От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение)
Митинг на Поклонной горе, сорвавший планы белоленточников по проведению в России перестройки-2, состоялся 4 февраля 2012 года. А 9 февраля 2013 года в Колонном зале Дома Cоюзов наше движение «Суть времени» учредило Родительское Всероссийское Сопротивление (РВС). Как говорится, сам бог велел обсуждать все, что сопутствовало учреждению РВС, именно в контексте митинга на Поклонной.
Подобный анализ можно называть по-разному.
Когда два события огромной важности находятся на большом временном расстоянии друг от друга и при этом обладают не очевидным, но глубоким сходством, их совместный анализ можно называть историософским.
А когда два события разделяет один год... Когда речь идет о событиях, касающихся тебя, и потому в их оценке ты должен проявлять скромность... Что ж, тогда такой совместный анализ двух — согласитесь, все-таки немаловажных — событий можно называть диахронным. Что это такое?
Термин «диахронный» ввел в науку основатель структурной антропологии Клод Леви-Стросс. Он изучал первобытное племя как устойчивую социальную структуру. И утверждал, что эта социальная структура не подвержена серьезным изменениям, ставящим под вопрос выявляемые им структурные характеристики.
«Вот вы говорите о структурных характеристиках, а, может быть, они в один момент одни, а в другой момент другие?»
«Нет, — отвечает Леви-Стросс, — общества, которые я изучаю, малоподвижны. И потому тот временной срез, который я делаю (он же «синхрон»), не требует других временных срезов и их сопоставлений. То есть «диахрона». Диахрон нужен, если общество обладает способностью к быстрому изменению структуры. Но архаические общества этой способностью не обладают, и потому синхрона для проводимых мною исследований достаточно. Я могу не заниматься динамикой, я могу заниматься только структурой, потому что динамики у обществ, которые я исследую, нет. Или, точнее, ее нет в той степени, в которой ею можно пренебречь, проводя определенные исследования, именуемые «структуралистскими» и призванные всего лишь выявлять устойчивые структуры, обладающие малой изменчивостью. Структуры, в которых соотношение между элементами намного важнее того, как именно эти элементы приобретают новые качества».
В дальнейшем структурализм использовался отнюдь не только для изучения принципов организации жизни первобытных племен. Он использовался крайне широко. И очень продуктивно. В какой-то момент даже казалось, что на его основе можно будет создать некий универсальный метод исследования всего и вся.
Наряду с таким крайне позитивным использованием структурализма в филологии, архитектуре, музыковедении, искусствознании вообще, в целом ряде естественных наук — структурализм использовали и иначе. Для подкопа под марксизм.
Потому что для марксистов анализ любого явления основан на выявлении динамики и обнаружении механизма, порождающего эту динамику. Он же — движущее противоречие. Марксизм утверждает, что выявление движущего противоречия — это и есть познание в полном смысле этого слова.
Анализ структур и анализ процессов — это два полюса аналитики как таковой. При этом все исследователи, противопоставлявшие структурный метод методу анализа процессов и противоречий, понимали необходимость синтеза. Потому что любая система обладает и структурой, и траекторией движения. Более того, двигаясь по определенной траектории, система меняет структуру.
Итак, мы двигаемся по определенной траектории. Анализ этой траектории носит диахронный характер.
Но ведь на разных этапах мы испытываем одинаковые воздействия, сталкиваемся со сходными проблемами и вызовами. Совокупность этих воздействий, проблем и вызовов плюс наши ответы — это структура. Постольку, поскольку она сходным образом воспроизводится на разных этапах, допустима и ее синхронная, структуралистская аналитика.
Совокупность синхронной и диахронной аналитики — это системная аналитика.
Для начала займемся синхроном, то есть выявлением того сходного, а порой и поразительно совпадающего, что возникает в разные моменты времени, в разных ситуациях, при существенно разном накале большого политического процесса.
Такие сходства и совпадения надо обнаруживать, каталогизировать, систематизировать и осмысливать.
Вопрос о том, как именно их обнаруживать — в каком порядке, с опорой на какой метод — требует слишком долгого обсуждения. Поэтому представим себе следующее. Перед тобой груда разных предметов. И тебе нужно вытащить из груды один предмет... Потом положить рядом с ним предмет, чем-то похожий на тот, который ты почему-то в самом начале вытащил из груды ему подобных предметов. И так далее.
Так ли важно в этом случае, почему ты вытащил из груды сначала этот предмет? То есть, это, конечно, важно, но долгое обоснование важности этого превращает прикладную аналитику в весьма развернутый теоретический экскурс. Для осуществления таких экскурсов газета малопригодна. Так что давайте признаем высокое значение в подобных случаях фактора интуиции. Признаем также, что есть такая отрасль знаний, как эвристика. И что эвристический подход может быть основан на произвольном выборе направления, в котором ты осуществляешь исследование. Что если ты двинешься в неверном направлении, то это вскоре станет понятно. И тогда надо вернуться и скорректировать направление движения. Что есть такой метод — проб и ошибок. А еще есть метод последовательных приближений. И так далее.
Короче, я имею право сказать, что выбираю для анализа первый предмет, потому что на него взгляд упал. А также, потому что у меня есть опыт. Аналитическая интуиция. И так далее. Не все ли равно читателю, почему я вначале выбираю этот предмет? Если я делаю неправильный выбор, то мне придется дольше заниматься отбором и классификацией, отказываться от ложных гипотез и проверять гипотезы новые. Но я же все это не буду делать при читателе. Я это буду делать на подготовительном этапе. А читателю я в любом случае представлю готовые результаты.
Так что, пусть читатель
а) поверит, что я выбираю первый предмет неслучайным образом;
б) не обижается на меня за то, что я не объясняю, почему я вначале выбираю именно этот предмет;
в) признает, что выбор первого предмета важен только с точки зрения сокращения длительности исследовательской процедуры и
г) наберется терпения и дождется, пока я изложу метод выбора первого предмета в капитальной книге про методы системного (а точнее, целостного) анализа.
Кстати, кое-что об этом я уже рассказал в ряде своих книг, посвященных аналитической проблематике («Слабость силы», «Качели» и так далее).
Первый выбранный мною предмет — это статьи Самариной в «Независимой газете» и Колесникова в «Новой газете». Что привлекло мое внимание?
Александра Самарина — заведующая отделом политики «Независимой газеты». Она пишет в один день — 11 февраля 2013 года — сразу две статьи, посвященные событию в Колонном зале. Одна статья носит обзорный характер. Она называется «Время назад». Другая носит характер подробного разбора всего того, что происходило на нашем съезде. Она называется «Лояльные сопротивленцы».
Уже в этих статьях Самарина закладывает краеугольные камни того здания, которое потом будут сооружать. Например, говорится о том, что «Суть времени» в считанные дни после объявления о намерении собрать съезд и учредить Родительское Всероссийское Сопротивление получила самую престижную площадку страны — Колонный зал Дома Союзов.
Кто-то скажет: «А ведь в самом деле, такая престижная площадка. И почему-то она была получена сразу после заявления о намерении собрать съезд». Что ж, если этот «кто-то» никогда не занимался политикой и ничего не понимает в оной, такой вопрос правомерен. Но Самарина все прекрасно понимает. Она понимает, что Колонный зал Дома Союзов не является самой престижной площадкой страны. Что на этой площадке собираются очень и очень многие, включая Зюганова. Что, поскольку эта площадка лишена современной гламурной инфраструктуры, ее не любят «новые русские», желающие лицезреть себя совсем в иных интерьерах и пользоваться совсем иными удобствами. Что по этой причине руководство Дома Союзов с огромным удовольствием сдает Колонный зал в аренду желающим. Что стоит эта аренда не так дорого. А главное — разговор о том, что сразу после объявления о намерении собраться была получена площадка, носит просто бредовый характер. Потому что сначала был подписан договор с Домом Союзов, а потом было объявлено о намерении собраться. Иначе просто быть не могло! Несколько раз я говорил активистам: «Мы пока не знаем, где будем собираться. А значит, я не могу сказать, когда вам приезжать. Но я вот-вот скажу, после того как договорюсь с руководством той площадки, на которой мы соберемся». Наконец, договор был подписан. Его подписал мой фонд — фонд Кургиняна — и руководство Дома Союзов.
Оплата за аренду зала была переведена со счета нашего фонда на счет Дома Союзов. На следующий день после этого я выступил с телеобращением, которое размещено в интернете, и сказал: «Собираемся там-то и тогда-то». Нормальная логика любого вменяемого руководителя, собирающего крупное мероприятие.
Во что эту логику превращает Самарина? В дурдом! «Смотрите, — говорит она, — они заявили о том, что собираются, и тут же получили зал». Да нет, голубушка, не тут же. Мы его получили раньше, чем заявили, что собираемся. И любая другая логика говорила бы о том, что мы сумасшедшие. То есть мы собираем мероприятие неизвестно где и неизвестно когда, но, еще не зная, где и когда его будем проводить, уже объявляем... О чем?
Дальше Самарина пишет: «Мероприятие называлось учредительным съездом общественной организации «Всероссийское Родительское Сопротивление» (на самом деле, «Родительское Всероссийское Сопротивление», но это не важно — С.К.). Выдавалось оно за некое оппозиционное власти выступление, хотя главным героем съезда и стал представитель высшей власти в стране, речь которого прерывалась аплодисментами не реже, чем спич ведущего — политолога Сергея Кургиняна».
Итак, приезд Владимира Путина на наш съезд означает, что наше движение лишь выдается за оппозиционное. Но таковым не является. Надо ли в этом случае признать, что приезд президента Дмитрия Медведева в «Новую Газету» лишает «Новую газету» оппозиционного статуса? А приезд президента Дмитрия Медведева на телеканал «Дождь», который был, по сути, штабом либеральных протестантов, собиравшихся на Болотной и Сахарова зимой 2011–2012 годов, лишает этот телеканал статуса оппозиционного СМИ?
И, наконец, следует ли признать, что встреча Дмитрия Медведева с вожаками Болотной и Сахарова лишает этих вожаков статуса оппозиционеров? А просьба одного из этих вожаков, Удальцова, адресованная Медведеву (мол, спасите нас от Путина и продлите неконституционным способом свои президентские полномочия), дезавуирует оппозиционность Удальцова?
Между тем, никто вообще никак не отреагировал ни на приезд Медведева в «Новую газету», где были сказаны сенсационные, с моей точки зрения, слова о том, что это единственная честная газета, которая «не лижет» (согласитесь, весьма изящное выражение). Ни на приезды Медведева к Синдеевой на телеканал «Дождь» (спрашивается, что такого особенного в этом телеканале, кроме того, что он задолго готовил митинги на Болотной и Сахарова?). Да и встреча Медведева с героями Болотной и Сахарова ни на кого не произвела впечатления. Все оппозиционеры остались оппозиционерами. И даже обрели еще более оппозиционный ореол, а как же иначе? — им же удалось чего-то добиться. С ними аж сам президент встретился!
Итак, в какие бы отношения с властью не вступали белоленточные диссиденты, это никоим образом не уменьшает их оппозиционность, а только усиливает ее. Потому что они «свои», они «тамошние», а «тамошним» можно все. И напротив, сколь бы ни был обоснован приезд Путина к патриотическим оппозиционерам, этих оппозиционеров сразу назовут «так называемыми», «выдающими себя за оппозиционных» и так далее. На каких основаниях? Очевидных оснований нет. Наличие двойных стандартов носит вопиющий характер.
А значит, логика только в одном. В том, что оппозиционные патриоты — это враги. Причем смертельные. И их надо «мочить», наплевав на все правила политического поведения. Одно из правил состоит в том, чтобы как-то отражать в политических статьях содержание происходящего в ходе тех мероприятий, которые в этих статьях описываются. Но излагается все что угодно, кроме содержания. То, что съезд «так называемый родительский». Между прочим, у съезда было две задачи — создать родительскую организацию «Сути времени» и подписать широкое коалиционное соглашение этой организации с другими организациями. На съезде присутствовали все главные родительские организации страны. Но они все равно будут именоваться «так называемыми». А мероприятие, на котором звучит крайне оппозиционный доклад, будет называться «якобы оппозиционным» потому, что оно происходит на престижной площадке, и его посещает глава государства. А либеральные мероприятия происходят не на престижных площадках? А где они происходят? Значит, только патриотические мероприятия должны проходить в сараях? Да и то будет задан вопрос: «А кто им этот сарай предоставил? Никак, Лубянка. А может Кремль». Вы можете себе представить диалог в таком тоне между американскими демократами и американскими республиканцами? Конечно, не можете.
Потому что от любого журналиста (американского, французского и т. д.) обязательно потребуют определенной уважительности тона. Потребуют изложения материала по существу. Накажут за клевету. Еще бы, ведь собираются разные политические силы, которые в совокупности будут формировать национальную политику. И формировать они ее будут именно в совокупности. Это главный принцип демократической политики. Особо отстаиваемый всеми нормальными либералами. Чем большая часть общества будет поддерживать ту или иную силу, тем весомее будет сила, тем уважительней к ней будут относиться. И так далее.
Но ничего подобного, согласитесь, нет и в помине. И это очень показательно. То есть, это так показательно, что только робость мысли не позволяет обществу дать этой показательности надлежащее имя.
Это имя — дискриминация. Дискриминация может приобретать разные формы. Самой жесткой формой является пресловутый апартеид. Но он лишь одна из форм сегрегации. А сегрегация, опять же, может быть очень разной. Административная сегрегация — это политика тех или иных гетто. Но ведь существовала и другая сегрегация. Иногда ее именуют сегрегацией де-факто. Иногда бытовой сегрегацией. Иногда практикой красной черты. В любом случае, речь идет о поражении в тех или иных правах. Например, в таком гибком праве, как право на объективное освещение твоей деятельности. Согласно этому праву, симпатии или антипатии госпожи Самариной к «Сути времени» никак не должны отражаться на том, как она информирует читателя. Она должна информировать его объективно. То есть — используя для описания нашего съезда те же подходы, какие она использует для описания съездов других, горячо ею любимых партий или движений. Госпожа Самарина может чуть-чуть скорректировать лексику. Чуть-чуть сгустить краски.
«Чуть-чуть сгустить, говоришь? — ухмыляется Самарина. — А не пошел бы ты, «тутошний», в свой патриотический бантустан! Не мешай, мерзавец, нашему просвещенному апартеиду. А то еще не то получишь! В ожидании же большего получай... того... чуть-чуть сгущенные краски».
Чуть-чуть сгущает краски госпожа Самарина так.
Реально в Колонном зале Дома Союзов мною дважды говорилось о культурной матрице. На съезде с трибуны было сказано следующее: «Могут ли в Китае или Бразилии (я пропустил слово «Корее», хотя оно было в тексте) проводиться публичные посиделки достаточно высокостатусных лиц, обсуждающих, является ли китайская, корейская или бразильская культурные матрицы препятствием для развития страны?»
Дальше я отвлекаюсь от бумажного текста и говорю: «Вы можете представить себе такую высокостатусную посиделку в Китае или Корее? Нет. А здесь мы это наблюдаем. Мы должны обсуждать, хорошая у нас или нет культурная матрица. А может быть те, кому она не нравится, освободят нас от своего присутствия?»
Самарина, реализуя сегрегационный подход, приписывает мне следующие слова: «Идеал государства для Кургиняна, — пишет она, — Северная Корея и Китай». Дальше она меня цитирует (да-да, именно цитирует, кавычки ставит) криминальным образом. Она приводит такое высказывание, которое я якобы произнес: «Возможно ли такое себе представить, чтобы там люди выходили на улицы и публично ставили под сомнение национальную культурную матрицу?»
Разобравшись в том, что мне вменила Самарина, давайте разберемся и в том, что именно я сказал. Что я произнес на Съезде — уже приведено выше. И каждый может убедиться, что я ничего не искажаю.
Но, может быть, я что-нибудь сказал в кулуарах, давая интервью? Вот что я сказал в кулуарах: «Вы не представляете себе, что было бы в любой стране мира, если бы там была конференция «Русская культурная матрица — препятствие к развитию?», «Китайская культурная матрица — препятствие к развитию?»! Вы представляете, что сделали бы рядовые китайцы за такую конференцию? Или корейцы. Это полное унижение национального достоинства. Матрица им не нравится! Значит, они ломают эти матрицы, вскрывают остатки сопротивления. Они никаким образованием не занимаются. Им не нужен здесь Дух страны. Они ненавидят его. Они эту русскую литературу ненавидят нутряно. Нутряно, понимаете? Они когда читают Достоевского, их трясет».
Я сознательно цитирую дословно. Больше никаких слов о культурной матрице я не произносил 9 февраля ни в Колонном зале, ни в кулуарах.
Так откуда же Самарина взяла, во-первых, Северную Корею, во-вторых, выход людей на улицу? Она заведует политическим отделом крупной газеты. Наверное, ее возмущает мой подход. И даже наверняка. Но мой подход состоит в том, что такие, как Самарина, осуществляют сегрегацию в разных ее вариантах.
Лишают противников своих права на объективное освещение их деятельности.
Осуществляют необъективное освещение деятельности, причем такое, которое противоречит нормам существующего законодательства.
Я, к примеру, все это клеветнически утверждаю, а Самарина пишет элегантную статью и всем написанным опровергает меня. Показывает, что она на самом деле объективна. Что нет ни клеветы, ни вопиющей необъективности в освещении, ни прямой злокозненной лжи. «Вот ведь как я объективна, говорит Самарина каждой строчкой написанного, — и как клевещет на меня господин Кургинян».
Но Самарина каждой строчкой своей подтверждает правоту моих слов. Она клевещет. Она проявляет вопиющую необъективность. Она лишает противников права на все. В том числе и на доброкачественное заблуждение.
И еще одна шалость Самариной. С точки зрения журналистского кодекса объективности, она должна, во-первых, дать высказаться участникам съезда, в том числе, и руководителям крупных авторитетных родительских организаций. И, во-вторых, дать высказаться экспертам по принципу «за» и «против». Один — «за», один — «против». Она дает высказаться Альтшулеру, главному противнику всех родительских организаций, собравшихся на съезд. Зыкову, такому же противнику съезда. И Макаренко — ненавидящему нас либералу. Точка. Другим Самарина затыкает рот. Другая позиция в ее статье не должна быть представлена. Что это такое, если не апартеид в его мягкой форме? Не сегрегация? Не дискриминация?
Еще один пикантный случай — статья А. Колесникова «Сергей Кургинян: последний патрон власти». Колесников 12 февраля воспроизвел в «Новой газете» все то, что Самарина настрочила 11 февраля в «Независимой». Ну просто один к одному: «Возможно ли такое себе представить в Северной Корее и Китае, чтобы люди выходили на улицы и публично ставили под сомнение национальную культурную матрицу?»
А почему он это воспроизвел один к одному? Не потому ли, что есть разнарядка — некая «рыба», ориентируясь на которую, все журналисты, входящие в определенный пул, должны писать одно и то же, никоим образом не сообразуя написанное с тем, что происходило в реальности. Колесников воспроизвел «рыбу», то есть то, что приказано было написать. Ох, уж мне эти «честные», «объективные», «просвещенные»... А главное — «независимые». «Свободные», тудыть растудыть.
Вынули эти высказывания Самариной и Колесникова из кучи прочих высказываний. Обнаружили полное их соответствие тому, что утверждалось в докладе. Обнаружили эту самую сегрегацию в ее изощренных формах. И избегая соблазна говорить о более серьезных формах того же самого, которые будут применяться в XXI столетии, и о том, что у «тамошних» есть одно священное право — лишать «тутошних» по своему произволу любых прав, начинаем извлекать из кучи высказываний то, что заслуживает наибольшего внимания.
13 февраля 2013 года. «Эхо Москвы». В эфире программы «В круге света» — Геннадий Зюганов. Обсуждается прошедший съезд «Родительского Всероссийского Сопротивления».
Сначала тема разминается.
Кобаладзе спрашивает Зюганова: «Пишут, что к вам на съезд Путин придет?».
Зюганов отвечает: «Вот на «Родительское собрание» (имеется в виду наш съезд) пришел — вдруг придет?».
Потом «Эхо» берет быка за рога. Не для того Зюганова приглашают, чтобы он мычал. От него требуются удары по Кургиняну. И он это понимает.
Сорокина: «А как вы к Кургиняну относитесь? …»
Зюганов: «Я ко всем деятелям отношусь спокойно. Он как актер довольно талантливый человек, как политик он выбирает то, что ему сегодня нравится. В этом отношении у него довольно разветвленный курс. Поэтому характеризовать я не хочу, но что касается идеи защиты школы и мнения родителей, он эту волну быстро уловил. И я думаю, что при поддержке администрации президента быстро собрали в Колонном зале, а там только аренда помещения почти полтора миллиона рублей».
Сорокина: «И одно то, что Кургинян подхватил эту идею, сильно меня расхолаживает. Называется — с кем союзничаете?»
Зюганов: «Нет. Это идея».
Сорокина: «Замечательная идея. Раз ее поддержал Кургинян. Двумя руками».
Зюганов: «Эта идея еще два года назад обсуждалась у нас».
Когда политику в таком стиле обсуждают три бомжа — есть соответствие между статусом обсуждаемых и уровнем обсуждения. Но тут-то речь идет о другом. Зюганов только что признал, что поддержка Удальцова была ошибкой. И что вся белоленточная линия была ошибкой. Он приходит на абсолютно белоленточное «Эхо Москвы». И начинает судачить, как низкопробная базарная баба. Причем, он знает, что от него хотят именно этого. То есть «Эхо Москвы» является хозяином Зюганова, призывающим Зюганова под свои знамена для того, чтобы нас облаять. Он это делает с неохотой. Но делает. И что же он говорит? Или, точнее, о чем он не говорит?
Он не говорит о том, что мы собрали, в отличие от КПРФ, 141 428 подписей под письмом протеста против ювенальных законов. Что мы провели несколько массовых митингов и шествий. Что мы работали в течение года как проклятые, чтобы собрать подписи и провести митинги. Что в результате мы сначала добились переноса рассмотрения ювенальных законопроектов с осени на весну, а теперь, скорее всего, и их пересмотра. То есть добились того, чего КПРФ не могла добиться. Он не благодарит нас за то, что мы этого добились. Что будут другие образовательные стандарты у детей. Причем, те стандарты, которых добивалась, но не могла добиться КПРФ. Что не будет ювенальных законов. Или они, по крайней мере, будут сильно исправлены. То есть опять-таки произойдет то, чего добивалась и не могла добиться КПРФ, и в чем КПРФ видит народное благо. Ведь если КПРФ чего-то добивается, то она добивается того, в чем видит народное благо, не правда ли?
Зюганов должен сказать: «Честь и хвала «Сути времени», этой молодой организации, которая добилась того, что мы считаем народным благом. Хоть в каких-то мелочах, но добилась. А мы добиться не могли. Какие же они молодцы, ребята!»
Что он вместо этого говорит? Что я уловил какую-то волну. Что значит «уловил волну»? Чем это отличается от грязных методов, которыми пользуются Самарина и другие? Чем это отличается от прямого выполнения заказа «Эха Москвы»?
Итак, я уловил волну и при поддержке администрации Президента быстро собрали в Колонном зале... видимо, бюджетниц? Или скрытых «нашистов»? Видимо, я их собрал, оплатив им билеты и командировочные? Видимо, я собрал не тех, кто мерз, в отличие от КПРФ-ников, собирая подписи. Не тех, кто выходил, в отличие от КПРФ-ников, десятки раз на пикеты и митинги, противостоя ювенальным законам. Он откуда-то знает, как быстро собрали съезд? Откуда? Ему об этом «Эхо Москвы» рассказало? Или госпожа Самарина? А им кто рассказал? Тот, кто раздает все директивы по освещению нашего съезда?
А Зюганов понимает, что извергая на нас необоснованную хулу на вражьем радио, он сообщает нечто о себе? Причем нечто совершенно сокрушительное. Он сообщает, что он такой же белоленточник, каким и был. И не просто белоленточник, а лицо, исполняющее танцы по заказу главных белоленточников. Чем, как не этим танцем, является его бабский лепет про администрацию президента? И про аренду помещения за полтора миллиона рублей.
22 декабря 2012 года. В Москве, в Колонном зале Дома Cоюзов состоялся торжественный вечер, посвященный 90-летию создания Союза Советских Социалистических Республик. На открытии выступил Председатель ЦК КПРФ Г. А. Зюганов.
Колонный зал Дома Союзов Председателю КПРФ Зюганову предоставила администрация президента? По указу этой администрации Зюганов быстренько-быстренько собрал своих сторонников, «уловив волну»? Он говорит о том, что аренда стоит полтора миллиона рублей. И что? Полтора миллиона рублей — это 50 тысяч долларов. 500 человек могут собрать по 100 долларов и арендовать Колонный зал. 100 долларов — это запредельная сумма для среднего москвича? В московской организации «Суть времени» отнюдь не 500 человек, а гораздо больше. Они не могут собрать деньги на аренду Колонного зала?
Но причем тут все эти сложности? Подписав договор, я выступил и твердо сказал, что этот договор подписала моя организация — фонд Кургиняна. Это один из старейших фондов, созданный еще в советское время. Он активно работает. Он не может снять Колонный зал за 50 тысяч долларов? Специально называю в долларах, чтобы визга было поменьше. «Ах, ах, полтора миллиона!» И уже непонятно чего. Рублей! Рублей — визгливые рыночные торговки!
Теперь давайте разберемся в этих самых рублях.
Сколько «нала» нашли у госпожи Собчак, притом что этот «нал» явным образом использовался для сбора митинговой массовки?
Как мы знаем, летом 2012 года у госпожи Собчак нашли полтора миллиона евро наличностью. Наличность была разложена в многочисленные конверты. Что такое полтора миллиона евро наличностью? Это примерно 60 миллионов рублей. То есть в сорок раз больше, чем стоимость аренды Колонного зала Дома Союзов. Ведь все буквально один к одному. У Собчак — полтора миллиона евро (еще раз подчеркиваю — наличностью). А у нас в связи с Колонным залом Дома Союзов — полтора миллиона рублей (и не наличностью, а с НАШЕГО конкретного счета на счет Колонного зала). Собчак тратит столько же в евро на митинги, сколько мы в рублях на съезд. Пропорция примерно один к сорока.
А теперь давайте обсуждать то, ради чего полощется вся эта ерунда. То, ради чего марают себя люди, по статусу своему отнюдь не являющиеся бомжами или тетеньками с Привоза. Но ведущие себя именно как бомжи и рыночные торговки. Этим тетенькам и дяденькам (под дяденькой я имею в виду Зюганова) очень нужно любой ценой и в условиях нулевой доказательности обвинить «Суть времени» в том, что, во-первых, она тратит непомерные деньги, и, во-вторых, раз это непомерные деньги, то речь идет о деньгах Кремля. А раз Кремль платит деньги, то он и заказывает музыку. Ну так давайте разбираться. Действительно ли тот, кто платит деньги, заказывает музыку. Совершенно очевидно, что деньги нами заплачены не огроменные, а вполне умеренные. И что заплачены они моим фондом, а не Кремлем.
Но это все не политика. А поскольку необходимо сквозь всю базарную низкопробность прорываться к политике, то выделим в обвинениях, которые они извергают, хоть какое-то политическое содержание. И попытаемся дать развернутый ответ на вопрос, правда ли, что тот, кто платит деньги, заказывает музыку.
На первый взгляд, это и впрямь так. И лично я, кстати, уверен, что не только на первый взгляд это так. Это справедливо и на первый взгляд, и на второй, и на третий. И при поверхностном рассмотрении, и при глубинном анализе. Да только вот до сих пор никто кроме меня не признавал справедливости подобного утверждения.
Кстати, и я сам считаю это утверждение справедливым лишь постольку, поскольку речь идет о политике. А в особенности о политике «новорусской», то есть элементарно бандитской. Когда бандит кидает оркестрантам пачку баксов и требует, чтобы ему сыграли «Мурку», — воистину, кто платит деньги, тот заказывает музыку.
Но если деньги платит тот странный персонаж, который заказал Моцарту «Реквием», то можно ли говорить, что он, заплатив деньги, заказал музыку? Что именно он заказал? Тональность? Логику построения? Ничего он не заказал. Он пришел к маэстро и сказал, что тому виднее, какой именно будет «Реквием». На то он и маэстро.
Никакой мало-мальски культурный, да и просто вменяемый организатор праздника не будет, приглашая на праздник знаменитого оперного певца или музыканта и платя ему огромные гонорары, указывать звезде, что именно исполнять. Максимум он спросит: «А что бы вам хотелось исполнить?» И учтет это при организации праздника. Но и это в каком-то смысле — перебор. Тактичный организатор праздника скажет приглашенной знаменитости: «Вы сами решите, что именно вы будете исполнять. Мы будем вам благодарны при любом вашем решении».
Вот как обстоит дело даже в самых простейших случаях. Тех случаях, когда в буквальном смысле слова платят деньги и заказывают музыку.
В более сложных случаях — а ведь приведенная мною расхожая мудрость носит афористический характер — счет вообще идет на другое. Кому-то (например, ЦРУ) нужно, чтобы произошло что-то (например, борьба афганских моджахедов против СССР). ЦРУ обнаруживает, что это может осуществить бен Ладен. Но сказать бен Ладену: «Делай то, что нам нужно, а мы тебе заплатим», — невозможно. Бен Ладен — человек гордый. И денег у него достаточно. Тогда посылаются гонцы, которые говорят: «Знаете, у нас есть общие интересы. Мы понимаем, что к наличию таких интересов все никоим образом не сводится. Что вы нас ненавидите, но ведь существуют ситуационные союзы. В данный момент времени наши интересы совпадают, не правда ли? Так давайте действовать вместе! У нас есть возможность оказать вам поддержку. Мы при этом не ставим никаких условий. Мы просто понимаем, что, укрепив вас, мы создадим проблемы для нашего стратегического противника».
Бывают и еще более сложные варианты.
И все это понимают. Но когда им выгодно — говорят: «Ага! Такой-то заплатил такому-то деньги, значит, он заказал ему музыку».
Но, повторяю, для чистоты жанра и с учетом нашей новорусской специфики я согласен полностью подтвердить правоту утверждения о том, что лица, отстегивающие нашим политикам, заказывают им политическую музыку в наибуквальнейшем смысле этого слова.
Значит ли это, что Зюганову никто никогда ничего?.. Он нас за дураков считает? Он с пошлейшим видом несет ахинею про невеликие суммы, которые мы якобы не могли заплатить, и при этом не осознает, что возможен симметричный ответ? И что для того чтобы этот ответ возник, есть очень серьезные основания. И что коль скоро эти основания будут задействованы, то речь пойдет не о полутора миллионах рублей и не о полутора миллионах евро, а о десятках и сотнях миллионов евро.
Так что же, все, кто это отстегивали, заказывали музыку? А там ведь широкий список отстегивавших и отстегивающих. В списке и общаки, и самые разные олигархи. Все они заказывали Зюганову музыку? Какую? По этой причине КПРФ поддерживала все бюджеты, предлагаемые Ельциным, начиная с 1994 года? Надо называть конкретные суммы и конкретные имена? Он с умы сошел, этот Зюганов? Он какого гопака исполняет по велению своих всегдашних покровителей? Он не понимает, как он позорится на белоленточной радиостанции? Ему мало позора зимы 2011–2012 годов, за который он только что сквозь зубы покаялся? Он затевает омерзительную дрязгу, нарывается на новый разгром?
А теперь берем другую передачу «Эха Москвы». 15 февраля 2013 года. Программа «Особое мнение». Тут Сванидзе упражняется вместе с Лариной. И обратите внимание — один к одному, как и Зюганов, — опять тема денег. Ларина просто воет: Какое место, бабки бешенные. Какие бабки! Имеется в виду все тот же злосчастный Колонный зал Дома Союзов. Вы не чувствуете, что все это делается под одну кальку сообразно одной и той же директиве. А Зюганов не чувствует, что он поет в унисон со Сванидзе. Что он этим беспредельно унижает себя, своих соратников, свое дело. Что если раньше он говорил на мало-мальски политическом языке, то теперь он переходит на язык, использование которого может породить всеобщее презрение. И зачем ему это надо? Он только что расплевался с Удальцовым. Ему бы обойти тему Кургиняна, уйти от нее вообще. А уж от этого унизительного разговора про бабки — тем более. Даже Сванидзе уходит от этого разговора, мол, не желаю считать деньги в чужом кармане. И тут же изрекает: «Но ясно, что это мероприятие администрации президента — это очевидно». Ах ты, политический мудрец высшей пробы! Тебе очевидно, что это все организовывала администрация президента. А мне очевидно, что все твои затеи организовывает и оплачивает ЦРУ.
Так и будем упражняться в очевидностях?
Но если переходить к политическому смыслу, прорываясь к нему через все эти пакости, то политический смысл состоит в следующем.
Когда ты собираешь подписи под письмом протеста, то ты стремишься этим сбором подписей воздействовать на власть. Или можно собирать письма протеста, или нет. Есть позиция, что их нельзя собирать. И она отражена в диссидентских песнях. Интеллигенты пишут письмо в ЦК КПСС, а ЦК им отвечает: «Пишите нам, пишите, а мы прочтем, прочтем». Но белоленточники сами собирают письма протеста. Значит, они считают это допустимым. А как можно, считая что-то допустимым для себя, считать это недопустимым для других?
Мы снова возвращаемся к двойным стандартам, дискриминации, сегрегации, апартеиду и так далее. «Тамошним» можно собирать письма протеста, «тутошним» нельзя. Вы их сначала соберите по-настоящему. Понадрывайтесь на этом деле бесплатно. Потом организуйте мероприятие, отсортируйте письма, сдайте их, получите соответствующие бумаги. И предъявите это все, адресуя президента к его же обещаниям по поводу активного права. Активное право — это очень мощная вещь. Я, кстати, твердо убежден, что надо повысить, а не понизить количество подписей, необходимых для того, чтобы был задействован принцип активного права, и жестко оговорить, что речь идет только о живых, доказанных подписях. Но если вы собираете, к примеру, 40 миллионов подписей — вы имеете право на обсуждение той вашей законодательной инициативы, под которую собраны эти подписи? Если вы имеете это право в случае, когда собрали тысячу подписей в интернете, то будет бред и полный хаос. Потому что будут обсуждаться только самые бредовые инициативы. Кроме того, речь может идти о полярных инициативах. И вообще, занижение барьера и облегчение сбора подписей плюс активное право равно полному законодательному хаосу. Но и в другую крайность бросаться невозможно. Собрали 40 миллионов подписей. Собрали 100 миллионов — и все равно не слышат. Так нельзя!
А ведь речь идет, между прочим, об очень серьезной проблеме. О соотношении политической представительной демократии и прямой гражданской демократии. Белоленточникам ведь очень хочется, чтобы у них была монополия на демократию. А все остальные были не гражданами, а подданными, мечтающими о плетке и авторитаризме.
Между тем, мы твердо уверены, что классическая профессиональная парламентская политическая демократия — это средство, с помощью которого буржуазия реализует свое господство. И дело тут не в том, что «кто платит деньги, тот заказывает музыку». Ведь и впрямь, если выборы в США стоят миллиарды долларов, то кто-то должен их заплатить. И этот «кто-то» — не народ США. И не народ США контролирует средства массовой информации, без согласия которых никто в Америке никогда не будет президентом.
Но главное даже не в этом. Пошел на выборы. Проголосовал. Избрали — ну, предположим, даже того, за кого ты проголосовал. Притом, что политическое «меню» тебе явным образом продиктовано. Мол, голосуй за этого или этого — и точка. Итак, ты проголосовал за «этого» и ждешь, что он выполнит свои обещания. А он их не выполняет. Ты ждешь 5 лет и голосуешь за того, кому теперь поверил. Он опять не выполняет обещания. Ты разочаровываешься и вообще перестаешь голосовать. Процент участвующих в выборах постепенно снижается на радость правящему классу. Да что мы будем слишком подробно все это разжевывать. Написаны десятки и, возможно, даже сотни блестящих сочинений, в которых подробно раскрывается суть представительной публичной демократии. Она же парламентская демократия. Просто удобнее называть ее представительной публичной, потому что и президентская, и парламентская республики устроены, по сути, одинаковым способом.
Демократической альтернативой этому была Советская власть. Ее судьба в советский период понятна. Советы находились под контролем партии. Как только они вышли из-под контроля партии, их стали раскурочивать. А потом их расстрелял Ельцин.
Итак, советская демократия вообще не была реализована. А прямая гражданская демократия — это демократия, при которой гражданин не ждет пять лет, уповая на то, что выбранный им политик примет желанные для него решения. Он реализует активное право. То есть добивается через гражданские организации прямого принятия тех законов, которые выражают его интересы. Разумеется, активное право не может уравнять гражданские организации, собравшие 200 тысяч подписей, с политической партией, собравшей 10 миллионов голосов. Но если гражданские организации тоже могут собрать 10 миллионов подписей, то их воздействие на происходящее должно быть не меньше, чем воздействие политических партий, заседающих в парламенте. Вот тогда-то мы, возможно, постепенно нащупаем путь к широкой народной прямой гражданской демократии XXI века. Подчеркиваю — может быть, нащупаем. Может быть...
То, что произошло в Колонном зале Дома Союзов 9 февраля — крохотный шаг в эту сторону. Собирая живые подписи под письмом протеста и пройдя тяжелейший путь, тысячи бескорыстных гражданских активистов добились того, чтобы их услышали. И чтобы стали возможными определенные сдвиги, ради которых они собирали подписи, и ради которых люди, доверившиеся им, ставили свои подписи. Теперь оказывается, что это все соорудила администрация президента. Что она соорудила? Сбор подписей? Митинги? Шествия? Летом 2012 года в Москве клубились многотысячные митинги против ювенальной юстиции. И никакой поддержки это, как мы знаем, не получало.
Затем началось то, что началось. Назовите это консервативной волной или как-то иначе. Но нечто началось. И это нечто приобретает постепенно политический облик. Тут и «закон Димы Яковлева». И закон о запрете заграничных счетов для бюрократов. И очень многое другое. Я не буду в этой статье анализировать, что это такое именно.
Но совершенно понятно, что если Медведев приходит в «Новую газету», то он обозначает сдвиг в определенную сторону. И совершенно необязательно, что это будет сдвиг, при котором «Новая газета» и Медведев пойдут одним курсом.
А если Путин приходит к гражданским активистам, собравшим огромное количество подписей (на сегодняшний момент собрано уже более 200 тысяч), то это означает его уважение к принципу активного права. И какое-то его желание нащупать новую политическую траекторию. Совершенно необязательно, что эта траектория будет совпадать с траекторией «Сути времени».
Кто-нибудь из людей, реально занимающихся политикой, получивших хотя бы начальное политическое образование, может этого не понимать? По мне, так все это понимают. И что же тогда значит вся приведенная мною выше бабья низкопробная болтовня? Что она собой знаменует? Что патриотическая оппозиция не имеет права собирать письма протеста, воздействовать на власть, добиваться ее реакции? Что если эта реакция возникает, то это значит, что администрация заказала эту музыку? А если принимаются новые законы о партиях и выборах, то это значит, что администрация заказала музыку белоленточникам?
Вновь и вновь одно и то же. Двойной подход — дискриминация. Дискриминация — сегрегация. Сегрегация — апартеид. О сопротивлении этому мы заявили во всеуслышание.
И что же Зюганов? Ему это все мешает? Наверное, так сторонникам апартеида мешали те, кто пытался разрушить границы гетто. А что, если это мое сравнение имеет прямой и очевидный политический смысл? Что КПРФ и есть апартеидная красная сила, стремящаяся к монополии над красной резервацией. Сила, упивающаяся сегрегацией. Окормляющая красное гетто. И категорически не желающая его разрушения. Сила, понимающая, что устроители гетто — это, так сказать, африканеры из «Эха Москвы» (провожу сравнение с африканерами из ЮАР, особо ратовавшими за апартеид, за гетто для «негров-тутошников»). Соответственно, Зюганов и раболепствует перед африканерами, говоря им, что он хочет быть главным смотрящим за красным гетто. Что он понимает свою роль. Что он не посягает на апартеид. Что он даже усугубляет его, потому что ему так удобнее. Что, если это все воистину так?
Зюганов и Сванидзе... Поразительное сходство их позиции по отношению к «Сути времени» как к силе, стремящейся к разрушению красного гетто, выстроенного Ельциным и Зюгановым.
Давайте проанализируем два разговора на одном и том же радио «Эхо Москвы» по поводу «Сути времени» и проведенного нами съезда Родительского Всероссийского Сопротивления. Кому-нибудь может показаться, что для Зюганова Кургинян чем-то лучше Сванидзе? А «Суть времени» чем-то лучше... ну, я не знаю... «Яблока» или СПС, если он еще существует? Увы, все наоборот. Для Зюганова Кургинян хуже Сванидзе. Ибо не просто посягает на власть Зюганова над красным гетто — это бы еще полбеды. Он посягает на сам принцип красного гетто. А это чудовищная крамола, с точки зрения Зюганова.
И опять же, «Суть времени» — это конкурент. Это одна из сил, существующих на поле Зюганова. Она для него чудовищна, потому что является молодой растущей силой. Зюганов понимает, что КПРФ захватила и удерживает позиции, а «Суть времени» еще не скоро начнет какие-то политические позиции завоевывать. Да и пойдем мы, между прочим, иным путем даже в том, что касается завоевания этих позиций.
Но Зюганов понимает, что его партия увядает, а наше движение растет. И он боится этого до судорог. Да если бы он один!
«За что вы так наезжаете на ребят», — спросил я одного, причем не худшего руководителя областной организации КПРФ.
«Как за что? — ответил он. — Ваши ребята замечательные, но их замечательность приводит к росту вашей организации. А этот рост для нас ужасно опасен».
«И что же, — спросил я, — вы так наезжаете на ребят только за это?»
«А разве этого мало? — ответил мне отнюдь не худший КПРФ-овский босс, в целом сохраняющий, в отличие от многих, какие-то представления о приличиях.
«А как же Маяковский? — сказал я. –
Сочтемся славою – ведь мы свои же люди, — пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм».
Собеседник резко поскучнел. На его приветливом лице изобразилось что-то наподобие отвращения.
«Сергей Ервандович, — сказал он мне, — я Вас умоляю! Какие бои? Какой социализм?».
Повторяю, мой собеседник — один из лучших боссов КПРФ. Остальные в их подавляющем большинстве... Как говорится, без комментариев.
Сталкиваются не только две силы — растущая и угасающая. Сталкиваются два подхода. Две парадигмы. Две веры. Анна Кудинова в цикле своих статей очень интересно описала то, как наши враги боролись с коммунизмом, рассматривая его как религию. Как они разлагали эту квазирелигию. Как они выхолащивали из нее высшее содержание.
Угасающая КПРФ на метафизическом языке является высосанным, мертвым эгрегором. Его сделало таковым многое. И ошибки КПСС, и талантливая работа наших врагов.
«Суть времени» нарабатывает связи с живым эгрегором. Мертвое всегда ненавидит живое и стремится навязать ему свой подход, свою парадигмальность. А парадигмальность всего мертвого — это пошлость. Пошлость и мелкотравчатость. Вы думаете, это так мало? Вы заблуждаетесь. В метафизическом смысле это очень и очень много. Да и в политическом тоже.
Зюганов и Сванидзе — близнецы-братья. Кто из них «Эху Москвы» дороже? Мы говорим — Зюганов, подразумеваем Сванидзе. Мы говорим — Сванидзе, подразумеваем Зюганов. Горькая шутка. Я бы даже сказал не просто горькая — страшная.
Впрочем, прямого изоморфизма между Зюгановым и Сванидзе нет. Поясню, в чем их расхождение, на примере отношения лично ко мне.
Но сначала давайте зафиксируем еще раз, что и Зюганов, и Сванидзе с одинаково жеманным наипошлейшим видом выстраивают одну и ту же цепочку логических построений. Цепочка эта настолько одна и та же, что возникает вопрос: «Где именно ее выстраивают?»
Конкретный ответ достаточно очевиден. Эта цепочка выстраивается в офисе одного политтехнолога — и половина Москвы знает, какого именно. Потом она реализуется через «Эхо Москвы». То, куда тянутся нити из офиса этого политтехнолога, надо обсуждать отдельно. Но с точки зрения всего того, что мы здесь обсуждаем, это не так уж важно. Гораздо важнее то, что Зюганову «Суть времени» вообще и ваш покорный слуга в частности ненавистны совсем не так, как Сванидзе. А намного больше. Да-да, больше, а не меньше. И «Суд времени» Зюганову был ненавистен до колик.
Потому что Зюганову важны не коммунистические идеалы, не отстаивание благого характера советской истории. Ему важно быть хозяином в красном гетто. Пусть Россия гниет. Пусть коммунистические идеалы оскверняются, растаптываются. Пусть представители красного гетто проявляют в их отстаивании вопиющую беспомощность. Пусть Млечины и Сванидзе охаивают советскую историю почем зря, а представители красного гетто и их вождь Геннадий Зюганов в ответ бекают и мекают. Но ведь бекают. Но ведь мекают. И это покажут по телевидению.
Да, Зюганов и его дружный коллектив будут заученно говорить про благость коммунистических идеалов. Тех идеалов, которые, между прочим, им ненавистны. Пусть всем будет очевидна неумность и неубедительность того, что именно они говорят про благость коммунистических идеалов. Но ведь все это неумное и неубедительное как-то будет показано. И красное гетто худо-бедно, но восхитится. И чем в большей степени оно является гетто, тем сильнее оно восхитится самыми тупыми и неубедительными словами в поддержку того, что им дорого. Потому что и сами они не могут это дорогое им защищать. Потому что связаны они с мертвым, высосанным эгрегором. Эгрегором преданным, оскверненным. Эгрегором, у которого не вымолили прощение. Который не обновили.
Нельзя в этом упрекать красное гетто. Им можно только восхищаться за то, что оно сохраняет какую-то связь с каким-то эгрегором. Но политическая ситуация, задаваемая монополией гетто на красную идею, абсолютно провальна. И это восхищает тех, кто ненавидит красную идею. И желает ее похоронить окончательно. Это восхищает всех Млечиных, всех Сванидзе. А также «Эхо Москвы» и его хозяев. И потому они так обласкивают Зюганова.
Итак, если нет Кургиняна и всяких там «Суда времени», «Сути времени», «Исторического процесса», «Смысла игры» и т. д., то жалкое мычание Зюганова и компании будет единственным сигналом в поддержку красного смысла. Тогда все обитатели гетто (да и не только они), желая быть твердыми в своем позитивном отношении к коммунистическим идеалам и советской истории, скажут: «Вот ведь, Зюганов это поддерживает. Давайте за него и проголосуем». И отдадут ему свои голоса.
Голосов будет не то чтобы очень много, но и не мало. Их не будет очень много потому, что Зюганов будет крайне неубедителен в отстаивании советской истории и коммунистических идеалов. Кстати, крайне неубедителен он будет не только потому, что он вообще крайне неубедителен. Но и потому, что коммунистические идеалы ему просто отвратительны. А советская история глубочайшим образом безразлична.
Короче, Зюганов, получив монополию на отстаивание того, что очень дорого для многих, и отстаивая это неубедительно, получит ровно столько голосов, сколько ему нужно. Кстати, он не только не хочет получить больше голосов. Он до колик боится получить их больше. И потому, что это для него сопряжено с неприятностями. И потому, что он не знает, что ему делать, если он получит слишком много голосов. Начать реализовывать ненавистные ему идеалы? Зачем? И с кем? Ведь он не один такой. Он и команду себе подобрал соответствующую.
Нет «Сути времени» — нет проблемы — вот лозунг КПРФ. Если «Сути времени» не будет, все произойдет наилучшим для Зюганова способом. Да-да, именно наилучшим. Зюганов будет неубедителен в отстаивании советской истории и коммунистических идеалов. Но он будет их отстаивать. Его неубедительность даст тот понижающий коэффициент, который нужен и ему, и Сванидзе. Что такое понижающий коэффициент? Ну, к примеру, Зюганов мог бы получить Х% голосов, а понижающий коэффициент превращает эти Х% в 0,3Х. Но если Х — это 60 %, то 0,3Х — это 18 %. Ровно столько, сколько надо и Зюганову, и тем, кого он неубедительно ругает за антисоветизм и антикоммунизм. У Зюганова и Сванидзе общий стратегический интерес. И с каждым месяцем это становится все более очевидным. Зюганов — Сванидзе. Сванидзе — Зюганов. Длится, длится это тяни-толкай. И вдруг — на тебе, появляется Кургинян. То есть оказывается, что кто-то может несравненно более убедительно, чем Зюганов, отстаивать советскую историю и коммунистические идеалы.
Для Сванидзе этот «кто-то» (он же — ваш покорный слуга) — исчадие ада. Потому что этот «кто-то» позорит Сванидзе, раз за разом побеждает его с позорным счетом.
А для Зюганова? А для Зюганова этот «кто-то» (то бишь, повторяю, ваш покорный слуга) тоже исчадие ада. Потому что отбирает у Зюганова монополию со всеми вытекающими последствиями.
Что касается Сванидзе, то он получает компенсацию — возможность выступать в передаче, ставшей популярной потому, что этот «кто-то» говорит нечто свежее.
В самом деле, для ревнителей советской истории и коммунистических идеалов Сванидзе все равно негодяй. Они его никогда не примут, да и Сванидзе их поддержка никоим образом не нужна. Он их искренне ненавидит. А те, кто советскую историю и коммунистические идеалы ненавидят, скажут: «Какой молодец Сванидзе! Яростно бьется с омерзительным большинством и кумиром этого большинства Кургиняном».
Сванидзе получит поддержку своей аудитории. Получит телеэфир. И все остальное. Поэтому для него Кургинян не только ненавистен, но и желанен. Еще бы — ушел Кургинян с программы «Исторический процесс». Казалось бы, какой кайф! Можно терпеть не такие сокрушительные поражения. Да только вот потом программу закрыли по причине полного отсутствия рейтинга.
Короче, Сванидзе ко мне относится сложно. А Зюганов — просто. Сванидзе видит во мне и средоточие советско-коммунистической мерзости, и источник определенного профита. А Зюганов видит во мне только источник разного рода неприятностей. Вот и все.
Скажут: «Но ведь Вы советизируете широкие слои общества. И эти слои проголосуют за Зюганова. Так что для него Вы тоже источник определенного профита».
Во-первых, Зюганову не нужны лишние голоса. Сванидзе хотел бы получать поддержку 70–80–90 % аудитории. Он бы ликовал. А Зюганов, получи он 90 % голосов на выборах, впал бы в черную меланхолию.
Во-вторых, заказчики, которые встраивали зимой 2011–2012 гг. музыку Зюганова в медведевский праздник непослушания, именно этого и хотели. Они рассуждали так: «Зюганов сам никого не советизирует. А Кургинян советизирует многих и передаст их голоса Зюганову. Мы же, управляя Зюгановым, используем возросший потенциал Зюганова так, как нам надо. То есть в пользу Медведева».
Казалось бы, высший политтехнологический класс! Кургинян будет побеждать Сванидзе, а все кончится тем, что Сванидзе станет министром культуры при президенте Медведеве. Но на тебе — этот чудовищный Кургинян сначала начал выступать с телевизионными передачами в интернете и назвал эти передачи «Суть времени». Потом создал организацию «Суть времени». А потом разрушил все построения политтехнологов высшего класса и их хозяев. После чего стал предметом особо сосредоточенной ненависти. А теперь вот еще и Съезд организовал.
Помните анекдот советского периода: «Съест КПСС, съест КПСС!» Это тогда, а теперь «съест Родительское Сопротивление, съест Родительское Сопротивление». Ларина воет об этом, как одержимая бесом. А все остальные ей подвывают. То, как именно они подвывают, и что сие означает в стратегическом плане, я обсужу в следующем номере газеты.
До встречи в СССР!
