Потребилизация музыки а-ля франсэз
Разрушение классической европейской музыкальной культуры, подспудно начавшееся еще в середине XX века, является частью глубинного деструктивного процесса, затрагивающего всю западную цивилизацию. Процесс этот, протекавший сначала довольно незаметно, стал резко набирать обороты в 90-е годы. Между тем, в европейской музыке XVII–XX веков в невербальной форме сконцентрирована духовная составляющая всей гуманистической культуры Модерна. А без приобщения к этой духовной составляющей невозможны высшие смыслы и мечты о великом предназначении человека.
В 1997 году вышла книга английского музыкального критика Нормана Лебрехта «Кто убил классическую музыку?», в которой автор однозначно отвечает на поставленный им вопрос. Подробно прослеживая историю музыкального бизнеса, Лебрехт доказывает — музыку убили деньги, капитал, законы рынка и погоня за наживой: «По мере роста цен залы пустели, а электорат оставался глух к стенаниям учреждений искусства. Итальянцы вяло спорили, стоит ли государству и дальше финансировать тринадцать оперных театров или лучше закрыть большую часть из них. В Лондоне никто не возмутился, когда функционеры Совета по культуре решили закрыть половину столичных оркестров. <...> В руках государственных чиновников, деловых спонсоров и корпоративных собственников классическая музыка была обречена на вымирание... Их работа состояла в том, чтобы управлять бизнесом, а не в том, чтобы спасать искусство, бьющееся в агонии».
Со времени написания этих строк прошло 20 лет, в течение которых положение лишь усугублялось. Стала отчетливо просматриваться не только внешняя сторона разрушения музыкальной культуры — уменьшение престижа академической музыки в общественной жизни, сокращение числа публики на концертах, упадок звукозаписи — но и атрофия смысловой составляющей музыки. Стерлась ценностная ориентация на высшее, непреходящее. Практически исчезла музыкальная критика.
Место всего этого заняли реклама, гламур, «получение удовольствия от классики», придыхание — часто с эротическим намеком — и повсеместное подражание поп-культуре. Классика нынче продается как изысканный продукт потребления, средство расслабления, снятия стресса, личного удовольствия и как способ бегства — от реальности, от проблем, от жизни...
«Потребилизация» классической музыки происходит во всех европейских странах. В качестве недавнего российского примера приведем программный текст Международного музыкального фестиваля в г. Клин: «Поездка на музыкальный фестиваль в Клин может стать отличным отдыхом на майские праздники. Прогулки на свежем воздухе, наслаждение праздничной атмосферой, а также, в буквальном смысле, оздоровительный эффект от музыки. Дело в том, что классическая музыка в основном написана в ритме работы сердца (60–70 ударов в минуту) и поэтому благотворно влияет на организм человека. Некоторые музыкальные фразы, проникая в мозг, способны успокоить возбужденные нервные центры, подавить гнев, недовольство или раздражение...» Не правда ли, «вдохновляет»?
Не менее показательно происходящее сегодня во Франции, традиционно многое определяющей в культурной жизни Европы.
Французская классическая музыка долгие годы разрывалась между исторически свойственным ей снобизмом и ярмарочно-постмодернистским «для всех».
Интересно, что слово «музыка» во французском языке вплоть до 1980-х годов, когда пост министра культуры занял Джак Ланг — знаковая фигура «постмодернизации», означала исключительно классическую музыку. Всё остальное называлось иначе — песнями, эстрадой, варьете, роком, джазом и т. д. Затем, при Ланге, вдруг, как по отмашке, все средства массовой информации начали называть музыкой наоборот исключительно попсу. А классическая музыка стала проходить под рубрикой «классика», которая стремительно уменьшалась по объему и содержательности.
Тот же Ланг ввел 21 июня «праздник музыки», призванный «приобщить массы к музыке». Однако этот праздник постепенно превратился просто в массовое безобразие, уличный звуковой беспредел, в котором классической музыки не слышно вообще. Вернее, она есть, но в роли бедной родственницы, там и сям, в закрытых помещениях, в то время как улица предается оглушительному шабашу.
К 2015 году классическая музыкальная жизнь Франции начала неожиданно резко скукоживаться наподобие пресловутой «шагреневой кожи».
Характерна история со сменой основной музыкальной площадки Франции со знаменитого зала Плейель на новое здание Парижской филармонии.
Зал Плейель, на сегодняшний день вмещающий 1700–1900 слушателей, связан с именами Шопена, Листа, Сен-Санса, Антона Рубинштейна и многих других великих музыкантов. Для французской музыкальной культуры он значит то же, что для русских — Концертный зал имени П. И. Чайковского в Москве.
И вот, в этом году в Париже был достроен новый ультрасовременный филармонический комплекс. Он был задуман более 20 лет назад по причине «недостаточных масштабов и удобств» зала Плейель. Новая филармония имеет зал на 2400 мест, множество репетиционных студий и разнообразных пространств для выставок и иных мероприятий. В филармонии отныне расположится Парижский оркестр и еще несколько престижных ансамблей. Несмотря на огромный перерасход при строительстве (почти 400 миллионов евро вместо предусмотренных 170), власти постарались устроить из открытия филармонии праздничный трезвон.
Однако у праздника был сильный привкус горечи. Ведь зал Плейель после открытия филармонии... попросту отдали «попсе». Якобы это было неизбежно, ибо в последние годы зал заполнялся с трудом, и два больших симфонических зала парижской публике «не осилить».
Допустим, это так. Но если с трудом заполнялись 1700–1900 мест в зале Плейель, как в таком случае заполнять 2400 мест нового филармонического зала? Особенно, учитывая, что Плейель расположен в центре города, недалеко от Елисейских полей, а филармония — на периферии, в бедном 19-м округе.
Увы, ясно, как. Программы будут разбавляться концертами в духе классики «для чайников», аранжировками и прочими коктейлями в угоду «широкой публике».
Подобная политика уже проводится многими культурными учреждениями. При этом, согласно социальным исследованиям, политика эта оказалась весьма малоэффективной в том, что касается увеличения круга любителей классики. Основным результатом становится лишь порча вкуса постоянных посетителей концертов.
И действительно, программа первого же сезона филармонии — образец постмодернистского винегрета, в котором рядом с хорошими концертами соседствует полуклассика, полуэстрада, полурок, киномузыка, а также творческие эксперименты вроде симфонии для 100 гитар американского композитора Гленна Бранки с удивительно «поэтическим» названием «Оргазм». Всё это учиняется в одном месте, без разбора и критики, и обильно поливается рекламой.
Следующим ударом по классической музыке стала атака властей на музыкальную программу «Радио Франс». Встал вопрос о значительных сокращениях и слиянии двух оркестров радио, то есть, по сути, об упразднении одного из них. Было озвучено весьма настойчивое предложение о реструктурировании радиопередач — разумеется, «в интересах народа» — под более «массового» слушателя. Сотрудники «Радио Франс» ответили многонедельной забастовкой, начавшейся в середине марта 2015 года. Однако исход этой забастовки неясен до сих пор...
Было также принято решение о прекращении государственных субсидий музыкальным школам и училищам. Правда, доля государства в их работе и раньше составляла 7–8 %, а основная нагрузка лежала на муниципалитетах. Но всё же удар этот весьма болезнен, и многие заведения будут теперь вынуждены сильно «затянуть пояса».
Ко всему вышеперечисленному добавляется закрытие более ста фестивалей классической музыки. Эти фестивали, в основном летние, являются одной из главных основ музыкальной жизни Франции. Но нынче многие из фестивалей перестали справляться с финансовыми трудностями. Нечем платить музыкантам, всё труднее стало привлекать достаточное число слушателей. В ход в качестве рекламы пошли всевозможные туристические и гастрономические соблазны. Однако действие этих приманок недостаточно. А тем временем безработица, и без того уже сильно ощутимая в музыкальной среде, заставляет многих музыкантов отказываться от профессии.
Самое удивительное при всем этом то, что классическая музыка еще живет. Появляются, хоть и изредка, новые выдающиеся музыканты. Очевидно, что классическая музыка как система обладает способностью к самовоспроизводству. И механизмы, обеспечивающие это самовоспроизводство, до сих пор не полностью выведены из строя. Преодоление примитива и деградации в классической музыке еще возможно, но для этого необходим срочный и решительный отказ от душащей музыку тотальной потребилизации.
