От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение — 11)

Весь предыдущий номер газеты был посвящен Народному собранию, которое мы провели 25 апреля 2013 года на площади Революции. Это Народное собрание, оно же «стояние под дождем», является следующей по счету вехой, задающей траекторию нашего движения по определенному пути.

С политической точки зрения, этот путь представляет собой сумму наших ответов на определенные вызовы. Которые могут носить как ситуационный, так и стратегический характер.

С метафизической точки зрения, наш путь — это наша коллективная судьба.

Если мы не научимся соединять политическое и метафизическое начало, мы обречены на поражение. А поскольку наша победа необходима не только нам, но и стране, то мы обязательно научимся эти начала соединять. Мы постоянно этому учимся. Учимся настойчиво и терпеливо. А когда так учишься тому, что нужно не только тебе, но и другим, то обретаешь настоящее знание — знание, которое дает способность нечто осуществлять на практике.

Мое исследование, названное «От Поклонной до Колонного», имеет своей целью не войну с клеветниками, а подобное весьма нетривиальное научение. Я не даю отпор клеветникам, не разоблачаю их происки. Почему? Потому что в данном случае эти происки носят слишком жалкий характер. Кроме того, происки клеветников надо разоблачать не так. Это надо делать очень емко, в режиме быстрого реагирования. И не на уровне хорошо оформленных развернутых текстов. Происки клеветников разоблачаются мимоходом, под телекамеру. С тем, как именно это делается, можно познакомиться, зайдя на сайт «Сути времени». Или посмотрев мою беседу с госпожой Таратутой на телеканале «Дождь».

CXI.

В данном исследовании я занимаюсь и построением, и применением определенного достаточно сложного метода. Такого метода, который может обеспечить прежде всего синтез политики и метафизики.

Этот метод можно использовать для решения самых разных задач. Моя задача — создание портрета организации «Суть времени». Я хочу, чтобы члены организации, применив мой метод к анализу разного рода клеветнических измышлений, могли ответить себе на главный вопрос: «Кто мы такие?»

Ответ на этот вопрос немыслим, коль скоро в этом «мы» отсутствует политическая, историческая, да и иная динамика. Ты понимаешь, кто ты такой, только оглянувшись назад и сказав самому себе: «Вот та точка, с которой начался мой путь. Вот главные вехи на этом пути. Вот вектор, говорящий о том, куда именно этот путь устремлен. Увидев все это, я могу понять, кто я такой... Откуда вышел, куда иду... Но что значит увидеть? Тут ведь обычного зрения недостаточно. Тут нужно увидеть смысл и этой самой Поклонной горы, с которой начался мой путь, и Колонного зала, в который меня этот путь зачем-то привел, и того, что передо мною открывается. Как там сказал поэт? «Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит».

Только вот я не один выхожу на эту дорогу. И это существенно осложняет мою задачу осознания природы лежащего предо мною пути, природы тумана, скрывающего от меня детали этого пути...

Короче, если туман мешает мне узреть лежащий предо мною путь во всей его судьбоносности, то нужны средства, позволяющие преодолеть помеху под названием «туман». Эти средства, по определению, носят методологический характер. А также аналитический. А также аксиологический и так далее. И вырабатывать средства я могу, только преодолевая туман. И только для того, чтобы его преодолеть. А значит, иметь возможность увидеть путь свой по-настоящему. А увидев его по-настоящему, дать исчерпывающий ответ на вопрос, кто я и зачем существую. Ведь по-настоящему увидеть путь и дать себе ответ на этот вопрос — это одно и то же.

На пути моем копошатся разного рода монстры. Если мой метод способен раскрыть природу монстров (да-да, именно их природу, а не причуды их монструозности), то туман рассеется. И путь мой будет явлен мне во всей его окончательности. А заодно будет явлено и многое другое. И нельзя постигать природу монстров (раскрывать эту природу, преодолевать ее и так далее), не ведя поединок с монстрами, не вступая с ними в ответственное взаимодействие. Кто знает, может быть, монстры и явлены мне для того, чтобы, постигая их природу, я обретал способность отчетливо видеть все, несмотря на туман. А также рассеивать туман и так далее».

Читатель, наверное, уже понял, в чем смысл такого развернутого монолога о пути, тумане и прочих метафизических категориях. И он прав — смысл его действительно в том, что я собираюсь заканчивать свое исследование. Я собираюсь сделать это по очень многим причинам.

В том числе и потому, что Народное собрание — это и впрямь очередная веха на нашем пути. Между тем, я посвятил свое исследование только двум вехам — Поклонной и Колонному залу. Продолжать развивать тему двух вех после того, как явлена третья, несколько некорректно. А вовлекать третью веху в то же исследование нельзя. Потому что третья веха не имеет самодостаточного значения. В Народном собрании важно не только то, что оно состоялось, и на нем было нечто заявлено. Намного важнее то, что заявленное на Народном собрании имеет существенное значение только в случае, если оно будет реализовано. Вот когда оно будет реализовано (а поверь мне, читатель, это произойдет достаточно скоро), тогда мы поговорим о подлинном смысле Народного собрания. А пока — надо завершать с исследованием смыслов двух предыдущих вех. И начинать реализовывать ту заявку, которая была сделана на Народном собрании.

CXII.

Завершение моего исследования будет таким же неспешным, как и само исследование. Оно будет осуществлено в трех номерах — этом и двух следующих. Итого будет написано 14 статей на тему о Поклонной и Колонном зале как вехах на пути, по которому мы идем. Но уже сейчас, в двенадцатой статье, пора об этом грядущем завершении сообщить читателю и... И ознакомить его с письмом Владимира Лаврова — одного из тех, кто ратует за вынос Ленина из Мавзолея, — напечатанным в «Новой газете» 22 апреля 2013 года:

«18 апреля 2013 года я был приглашен на радиостанцию «Говорит Москва» в передачу, посвященную вопросу «Нужно ли сохранять советский менталитет?». Передача началась в 12.10 в прямом эфире. Ее вел Игорь Игорев (Кондратенко). Сначала его вступительное слово, затем взял слово я, и вдруг где-то в 12 часов 15–20 минут — резкая сильная боль из-за удара в лицо, произведенного другим участником передачи, С. Ф. Черняховским, и я вместе со стулом лечу назад затылком об пол. Произошло это, когда я сказал, что кощунственно сохранять труп Ленина на Красной площади. Прямой эфир был прерван, вызвана полиция. Затем я оказался в травмопункте, а после в 67-й городской клинической больнице, диагноз: «перелом костей носа».

Итак, описана конкретная история. Сергей Черняховский посчитал нужным определенным образом отреагировать на некоторые высказывания Владимира Лаврова. Казалось бы, конкретная история разыгрывается между этими двумя спорщиками.

Но что делает Лавров, этот обличитель Ленина, который, по мнению Лаврова, является родоначальником всякого рода коллективных преследований, когда слабо доказанная вина одного из членов коллектива перекладывается на всех? Он сочиняет именно такую «коллективку». Цитирую: «Интуитивно почувствовал, что нельзя отвечать одному из создателей Изборского клуба, необольшевику Черняховскому…»

Причем тут Изборский клуб? Сергей Черняховский вполне самодостаточная личность, выбравшая определенную линию поведения. Но Владимиру Лаврову нужно соорудить коллективку, согласно которой все его злосчастья порождены происками Изборского клуба, якобы обсуждавшего его доклад «Преступления большевиков и их лидеров», его участие в создании Уральского комитета «За вынос Ленина!» и так далее.

Зловещий Изборский клуб якобы а) яростно все это обсуждал; б) науськивал Черняховского; в) прикрывал Черняховского, используя свои огромные связи в государственном аппарате.

Реальным создателем Изборского клуба является Александр Проханов. А еще он является создателем газеты «Завтра», ее главным редактором, политическим и духовным лидером...

Газета «Завтра» неоднократно обсуждала вынос Ленина из Мавзолея, давая слово сторонникам и противникам этого. Проханов проводил сотни радио- и теледебатов, если не тысячи. И всегда вел себя на них весьма сдержанно — то есть страстно и иронично одновременно.

Сергей Черняховский, повторяю, самодостаточная личность. Он яростный почитатель Ленина. И, между прочим, не он один. Я вот тоже.

Господин Лавров поносит Ленина с особой разнузданностью. Он совершенно не собирается при этом учитывать наличие у партнера по диалогу разного рода ценностей, включая сакральные. Разнузданное поношение сакральных ценностей может вызывать у тех, кто этими ценностями обладает, самые разные реакции. Сергей Черняховский счел нужным отреагировать так, как он отреагировал. Сотни раз задевались ценности Проханова — и никогда он так не реагировал. Мои ценности господа Сванидзе и Млечин задевали столь же разнузданно, как Лавров, — и опять же, я выбрал для себя иные нормы реакции, считая их более эффективными. Это мой подход к эффективности. У Сергея Черняховского он другой. Кстати, я в принципе никогда не исключал для себя и такой подход, который использовал Черняховский. Тут все зависит от ситуации — от степени накала дискуссии, степени разнузданности собеседника и так далее.

Но пока что ни я, ни Проханов не прибегали в ходе многочисленных дискуссий к приему, используемому Черняховским.

Кстати, Проханов относится к Ленину гораздо более сдержанно, чем господин Черняховский или ваш покорный слуга. Так причем тут Изборский клуб, скажите на милость?

CXIII.

Не знаю, преподает ли сейчас где-нибудь Сергей Черняховский, но он преподавал в разных местах. И что? Его поведение является результатом происков творческих коллективов всех этих вузов?

А вот то, что необходимость атаки на Изборский клуб обсуждалась на Западе, как говорят в таких случаях, «в определенных кругах»... То, что эти обсуждения вылились в определенные рассуждения издания под названием «Шпигель»... То, что многие западные эксперты считают статью в «Шпигеле» началом травли Изборского клуба... Это факт, известный всем, кто занимается аналитикой такого рода западных мини-проектов.

Сергей Черняховский не шьет коллективку Владимиру Лаврову, не правда ли? Коллективку соорудил Лавров. И ее совершенно бездоказательно воспроизвела «Новая газета». Почему бы не рассмотреть все это как сознательную травлю Изборского клуба, осуществляемую из определенного штаба?

Да, пока что это не более чем гипотеза. И я предлагаю читателю рассматривать ее в качестве таковой. Конечно, для меня это не только гипотеза. Потому что в силу профессии аналитика я обладаю, так сказать, избыточной компетенцией. И кстати, не я один. Но я не собираюсь делиться с читателем всем тем, что превращает для меня данное утверждение в нечто большее, чем гипотеза. И предлагаю рассмотреть его именно в качестве гипотезы.

Правомочность этой гипотезы подтверждается бездоказательностью коллективки, сочиненной Лавровым и опубликованной «Новой газетой». Чтобы сопрягать — да еще по принципу «безусловно» — темпераментный поступок Черняховского с деятельностью Изборского клуба... Чтобы опубликовать такое бредовое сопряжение в газете, вроде бы претендующей не на статус органа подворотни, нужен мотив. Очевидного мотива нет. Объективных оснований тоже нет. Отсутствие очевидного мотива и объективных оснований предполагает наличие неочевидного мотива. Вот еще один этюд в жанре политической герменевтики.

Вероятность того, что данный этюд имеет именно эту природу, резко повышается после того, как господин Лавров начинает приплетать меня к деятельности Изборского клуба. Господин Лавров и «Новая газета» прекрасно понимают, что я к деятельности Изборского клуба не имею никакого отношения. Что я много раз подробно излагал причины, по которым я не буду иметь к деятельности этого клуба никакого отношения. Что я построил по этому поводу аж политическую теорию, объяснив, чем именно идеология Изборского клуба (она же охранительство) отличается от идеологии «Сути времени» (она же оппозиционный патриотизм). Что я в первом же номере газеты «Суть времени» поведал читателю, что именно в этом — то есть в проведении водораздела между охранительством и оппозиционным патриотизмом — главная причина издания мною газеты «Суть времени».

И тем не менее, господин Лавров пишет: «Идеология Изборского клуба во главе с Прохановым и Кургиняном есть изощренная смесь совковости и сталинщины, псевдоправославия и псевдонационализма». То есть, по Лаврову, я возглавляю Изборский клуб вместе с Прохановым. На самом деле я не был ни на одном заседании Изборского клуба, не вхожу ни в состав его учредителей, ни в состав его членов. Вот вам и доказательство того, что господин Лавров вместе с «Новой газетой» отрабатывает задание, воюя не со мной и не с Прохановым, а с реальностью.

Реальность состоит в том, что меня в Изборском клубе нет. Нет как нет — и всё тут! А задание состоит в том, что я в Изборском клубе должен быть. И что же? Не только господин Лавров, но и серия авторов, которым дано это задание, повторяют, как заведенные: «Изборский клуб, руководимый Прохановым и Кургиняном…» Я никоим образом не открещиваюсь от Проханова и членов руководимого им Изборского клуба. Я умеренно дистанцируюсь от них в вопросе об охранительстве. И я абсолютно солидарен с ними в массе других вопросов.

CXIV.

Разъясняю для слабоумных.

Разделять с Прохановым охранительскую идеологию я не могу! И даже не имею права! Ибо я руководитель организации, взявшей на вооружение другую идеологию, очень нужную для страны.

А разделять с Прохановым все, что касается удара по подлинным патриотам, к каковым для меня Проханов, безусловно, относится, я готов. Тем более, если эти удары наносят хозяева, науськивающие Лавровых.

Но самое интересное состоит в том, что я описал выше. Был такой анекдот про Брежнева: «Уважаемый господин Чаушеску! («Леня, это Герек, Герек!») Я сам вижу, что Герек, но тут написано — Чаушеску».

И «Новая газета», и Лавров, и другие прекрасно знают, что я «Герек» (то бишь меня в Изборском клубе нет и в помине). Но «тут написано», что я «Чаушеску» (то бишь сопредседатель Изборского клуба). И они будут озвучивать написанное. Потому что написано это не абы где. Это ТУТ написано. То есть написано это ТАМ, а не ТУТ. А ТУТ — это переписано под копирку. Но я уже взял на вооружение определенный анекдот как метафору. И потому буду говорить о ТУТ, имея в виду, что это ТУТ является проекцией на нашу элиту определенного ТАМ.

Итак, ТУТ написано, что я являюсь тем, кем очевидным образом не являюсь. Как расшифровать, каково именно конкретное содержание этого абстрактного ТУТ? Да очень просто. Надо взять список всех, кто называет меня сопредседателем Изборского клуба, от которого я держусь за версту. И поразмышлять на тему о том, каков общий хозяин всех, кто выдает за несомненную правду эту очевидную ложь. Точной расшифровки вы не получите. Но тумана станет немного меньше.

А потом вы составите другой список. Тех, кто заявил, что «Суть времени» выходит на марш 2 марта. Наш выход на этот марш — это, так сказать, еще один «Чаушеску». Все, кто писали о том, что мы «Чаушеску» (то бишь выходим на этот марш), прекрасно знали, что мы «Герек» (то бишь на этот марш ни за что не выйдем). Но ТУТ было написано, что мы на него выйдем. И они все сказали, что мы на него выйдем. Составляем список сказавших это. Выкидываем из списка очевидных повторюшек, невежд. И еще больше уточняем содержание ТУТ, оно же Штаб перестройки-2.

Но почему это ТУТ ведет себя таким способом? Почему оно должно забывать заветы Андропова и других по поводу того, что в каждой лжи должно быть не менее 75 процентов правды? Потому что наступают некие последние времена. Они же времена элитного сумасшествия. Они же…

CXV.

Установив, что я являюсь сопредседателем Изборского клуба («Идеология Изборского клуба во главе с Прохановым и Кургиняном (???) есть изощренная смесь совковости и сталинщины, псевдоправославия и псевдонационализма»), господин Лавров далее заявляет: «Достаточно приглядеться к указанным товарищам, чтобы почувствовать: это одержимые люди, одержимые темными силами».

Ну вот и приехали. XVI век. Испания. Священная инквизиция. Хотя нет... Там требовалась квалификация. Там говорилось о неких признаках, по которым выявлялись одержимые именно темными силами. Там существовали точно описанные процедуры выявления этой одержимости. И там никто бы не посмел сказать: «Достаточно приглядеться, чтобы почувствовать»… А мало ли что я почувствую, приглядевшись к Лаврову? Мне скажут, что Лаврову всего лишь нужно продать свой сломанный нос подороже. Это и так, и не так. То есть, безусловно, это так, поскольку от темных сил Лавров переходит к политике: «Прохановцы любят разглагольствовать о примирении красных и белых. Вот такое примирение. (Имеется в виду, со сломанным носом — С.К.) И если власть окажется под их контролем, то нового ГУЛАГа не избежать».

Итак, Проханов одержим темными силами потому, что Черняховский сломал нос Лаврову. Известное дело — потому что Проханов его на это благословил... И я тоже благословил... Потому что являюсь — известное дело! — сопредседателем Изборского клуба, на котором (опять-таки, известное дело) все обсуждают только господина Лаврова вообще и конкретно технологии нанесения ему физического ущерба.

Какой испанский инквизитор посмел бы произнести в судилище подобный пассаж? Его бы немедленно выгнали с работы за непрофессионализм, это в лучшем случае. А господина Лаврова на это благословляют хозяева новой инквизиции. Антипрохановской, антикургиняновской и так далее.

И что сие сулит? Если не мы, а Лавров станет властью? Это не сулит ГУЛАГов? А что это сулит? Благолепие? Примирение? Кстати, разве Лавров хочет примиряться? Он хочет изводить своих противников на корню и прямо говорит об этом. Причем он говорит на таком языке, что его противники ведут себя соответственно. Так ведь?

И все же не только продажа сломанного носа по максимально высокой политической цене является задачей Лаврова. Для того чтобы понять, что это не так, надо вчитаться в тексты других пиар-инквизиторов.

CXVI.

Есть один провинциальный священник из Рыбинска, который извергает потрясающие тексты на тему о моей сопричастности темным силам. Я и «осьминог, всплывающий из бездны», и бог еще знает что. Священник исполняет эти номера в духе пиар-инквизиции с такой трудно скрываемой глумливостью, которая обнаруживает в нем то ли бывшего поэта-постмодерниста, то ли еще кого-то похуже. Исполняет он эти номера на ресурсе господина Степанова с гордым названием «Русская народная линия». Если собрать все, что по нашему поводу написал господин Степанов, начиная с 9 февраля (когда он заявил, что мы победили, к нам пришел Путин, и теперь к нам надо идти за деньгами) и кончая текущим моментом (я пишу эти строки 10 мая 2013 года), то можно получить богатый материал для очень разноплановых исследований. Как политических, так и совсем иных.

Господина Степанова взбесили до полоумия мои размышления на тему о КПРФовско-РНЕшных антагонистах господина Зюганова, пытавшихся Зюганова скинуть. Об этих антагонистах вообще — и особо об их провокационном псевдорусизме (стоит вспомнить провокационную роль Баркашова в октябре 1993 года, а также роль хозяина Баркашова, отдававшего этому провокатору соответствующие приказы, а также...).

Полностью потеряв самообладание, господин Степанов решил что-то рассказывать обо мне. Но когда ты в таком состоянии что-то рассказываешь о ком-то, то на самом деле ты, снимая благолепную маску, повествуешь городу и миру о том, кто ты такой сам.

Начав обсуждать меня определенным образом, этот самый Степанов полностью подтвердил мою гипотезу по поводу диалога РНЕшной части «Народного собора», в которую зачем-то вошел Степанов, — с РНЕшной частью КПРФ.

При этом Степанов полностью запутался в ролях. Он вроде путинец... Ан нет — зюгановец... А может, путино-зюгановец?

А его пиар-батюшки? Они-то кто? Они вроде бы яростные антикоммунисты. То есть антикоммунистические путинисты, требующие, чтобы Путин все подавил железной рукой, получил чрезвычайные полномочия и так далее. Но одновременно они зюгановцы. А кого Путин должен подавлять железной рукой? Не Зюганова, а кого? М-да... А поскольку пиар-батюшки еще и за вынос Ленина, то видимо, Ленина будет выносить Зюганов? Приехали…

Налицо и особое состояние деперсонализации, при котором ты уже не понимаешь, кто ты такой (крайняя степень потери идентичности). И наигранное чудовищное мракобесие. И упоение безграмотностью.

Ведь интерпретировать призывы к становлению гражданского общества как призывы к созданию параллельных властных структур может только человек невероятно темный и глупый... Или же — глумливый, наглый скоморох, напяливший рясу. Он же — пиар-священник. То есть мне-то поначалу даже показалось, что это просто пиарщик, узурпировавший причастность к стану священнослужителей. Ан нет.

Итак, к двум темам: «Кургинян — сопредседатель Изборского клуба» и «кургиняновцы вышли на шествие 2 марта» — присоединяется третья тема — «темные силы».

Кто это делает? Зюгановские «красные блогеры» и господин Лавров из яростного антикоммунистического лагеря. Зачем? И что может быть общего между неистовым деленинизатором Лавровым и спецкомандой Зюганова (а также Степанова, пиарщика в рясе и прочих разных)?

Согласитесь, что ядреность этой смеси говорит об очень и очень многом.

Так что — дабы не запутаться — пора еще раз инвентаризировать разные уровни выявляемого. Тут ведь нельзя просто сказать: «Это говорит нам об очень многом». Сказал «об очень многом» — говори, о чем именно и раскладывай по полочкам. Тем более что исследование подходит к концу. И, право, пора подводить итоги.

CXVII.

Но я боюсь, читатель, что ты либо отдашь приоритет рациональному (мол, у людей есть интересы, и они пиарщикам всякую мутоту заказывают), либо, напротив, ударишься в чистый иррационализм. Тем более что я в каком-то смысле тебя к этому побудил, заговорив о последних временах.

Поэтому я уточню, что категория «последних времен» не является для меня канонически религиозной. Что для меня речь идет о временах турбулентности, «глобального пробуждения», исчерпания историко-культурной проектности, удерживавшей мир на протяжение последних пяти веков. Что эти времена плавно перетекают, по моему мнению, в нечто еще более зловещее, постгуманистическое, постчеловеческое и так далее. И что это перетекание порождает мутацию Запада — да-да, того самого классического Запада, к которому можно было относиться по-разному, но который нельзя было не уважать.

Одним претила чрезмерная рациональность этого Запада, другие этой рациональностью восхищались. Но, повторяю, все уважали Запад за его роль локомотива истории. Теперь же Запад хочет сыграть роль убийцы истории. А также убийцы гуманизма (в существенной степени являющегося детищем того же Запада) и многого другого. Вот это-то я и называю последними временами.

В теории сложных и сверхсложных систем принято так подразделять системы по степени сложности.

Простейший вариант — система механическая, то есть полностью детерминированная. Подчеркиваю, эта система может быть очень сложной и состоять из миллиона элементов. Но если мы имеем дело с простейшим вариантом очень сложной системы (вот ведь как приходится сочетать несочетаемое, но иначе, увы, нельзя), то возможно решение определенной системы уравнений, позволяющее определить точное значение всех параметров этой системы в любой момент времени.

Качественно иной степенью сложности обладает система не механическая, а термодинамическая. Эта система детерминирована не полностью. А потому мы в принципе не имеем права даже допускать возможности точного задания всех параметров для всех элементов системы. В квантовой механике, например, нельзя с абсолютной точностью определить и координату, и импульс частицы (принцип неопределенности Гейзенберга).

Еще более сложный вариант — это система не механическая, не термодинамическая, а посттермодинамическая. Для такой системы характерна степень детерминированности гораздо меньшая, нежели та, которая присуща системам термодинамическим. Здесь определению подлежат уже не параметры ансамблей, а некие окрестности, в которых могут находиться эти параметры.

И наконец, наиболее сложный вариант — постпосттермодинамическая система. Что именно в ней можно определить — это вопрос открытый. Ибо та теория, которую я сейчас пытаюсь сжато излагать и которую вообще-то говоря и теорией-то называть еще рано, пока что всего лишь сделала заявку на описание того, что находится по ту сторону классической термодинамики. Притом, что к классической в данном случае следует относить и квантовую нелинейную термодинамику тоже.

Впрочем, я уже слишком далеко зашел в ту область, которую вряд ли стоит рассматривать в газетных статьях. Осуществил же я такой теоретический экскурс только для того, чтобы объяснить, что последние времена в моем понимании имеют отношение к чему-то посттурбулентному и одновременно сверхтурбулентному. К той мере хаотизации, которая лежит за чертой так называемой турбулентности. Ведь, согласись, читатель, люди, заговорившие о турбулентности, не ахти какого уровня теоретики.

Та же Кондолиза Райс, например... Что она понимает в классической турбулентности? Той самой, в которой тоже есть определенные фазы? Сначала перестает соблюдаться все то, что задается принципом ламинарности, но еще соблюдается то, что задается уравнениями Навье-Стокса (простейший уровень турбулентности). Потом нельзя уже воспользоваться и уравнениями Навье-Стокса (более сложный уровень турбулентности, турбулентность с разрывом струй и так далее). А потом…

Поскольку я и впрямь уже слишком далеко зашел, то скажу читателю, что, во-первых, турбулентность мирового процесса — это все-таки метафора. А во-вторых, если говорить о более высоких уровнях турбулентности мирового процесса, то тут справедлива фраза из одного из романов господ Стругацких: «Потом у них (то бишь у нас, читатель) уже не будет никакого «потом».

CXVIX.

Дойдя до этой печальной констатации и оговорив, что турбулентность гораздо более условно характеризует нынешнее качество мировых процессов, чем понятие посттермодинамичности как меры хаотичности происходящего («уже нельзя строго задать даже параметры ансамблей, а не только отдельных частиц, но еще что-то можно строго задать»), я подведу черту под необязательным теоретическим экскурсом. И оговорю, что его необходимость для меня проистекает из того, что вне такого экскурса читатель может заподозрить меня в уходе на территорию мистики («ишь ты, последние времена!»). А я на эту территорию, честное слово, не ухожу. Хотя назвать строго рациональной территорию посттермодинамического и постпосттермодинамического анализа нельзя.

Кстати, читатель, тебе, наверное, известно, что категория «рынок» имеет какой-то смысл только на территории термодинамики и за пределами этой территории смысла не имеет.

Это к вопросу о том, насколько рынок господствует в нынешней ситуации, насколько определяющей является наша компетентность именно в вопросах о рынке и так далее. Спору нет, такая компетентность нужна. Но свести все к этому типу компетентности в условиях, когда мир явно переходит в посттермодинамическую стадию, конечно же, невозможно.

Итак, последние времена — это времена постпосттермодинамики. Они же — времена предельной степени исчерпания. За ними — либо небытие, либо новое бытие. Мы же сейчас существуем, говоря строго, в предпоследних временах. Но с точки зрения времен обычных, эти времена в каком-то смысле уже являются последними. Они характеризуют большую, хотя и не предельную степень исчерпания всего. И в рамках этих времен идет стремительное нарастание исчерпания. А человеку очень трудно жить в условиях такого нарастания исчерпания. Любому человеку трудно жить в этих условиях. Хоть Сванидзе, хоть Лаврову, хоть их хозяевам. Они же, так сказать, тоже люди. Это они нас с тобой, читатель, людьми не считают. Но мы-то не можем поддаться соблазну дать на это симметричный ответ.

Итак, они тоже люди, эти хозяева. И потому бесятся в условиях исчерпания. А если оно стремительно нарастает... Если посттермодинамичность резко проблематизирует все, что связано с классической реальностью, то почему бы не поддаться соблазну и не начать исходить из того, что реальности нет вообще?

Опять же, виртуальная реальность, мемы эти долбанные, «пипл все, что мы ему впарим, схавает»…

Если уже нет реальности в классическом смысле слова (а ее в классическом смысле слова и впрямь нет), то почему бы не забить на нее болт вообще? Тем более что очень хочется. Потому что бесишься... А как не взбеситься, ежели этот Кургинян такие фортеля выкидывает! И то о посттермодинамике начинает говорить, то о развитии демократии на своем Народном собрании. Чего за ним гоняться? Лучше его пришпандорить к чему-нибудь. Оно и поспокойнее будет. Противоречит реальности, говоришь? А хрен ее знает, что она теперь такое, эта твоя реальность... Посттермодинамическая, тудыть ее растудыть. Пусть «Рэнд корпорейшн» разбирается и прочие разные. А мы, куда тебя пришпандорим, там ты и будешь. Раз мы написали, что ты «Чаушеску», так и будь «Чаушеску». И не выпендривайся — «Герек я, Герек»… У нас, между прочим, цейтнот. И нам не до твоих паскудных выпендриваний.

Читатель спросит: «А может быть, они правы? Опять же, мемы и все остальное…»

Великая военная мудрость гласит: «Если ты не можешь ни отследить, ни понять маневр противника, то ты уже проиграл». Отказ хозяев Лаврова, Сванидзе и прочих понять наш маневр и даже отследить его, их стремление считать нас «Чаушеску» только потому, что так удобнее, так в инструкции написано и т. д. — это начало их проигрыша.

Усугубляемое всем, что входит в категорию смешного. Не только они могут применять смех как оружие (читайте статьи Анны Кудиновой). Мы-то тоже можем, не правда ли?

CXXI.

Возьмем, к примеру, разговоры о бабках. Да-да, все о тех же «бабках Кремля», которые мы якобы израсходовали на съезд в Колонном зале, на размещение делегатов съезда в пятизвездочных гостиницах и так далее.

В давние-стародавние времена, когда не был я еще ни сталинистом, ни осьминогом, всплывшим из бездны, зазвали меня в «Эхо Москвы» на фуршет. Не помню, по какому поводу... Кажется, в связи с днем рождения... то ли «Эха Москвы», то ли шефа этого почтенного органа... Как-никак я сам провожу фуршеты. И потому, узрев огромную ораву людей, лихорадочно пожирающих черную икру и прочее, я не мог не сделать вывод о том, что господин Венедиктов процветает. И может затратить на один фуршет раз этак в 20–30 больше, нежели стоит аренда Колонного зала.

Ну, увидел я это... Ну, порадовался за Венедиктова... Ну, тошнило меня немного от этой оргии а-ля мэтр Рабле... Но это мое личное дело. И я не стал превращать это личное дело (мало ли кого от чего тошнит) в политическое радение на тему о том, «откуда у вас деньги, господин Венедиктов».

Притом, что Венедиктов, в отличие от меня, не предприниматель. Он помещений не сдает, он их арендует. Он также не нефтяной магнат, не алмазный король и даже не вор в законе. А значит, он деньги эти, опять же по определению, у кого-то берет. Причем в особо крупном размере (если ты денег не зарабатываешь, но их тратишь, значит, ты их у кого-то берешь, так ведь?). Ох, как бы я на этом всем оттоптался, если бы мне мешали спать лавры красного блогера! Я бы надрывно вопил с утра до вечера и с вечера до утра, что Венедиктов берет деньги у международных извергов, тысячелетиями терзающих человечество.

Но я не красный блогер, не пиар-священник, не шантажист-попрошайка... В отличие от тех, кто узрел меня и в образе осьминога, и в образе разрушителя путинско-зюгановской идиллии, и в образе путиниста, и в образе антипутиниста, и в образе хозяине фонда на Кипре, и в образе хозяина офиса в городе Нью-Йорк, входящем в Российскую Федерацию, и так далее.

Я аналитик. И потому точно должен знать, кто у кого реально деньги берет. А кто свои тратит. Я не могу оказаться смешным, в отличие от Венедиктова, Зюганова, Калашникова, Сванидзе, красных блогеров и так далее. Им-то не страшно оказаться смешными. А для меня такая репутационная трансформация чревата невосполнимыми издержками самого разного, в том числе экономического, характера.

Итак, я должен точно знать, на чьи деньги живет Венедиктов. На чьи деньги он заказывает такие фуршеты. И я не могу сказать, что он делает это на деньги иноземных зловещих сил. Я не могу так высказаться на потеху «Газпрому». Да, именно «Газпрому». Потому что Венедиктов живет на деньги «Газпрома», и это общеизвестно.

Итак, общепризнанный спонсор Венедиктова — «Газпром». И Венедиктов этого не стесняется. А что такое «Газпром»? Спросите у любого антипутиниста, да и у любого эксперта вообще, и он скажет, что «Газпром» — это Путин Владимир Владимирович. Или, как минимум, что без Путина «Газпром» никого финансировать не будет. А будучи государственной корпорацией, так и не может.

Раскрываю ли я какую-то ужасную тайну Венедиктова? Нет. Венедиктов этим гордится. Тайна, которую я раскрываю, — это буквально тайна Полишинеля. В нынешние времена это то шило, которое в мешке не утаишь. Да и не собирается его утаивать Венедиктов.

Итак, Венедиктов и его свора на каждом углу, как резаные, орут о том, что мы, «Суть времени», берем деньги у Путина, и это чудовищно. Доказательств — ноль. Их и не может быть, ибо нельзя найти черного кота в темной комнате, если его там нет.

А то, что Венедиктов и его свора берут деньги у Путина — это очевидно. Причем берут они у него деньги, дабы его поносить почем зря. И сие является зело благородным. В отличие от того, что безосновательно вменяется нам. Ибо нам вменяется финансовая поддержка со стороны Путина, которого мы не поносим почем зря, что вовсе не благородно, а наоборот — в высшей степени непристойно.

CXXII.

Вы чувствуете градус безумия? Повторяю, меня не деньги Венедиктова интересуют, а безумие последних времен. И способность это безумие ощутить. Потому что те, кто неспособен — уже сами вовлечены в водоворот безумия. А еще меня интересует выявление наиболее мощного символа, задающего этот тип безумия. Потому что в постпосттермодинамических системах, наверное, только такие символы и можно выявлять, вырывая их из жуткого хаоса. Для меня таким символом является ветер последних времен. Тот ветер, который описал Блок в поэме «Двенадцать»:

Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем божьем свете!

А вот еще:

...И у нас было собрание......
Вот в этом здании......
Обсудили –
Постановили:
На время — десять, на ночь — двадцать пять......
И меньше — ни с кого не брать......
Пойдем спать...

«На время — десять, на ночь — двадцать пять» — это по поводу наиблагороднейших отношений между «Газпромом» и «Эхом Москвы». Но это так, мелочь. Главное же, разумеется, ветер.

Убежден, что Блок описывал именно посттермодинамическое, а точнее, даже постпосттермодинамическое исчерпание общества. Оно и есть этот ветер, который мне почему-то хочется назвать черным.

Если он сметает все, значит, бытие превращается в небытие. А если он что-то не сметает, то начинается новое бытие. Не сметал он, как мы помним, Двенадцать. Представляете, как бесили эти Двенадцать всех, кого этот ветер сметал? И что эти, сметаемые черным ветром, говорили про Двенадцать? А также про Блока, написавшего свою великую поэму?

CXXIII.

Они почему это говорили? Потому что им Антанта указывала? Или белогвардейское подполье, связанное с Антантой? Да, и поэтому тоже. Но главное, почему они это говорили, именуется безумием последних времен. Они же — посттермодинамические времена или постпосттермодинамические.

Ну вот, мы и еще более близко подошли к финалу нашего исследования. Война против нас очень разных сил — и Зюганова, и Сванидзе с Венедиктовым, и господина Лаврова с пиар-священниками — говорит об очень и очень многом. Но самое главное — она что-то говорит о нас самих. Мы смотримся в эту войну, как в зеркало. И мы осваиваем методологию, позволяющую превращать эти войны в зеркало, методологию, позволяющую всмотреться в зеркало сквозь разного рода монструозные туманы и так далее.

Всматриваясь в зеркало, мы видим двенадцать причин, по которым с нами ведется столь ожесточенная, разноуровневая, разнокачественная и разновекторная война.