Если «могильщик коммунизма» способен вести такую долгую игру, то правомочно предположение, что намерение уничтожить коммунизм зародилось у него не в момент, когда близилась к окончанию Вторая мировая война. И даже не в момент, когда в России свершилась Великая Октябрьская революция

Поппер и другие — 7

Изображение: Цитата из публикации «Нэнси Астор: новаторка в британской политической истории». guernseypress.com
Нэнси Астор на фото со своим мужем Уолдорфом Астором в 1920 году (Пенсильвания)
Нэнси Астор на фото со своим мужем Уолдорфом Астором в 1920 году (Пенсильвания)

Возвращаясь после долгого перерыва к теме, поднятой в цикле статей «Поппер и другие», предлагаю читателю сначала оглянуться на пройденный нами ранее путь, восстановить в памяти узловые пункты нашего маршрута — и уже затем двинуться дальше.

9 апреля 2015 года, ровно за месяц до 70-летия Великой Победы, Верховная рада Украины осуществила наглый беспрецедентный шаг — проголосовала за запрет «коммунистического и нацистского тоталитарных режимов» на Украине. То есть заявила о равенстве коммунизма и фашизма как двух «тоталитарных пакостей». Так стал реальностью проект, запущенный на Западе еще в середине сороковых годов ХХ века. Тогда, семь десятилетий назад, Карл Поппер, Фридрих фон Хайек и другие ненавидевшие красную идею западные интеллектуалы получили задание создать концепцию, согласно которой коммунизм, одержавший победу над фашизмом, на самом деле является не его антиподом, а его двойником. Внедрение в общественное сознание идеи о том, что коммунизм и фашизм являются двойниками, — одна из крупнейших операций в истории информационно-психологической войны Запада против СССР (России).

Но если проект начинает плодоносить спустя семь десятилетий после того, как он был запущен, это значит, что существует субъект, который все эти десятилетия неуклонно двигался к поставленной цели.

Что мы знаем об этом субъекте, умеющем играть «вдолгую»?

Мы знаем, что Вторая мировая война была еще далека от завершения, когда данный субъект принял решение любой ценой остановить распространение в мире коммунистической идеи. Коммунизм как антипод фашизма приобрел в глазах значительной части населения мира огромную притягательность. Обсуждаемый нами субъект усмотрел в этом смертельную опасность. И потому поставил перед Поппером и Ко задачу дискредитировать коммунизм, объявив его такой же (если не худшей) чумой, как фашизм.

Первый вклад в создание концепции, уравнивающей коммунизм и фашизм, внес Фридрих фон Хайек, опубликовавший в 1944 году в Великобритании работу «Дорога к рабству». Затем свое слово сказал Карл Поппер, издавший в 1945 году — опять же, в Великобритании — книгу «Открытое общество и его враги». Хайек в тот момент являлся одним из ключевых сотрудников Лондонской школы экономики и политических наук (The London School of Economics, LSE). А Поппер занял видное место в той же LSЕ по протекции Хайека вскоре после выхода своей книги.

В 1947 году Хайек при активном участии Поппера организовал общество «Мон-Пелерин» — международную организацию, которая развернула пропаганду экономической политики свободного рынка (конёк Хайека) и политических ценностей «открытого общества» (конёк Поппера). Главным злом, которому данная организация объявила беспощадную войну, оказался коллективизм. По Хайеку и Попперу, именно коллективизм является важнейшим признаком тоталитаризма.

Хайеком и Поппером дело не ограничилось. В информационно-психологической кампании по дискредитации коммунизма через приравнивание его к фашизму поучаствовали Ханна Арендт, Раймон Арон, Збигнев Бжезинский и многие-многие другие. Субъект, возжелавший выступить в роли могильщика коммунизма, неусыпно заботился о том, чтобы тема «одинаковой ужасности коммунизма и фашизма» годами находилась в разогретом состоянии.

Но если этот «могильщик коммунизма» способен вести такую долгую игру, то правомочно предположение, что намерение уничтожить коммунизм зародилось у него не в момент, когда близилась к окончанию Вторая мировая война. И даже не в момент, когда в России свершилась Великая Октябрьская революция. А гораздо раньше — когда прозвучали слова о том, что по Европе бродит призрак коммунизма.

По большому счету, именно эти слова и оформили интересующий нас субъект. Точнее, эти слова подтолкнули к оформлению некий элитный сгусток, воспринявший появление коммунизма как вызов. Субъект и проект всегда находятся в сложной взаимосвязи. Трудно сказать, где тут курица, а где — яйцо. Зрелый (состоявшийся) субъект, безусловно, может выдвинуть и реализовать проект. Но ведь бывает и иначе. Нечто, еще не вполне оформленное, столкнувшись с крупной проблемой или угрозой, начинает искать выход и соз­дает «проект спасения». Артикулировав, в чем состоит проблема (угроза), создав проект решения проблемы (устранения угрозы) и приступив к реализации проекта, «нечто» в процессе всех этих действий и оформляется в субъект.

Безусловно, в Марксовых заявлениях о призраке коммунизма часть господствующего класса почуяла прямую угрозу своему существованию. И постановила: «Коммунизму не бывать!» А тот элитный сгусток, который воспринял задачу унич­тожения коммунизма как свою миссию, оформился в субъект.

Предположив, что «могильщик коммунизма» начал свою долгую игру (точнее, войну) не в сороковые годы прошлого века, а гораздо раньше, мы решили приглядеться повнимательнее к структуре, создавшей Лондонскую школу экономики и политических наук (LSE) — ту самую, с которой так тесно связаны были Поппер и Хайек.

Выяснив, что создателем LSE является Фабианское общество (Fabian Society), мы, прежде всего, обратили внимание на место и время создания — Лондон (гнездо марксизма), 1884 год (Маркс умер год назад, но его идеи пользуются огромной популярностью и приобретают всё новых и новых сторонников).

Далее мы убедились в том, что хотя фабианцы выступали, как и Маркс, за социальные преобразования, за улучшение жизни рабочего класса, на самом деле фабианский социализм был остро полемической реакцией на марксизм. Ключевая идея Фабианского общества — эволюционное, а не революционное преобразование капиталистического общества в социалистическое. Фабианцы категорически отрицали необходимость революционных потрясений (спустя годы сходный тезис озвучил в постсоветской России Геннадий Зюганов, заговоривший о «лимитах на революцию»).

Вряд ли случайно и то, что в качестве своей эмблемы учредители Фабианского общества выбрали волка в овечьей шкуре. Изображая преданность делу социализма, фабианцы фактически защищали интересы господствующего класса. Они помогали «выпустить пар недовольства социальных низов» путем косметических улучшений условий быта и труда этих низов, препятствуя перерастанию энергии недовольства в революционные потрясения. Какая «классовая борьба»? Какая «диктатура пролетариата»? Какая «партия рабочих»? Пролетариат как господствующий класс? Да ни боже мой!

Обвинив фабианский социализм в служении интересам господствующего класса под маской защиты интересов угнетенного класса, мы объективности ради задались вопросом: а не возводим ли мы на фабианцев напраслину? Почему, например, надо считать «волком в овечьей шкуре» знаменитого английского драматурга Бернарда Шоу — одного из основателей Фабианского общества? В 1931 году, когда Советский Союз нуждался в дружественной поддержке научной и творческой интеллигенции Запада, Шоу побывал в СССР, а затем решительно и однозначно дал высокую оценку увиденному, не побоявшись прослыть другом первого в мире социалистического государства. Бóльшая часть западного мира в то время кипела ненавистью к нашей стране, так что это был смелый поступок.

Тут всё бы хорошо, если бы не одно «но». Фабианец Шоу действительно был дружествен к СССР. Но дружественность к СССР причудливо сочеталась в нем с дружественностью к леди Астор — ярой антисоветчице, видному члену Консервативной партии, первой в истории женщине, ставшей депутатом нижней палаты британского парламента, супруге лорда Уолдорфа Астора, представителя «английской» ветви династии Асторов (в конце XIX — начале XX веков Асторы наряду с Рокфеллерами и Вандербильтами входили в число самых могущественных династий США).

В качестве депутата леди Астор специализировалась на нескольких темах: боролась за сокращение потребления алкоголя, за повышение качества образования, организацию родильных домов и яслей. То есть действовала вполне в духе фабианского социализма. И она, и ее супруг были яркими представителями определенной части господствующего класса — готовыми заботиться о том, чтобы пролетарии не спивались, получали определенное образование, имели возможность рожать детей в человеческих условиях и т. д., но абсолютно не готовыми отменить сам принцип господства своего класса. Отсюда их враждебность к Советской России, посягнувшей на этот принцип.

Имена леди и лорда Асторов прочно ассоциируются с так называемой кливденской кликой — влиятельной британской элитной группой, регулярно собиравшейся в тридцатые годы прошлого века в поместье Асторов Кливдене и выступавшей за союз Великобритании с гитлеровской Германией против СССР.

Прямого отношения к кливденской клике Шоу никогда не имел. В годы Второй мировой войны он однозначно поддержал Советский Союз. Но его дружеские отношения с леди Астор сохранялись даже в период, когда она гостеприимно открывала двери своего загородного дворца сторонникам союза с Гитлером. Такая устойчивая дружба невозможна при глубоком расхождении в ценностях. А потому мы попытались точнее понять, на чем базировалась эту дружба.

Прежде всего, мы установили, что помимо «классической» версии, согласно которой Шоу захотел отметить свое 75-летие в Москве и пригласил с собой старых знакомых — супругов Асторов, существует и иная версия. Изложивший эту версию Хескет Пирсон утверждает, что в период работы над биографией Бернарда Шоу он тесно взаимодействовал со знаменитым драматургом. То есть имел возможность уточнять у него нюансы и детали биографии. Написанная Пирсоном биография драматурга была опубликована в 1942 году и не вызвала никаких нареканий со стороны Шоу. Так что у нас есть основания считать, что Пирсон ничего не исказил и не переврал.

Так вот, по версии Пирсона, Бернард Шоу не собирался ни в какую Москву и отправился туда только в связи с особыми обстоятельствами. Эти особые обстоятельства — сложное положение, в котором оказалась его приятельница леди Астор. Вскрылось, что ее сын от первого брака — гомосексуалист. А в Англии того времени гомосексуализм уголовно преследовался. В случае ареста сына и суда над ним политическая карьера «первой в Англии женщины-парламентария» рухнула бы — в стране, которая на тот момент всё еще была в значительной степени пуританской, у нее не было бы шанса выиграть очередные выборы в нижнюю палату парламента.

Пирсон указывает, что идея поездки в Москву принадлежала вовсе не Бернарду Шоу, а Асторам и маркизу Лотиану — общему знакомому Бернарда Шоу и Асторов. Именно Лотиан сообщил драматургу, что, во-первых, леди Астор нуждается в срочном отдыхе; что, во-вторых, лично Лотиан и лорд Астор намерены сопроводить ее в Москву; и что, в-третьих, они просят Шоу поехать с ними, так как не могут пожелать себе лучшего спутника. Пирсон пишет, что Шоу с готовностью согласился, поскольку и он не мог пожелать себе лучших спутников, чем упомянутые лица. Таким образом, мы узнаём, что впервые появившийся на нашем горизонте маркиз Лотиан близок к чете Асторов (активно участвует в разрешении их семейной проблемы), а также находится в хороших отношениях с Шоу (они друг для друга — «лучшие спутники»).

Если бы лорды Асторы отправились в Советскую Россию просто как частные лица, то леди Астор, возможно, и отвлеклась бы немного от своих невеселых дум, но не решила бы никакой политической задачи. Иное дело — совместная поездка с великим драматургом, чье дружественное слово в поддержку советского строя так много значило для руководства СССР в напряженной международной обстановке того времени. Бернарда Шоу (а заодно и его спутников), без сомнения, ждал в Советском Союзе прием по высшему разряду. Асторы не могли не знать, что у СССР не выстроены отношения с британскими консерваторами, негативно относившимися к «красным», и что СССР заинтересован в выстраивании этих отношений. Приезд в СССР в составе делегации, возглавляемой Бернардом Шоу, давал Асторам шанс на встречу с высшим политическим руководством страны. Выступив в роли первопроходцев — первых крупных консерваторов, установивших отношения с советским руководством, Асторы повышали собственный рейтинг в глазах британского истеблишмента и приобретали своего рода политическую неуязвимость. А потому, прибыв в Москву, они настойчиво добивались и добились-таки встречи со Сталиным, хотя первоначально в программе визита Шоу такая встреча не значилась.

Свои интересы имел в Москве и маркиз Лотиан, который с 1916 по 1921 гг. был личным секретарем Ллойд Джорджа — последнего британского премьер-министра от Либеральной партии. Пирсон сообщает со слов Бернарда Шоу, что в ходе беседы со Сталиным Лотиан рассказал главе советского государства, что Либеральная партия (которая c середины XIX века по двадцатые годы ХХ века являлась, наряду с консерваторами, одной из двух ключевых политических сил Великобритании) переживает не лучшие времена. Либералов потеснили лейбористы (кстати, у истоков Лейбористской партии стояли фабианцы). Остатки ослабленных либералов разделились на два крыла: правое отошло к консерваторам, а вот левое не захотело быть поглощенным лейбористами. Лотиан заявил, что именно левые либералы способны на подлинно научное построение коммунизма. И предложил Политбюро пригласить в Москву с официальным визитом Ллойд Джорда — лидера левых либералов. Однако Сталин, упомянув о негативной роли Ллойд Джорджа в Гражданской войне (он поддерживал Врангеля против красных), отклонил это предложение.

Мы не знаем, принесла ли Лотиану хоть какие-то дивиденды его встреча со Сталиным. А вот расчет Асторов, безус­ловно, оправдался. Известие о том, что Асторы встречались со Сталиным, стремительно достигло Великобритании. После чего симпатизировавший Сталину британский газетный монополист лорд Бивербрук сделал невозможное: скандальная новость об аресте сына леди Астор (а к тому времени он был уже арестован) вообще не попала в СМИ! А в ноябре 1931 года молодой человек был уже на свободе.

Фабианец Бернард Шоу — консерваторы Асторы — левый либерал маркиз Лотиан… Их связывало что-то «внепартийное», но что именно? Нам предстоит исследовать эту связь. Этим мы сейчас и займемся.

Начнем с того, что маркиз Лотиан был давним другом семьи Асторов. В свое время Асторы сблизились с кругом представителей так называемого «Детского сада Милнера» («Milner’s Kindergarten»), а Лотиан входил в этот круг. Что же представлял собой данный круг?

Наставник «Детского сада» — Альфред Милнер (1854–1925) — в течение почти четверти века оказывал существенное влияние на внешнюю и внутреннюю политику Британской империи. В частности, был Верховным комиссаром Южной Африки. Именно его жесткие действия фактически спровоцировали начало Второй англо-бурской войны (1899–1902). Он же во многом способствовал и ее окончанию на выгодных для Британской империи условиях — под британским контролем оказались алмазные копи Южной Африки, а также значительная часть ее золотых запасов.

Одним из значимых эпизодов политической биографии Милнера стало его членство в военном кабинете Дэвида Ллойд Джорджа с конца 1916-го по ноябрь 1918 года, то есть в том числе и во время проведения Ллойд Джорджем резко враждебной по отношению к Советской России линии. А в 1919–1921 гг. Милнер занимал пост министра по делам колоний.

«Детским садом Милнера» неофициально назвалась группа молодых сотрудников южноафриканской Государственной службы, работавших под началом Милнера после окончания Второй англо-бурской войны. Данная группа была «мозговым центром», в задачу которого входило, в частности, восстановление разрушенной южноафриканской экономики. Что касается взглядов этой группы на будущее Британии, то Британию она видели империей — никак иначе. Усилиями «Детского сада Милнера» в 1910 году был создан Южно-Африканский Союз — доминион Британской империи, в состав которого вошли четыре британские колонии. После чего Милнер и его подопечные вернулись в Лондон, сохранив между собой самые прочные связи. Иногда их называли по старинке «Детским садом Милнера», иногда просто «Группой Милнера». Впоследствии многие выходцы из «Детского сада Милнера» заняли важные позиции в британской политической системе (об этом чуть позже).

В Лондоне к группе Милнера постепенно примкнуло несколько влиятельных людей, в том числе лорд и леди Асторы. Именно здесь Асторы сблизились с маркизом Лотианом.

Филипп Керр (1882–1940), 11-й маркиз Лотиан, являлся одним из видных членов «Детского сада Милнера». С 1905-го по 1910 год он служил в южноафриканском правительстве. Позже — с 1916 по 1921 г. — занимал пост личного секретаря Ллойд Джорджа, британского премьер-министра от Либеральной партии. (Напомню, что Уолдорф Астор, супруг леди Астор, тоже некоторое время служил личным секретарем Ллойд Джорджа — невзирая на то, что тот был либералом, а Астор — консерватором. Ряд источников настаивает, что Ллойд Джорджа и лорда Астора связывали давние дружеские отношения. Добавим, что, как мы уже указали ранее, лорд Милнер с 1916 по 1918 гг. входил в военный кабинет Ллойд Джорджа. То есть мы видим явную связь между группой Милнера и Ллойд Джорджем.)

Венцом карьеры маркиза Лотиана стал пост посла Великобритании в США, который он занимал в очень сложный исторический момент — с 1939 года и до самой своей смерти в конце 1940 года.

В числе видных представителей группы Милнера можно упомянуть Джорджа Джеффри Доусона (редактора «Таймс» в 1912–1917 гг., близкого знакомого лордов Асторов), сэра Патрика Дункана (генерал-губернатора Южной Африки в 1927–1943 гг.) и других.

Особо следует выделить Лайонела Кертиса (1872–1955) — участника Второй англо-бурской войны, секретаря лорда Милнера. После смерти Милнера в 1925 году он возглавил «Детский сад» и был бессменным руководителем этой группы в течение тридцати лет, до самой своей смерти. Кертис известен, прежде всего, как основатель Британского института международных отношений. Институт этот был создан в 1920 году. Годом ранее, в 1919 году, Кертис на встрече высокостатусных представителей английской и американской делегаций, состоявшейся в ходе Парижской мирной конференции, предложил создать англо-американский институт международных отношений. Однако в итоге было решено образовать две отдельные организации, которые сотрудничали бы между собой. Кертис основал вышеназванный институт в Лондоне, а в Нью-Йорке был открыт Совет международных отношений. Позже, в 1926 году, детище Кертиса получило Королевскую хартию и было переименовано в Королевский институт международных отношений, ныне известный как «Чатем-хаус» (Chatham House).

Между прочим (коль скоро поводом для нашего исследования стала реализация проекта по уравниванию фашизма и коммунизма не где-нибудь, а на Украине), «Чатем-хаус» давно и пристально наблюдает за российско-украинскими отношениями. На чьей стороне симпатии этой организации, угадать несложно. Еще в 2005-м, запустив проект The Chatham House Prize, предполагавший награждение лиц, которые внесли наиболее существенный вклад в улучшение международных отношений, институт присудил первую свою награду президенту Украины Виктору Ющенко. А относительно недавно, 4 июня 2015 года, «Чатем-хаус» опубликовал аналитический отчет «Российский вызов» (The Russian Challenge). В отчете исследуется внешняя политика России в 2000–2015 гг., а также даются рекомендации Западу по мерам противодействия нашей стране. Главную опасность авторы отчета видят в том, что Россия претендует на восстановление полномасштабного политического влияния на постсоветском пространстве. Подчеркивается, что любая попытка изменить порядок, установившийся после распада СССР, может поставить под угрозу существование Евросоюза и НАТО. При этом указывается, что агрессивные действия России уже направлены на разрушение данного порядка.

«Конфликт на Украине стал ключевым моментом, определяющим будущее европейской безопасности. Крах Украины углубит нестабильность в Восточной Европе, увеличит риск очередной авантюры Кремля и уменьшит возможности для будущих позитивных изменений в России», — говорится в докладе. В числе рекомендаций Западу — укреплять собственную боеспособность (срочно повысить эффективность своего неядерного оружия); всячески поддерживать независимость постсоветских государств; искать новые способы коммуникации с населением России и разъяснять ему, насколько выгодно присоединение к европейскому пространству; избавить Европу от газовой зависимости от России; противодействовать российской пропаганде; готовиться к смене российского политического режима (!), которая неизбежна (при этом делается оговорка, что режим может смениться как в лучшую сторону, так и в худшую).

Вот вам еще один пример «игры вдолгую»: Королевский институт международных отношений, созданный в середине двадцатых годов прошлого века Лайонелом Кертисом, членом «Детского сада Милнера», десятилетиями неуклонно и неспешно ведет свою антироссийскую линию.

Итак, Филипп Керр (маркиз Лотиан) вошел в группу Милнера во времена своей работы в Южной Африке. Лорды Асторы примкнули к этой группе позже, но вписались в нее достаточно прочно. В 1939–1945 гг. старший сын четы Асторов — Уильям Уолдорф — занимал пост председателя Королевского института международных отношений (основанного, как было сказано выше, Лайонелом Кертисом — членом команды лорда Милнера, возглавившим после его смерти «Детский сад»). Кстати, Асторы в свое время внесли свой финансовый вклад в создание этого института, появившегося на свет в 1925 году. А спустя более четверти века они финансово участвовали и в создании общества «Мон-Пелерин» (1947 год).

Сама леди Астор в течение многих лет была дружна с маркизом Лотианом. Дружба эта строилась, в том числе, на общих религиозных интересах. Филипп Керр вырос в католической семье, однако затем вместе с Нэнси Астор примкнул к религиозному движению протестантского толка «Христианская наука». Со временем у леди Астор развился нетерпимый взгляд на католицизм. Иногда это приписывают влиянию Керра — человека, отринувшего католицизм. Но, возможно, бóльшую роль тут сыграло американское происхождение леди Астор — она выросла в протестантском окружении.

Отметим попутно, что леди Астор была не только антикоммунисткой и противницей католицизма, но еще и антисемиткой. В переписке с отцом будущего президента США Джона Кеннеди — Джозефом Кеннеди (послом США в Великобритании в 1938–1940 гг.) Нэнси Астор выражала надежду на то, что Гитлер сумеет избавить Европу от засилья евреев и коммунистов. Кеннеди-старший придерживался близких взглядов: он фактически не скрывал свою симпатию к антиеврейской политике Гитлера, что, по большому счету, и закрыло для него в дальнейшем возможность сделать политическую карьеру… Леди Астор всячески противодействовала приему евреев и католиков на работу в принадлежавшую семье Асторов газету The Observer, причем это установленное ею неписаное правило соблюдалось даже в 1960-е годы.

Мы достаточно подробно остановились на группе Милнера в связи с тем, что ядром «кливденской клики», к которой нам пора переходить, стали как раз члены Милнеровского «Детского сада». Но об этом мы поговорим уже в следующей статье.