ч», который у нас на глазах все более превращается в гетто. Ведь и впрямь никакой другой аппарат не позволяет проникнуть на нужную глубину и понять суть происходящего в том объеме, который необходим для серьезного сопротивления, по определению имеющего и политический, и иной, более фундаментальный, характер.

Согласитесь, ни историческая диалектика (она же шкурные интересы зюгановцев), ни герменевтика (подведомственность зюгановцев Штабу-2) тут нам не помогут.

Только миропроекты... Только их новая комбинация... И — теснейшим образом с этим связанная — война элиты с Историей.

Наверное, кому-то, когда я начал цикл передач «Суть времени», казалось, что мне просто нравится погружаться в разного рода сложные выкладки. Но, поверьте, это не так. И с каждым месяцем будет все в большей степени обнаруживаться, что это не так. Просто без этих сложностей ничего нельзя понять в происходящем. А не разобравшись как следует в происходящем вообще и, в особенности, в том, как мы дошли до жизни такой, — нельзя выработать адекватной стратегии вывода из гетто всех его обитателей. «Суть времени» не должна остановиться на границе гетто. Она должна зайти в наш Эболи. И реально вывести из него людей.

Это сложнейшая задача, но без ее решения нет никаких шансов на спасение России. Ибо наступающие последние времена вот-вот поглотят Россию, а вслед за нею — весь мир.

Ну вот... Аппарат, позволяющий анализировать миропроектную конкуренцию и миропроектную кооперацию... Аппарат, позволяющий анализировать действия контр- и антиисторических сил... Эти аппараты, образуя сплав с иными, более приземленными аппаратами (герменевтика элит, аналитика групповых классовых интересов), рано или поздно выводят нас на понятие «последние времена». Для верующего — это времена прихода Антихриста. Для нас — это времена прихода врага Истории. Или, точнее, это времена, когда враг Истории переходит к предельно активным действиям против нее. К ним-то он и переходит теперь.

CX.

Если бы я был только исследователем, а не действующим лицом, то мог бы испытывать специфическую радость по поводу того, как именно оправдываются не только мои прогнозы, но и мои рефлексии по поводу тонкой структуры происходящего.

Последние времена — это времена краха логики, последовательности. Это времена, когда проклинающий уже не беспокоится об убедительности своих проклятий.

Как проклинает нас какой-нибудь М. Калашников? Он сначала говорит, что надо идти к белоленточникам, потому что только у них есть деньги. Потом проклинает нас за то, что деньги нам якобы дает Путин. А как проклинает? Очень специфически. Совсем не стыдясь. Полная потеря стыда — она же заголение — это еще одна черта последних времен. Ибо если последние времена, то стыдиться не надо. Стыдиться нечего. Стыдиться глупо. Стыдиться стыдно. И так далее.

Ну вот Калашников и говорит: «Я-де, мол, очень уважаю Кургиняна как учителя. Но еще я уважаю правду. Уважая правду, я скажу, что Кургинян берет у Путина деньги, и это ужасно. А уважая Кургиняна как учителя, я не буду, дабы не травмировать учителя, приводить доказательства того, что учитель берет деньги у Путина». Вы можете себе представить ученика кого угодно... Конфуция или уважаемого профессора, который мог бы, называя себя учеником, исполнять подобные номера? Я знаю одного такого ученика, который исполнял такой номер по отношению к учителю, именуемому Христом. Пусть Максим Калашников сам с трех раз догадается, как звали этого ученика. А вы говорите, что последние времена — это моя высоколобая заумь… Что, вы этого уже не говорите? Ну что ж, коли вы этого не говорите и не претендуете на лавры того ученика, об имени которого с трех раз должен догадаться М. Калашников, я продолжаю.

Калашников прекрасно понимает, как он выглядит в глазах людей, для которых нормы, связанные с понятием «ученик» — а ведь он сам говорит о себе как о моем ученике, — все еще соблюдаются. Кстати, я освобождаю Максима Калашникова от этого самозванно им взятого на себя статуса. Никогда он никаким моим учеником не являлся. Мы малознакомые люди. Но я, увы, хорошо себе представляю, какова пиар-ориентация Калашникова. И по заказу каких людей он пиарит определенные вещи.

В 1993 году эти люди при мне заказывали господину Кучеренко, он же Максим Калашников, статью под названием «Падает снег» против Бобкова и Гусинского... Может быть, Калашников с тех пор круто сменил заказчика? Это очень опасно, знаете ли, менять таких заказчиков — но, как говорится, хозяин — барин. А может, его заказчик договорился со своими вчерашними противниками? Очень, знаете ли, интересно, о чем он договорился.

Вот ведь какие нетривиальные мысли возникают при прочтении наиглупейших и наинаглейших текстов Калашникова.

Почему наиглупейших? Потому что нельзя одновременно говорить а) о том, что ты патриот; б) о том, что деньги надо брать у белоленточников, то есть у врагов патриотов, и это высокоморально; в) о том, что деньги нельзя брать у Путина; г) о том, что...; д) о том, что... Это уже не пиар — это безумие в чистом виде. То бишь индикатор тех самых последних времен, аналитикой которых я и решил заняться.

Заявляя о том, что он не будет строить отношений с Кургиняном по причине ужасной тайны финансирования данного персонажа главным демоном Путиным, умоляя о бабках белоленточников, Калашников куда одновременно лезет? В Изборский клуб. В интернете, кажется, в таких случаях рисуют двойные смайлики.

Кстати, оказывается, что я чуть ли не соучредитель Изборского клуба! Меня там, как известно, нет. Но если пиарщику заказали иную картину происходящего, если он уже совсем потерял стыд и не боится потерять клиентуру по причине слишком уж большой лживости осуществляемого им пиара — тогда все можно. А когда так можно? Когда приходят последние времена. И вот я уже становлюсь не только участником Марша 2 марта, но и соучредителем Изборского клуба.

Тройной смайлик! Он же — риска на шкале безумия, говорящая о том, что последние времена и впрямь приходят. Что толпы обезумевших пиарщиков бродят, мечутся и орут: «Где бабки Кургиняна? Бабки, бабки где? Ищем в Изборском клубе. Не находим. Ищем на Кипре. Батюшки, у него аж фонд, зарегистрированный на Кипре. Через который, ясное дело, кошмарные бабки туда-сюда. Что? Фонда нет? Денег тоже? Надо искать в другом месте! Искать, искать!»…

«Ищут пожарные, / Ищет милиция, / Ищут фотографы /В нашей столице. / Ищут давно, /Но не могут найти…» Ну, не удается найти, и что? Тогда нечто сочиняется — опять же в духе безумия последних времен.

И вот очередной красный блогер, прописанный неподалеку от Лэнгли, залезает в о­оновский электронный справочник и начинает, того... Менять там адрес моего фонда. Зачем? Дабы, отработав бабки, доказать, что у меня есть филиал аж в самом Нью-Йорке. Но поскольку последние времена, и разума нет вообще, то в итоге в этом издании возникает адрес «Нью-Йорк, Российская Федерация».

Потом начинается блогерская охота за моим суперособняком в Костромской области. Нужно же обнаружить какую-то мою связь с огроменными бабками? Обнаружив там крохотную избушку, охотники не успокаиваются и обнаруживают самую надежную мою связь — связь с потусторонними страшными силами (рекомендую читать уродов с так называемой «Русской Народной Линии» — получите огромное наслаждение).

Но поскольку потусторонние силы этих охотников не интересуют, а бабки волнуют до судорог, давайте все же обсудим бабки. Не для того, чтобы спорить об их наличии и отсутствии. Это надо делать в другом месте. И это будет сделано. А для того, чтобы измерить градус безумия, то бишь близость интересующих меня последних времен.

Давным-давно, балуясь математической политологией, я реально создал безуметр, то бишь измеритель температуры безумия в нашем обществе, оно же «общество Ч». Это, поверьте, не так трудно. Выявляются разрывы в логике, семантике, семиотике и... Не буду здесь ни избыточно напрягать читателя, ни раскрывать свое ноу-хау. Поверьте мне, температура безумия уже намного выше, чем в апреле 1991 или апреле 1993. А раз так, то... Впрочем, я уже исчерпал свой лимит. И о том, что следует из данного обстоятельства, расскажу читателю в следующей статье.