Привкус перестройки
Близится столетие Октябрьской революции, и в различных средствах массовой информации всё громче и громче раздаются крики ненависти ко всему советскому. Что интересно, эти крики не обходят стороной и сферу образования. Казалось бы, в чем рациональное зерно выливания ушатов помоев на советскую систему образования сейчас, когда Советский Союз не существует? В позднесоветское время риторика о неэффективности советского образования (как и всего советского — экономики, промышленности и прочего) была востребована как антидот к возможному сопротивлению расчленению страны и разрушению советского строя. А сейчас?
Единственным объяснением новой волны выпадов — а это именно волна и именно новая, потому что до сих пор наблюдалось относительное затишье и редкие вялые комментарии на тему советского образования — так вот, единственным объяснением новой волны может быть лишь то, что всё больше и больше голосов раздается в пользу приближения российской системы к советской. Это высказывается даже на уровне министра образования. И это явным образом пугает тех, кому возрождение образования совершенно не нужно, тех, кто старается добить российскую образовательную систему.
Так, в один день 28 февраля 2017 года появились две статьи в электронных СМИ.
В одной из них заместитель председателя Правительства Российской Федерации Ольга Юрьевна Голодец не прямо, а косвенно высказалась о «неправильности» советской системы. «Неправильная» она потому, что классы у нас прямоугольные, учитель стоит впереди, детишки сидят рядом, а учитель при этом становится ментором, вместо того чтобы развивать таланты ребенка. И весь этот «ужас» достался нам в наследство от советской системы. А вообще, нужно переходить к методу проектов. И чтобы к этому методу перейти, классы должны быть... квадратными.
Напомню, что я уже неоднократно обращался к периоду провальных экспериментов в советском образовании в 1920-х годах XX века. И рассказывал, что в это время уже пытались ввести проектный метод. И что в постановлении ЦК ВКП(б) «О начальной и средней школе» от 5 сентября 1931 года метод проектов был охарактеризован как разрушительный для советской школы.
Все это мы уже проходили. Но я сейчас не об этом. Ольга Юрьевна лишь дополняет картину, которую я хочу вам представить.
В этот же день электронное периодическое издание «Лента.ру» разместило у себя достаточно пространное интервью «сотрудника отдела редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ, историка российского образования, руководителя гуманитарной магистратуры Университета Дмитрия Пожарского Алексея Любжина». Заметьте — «историк российского образования». То есть он, вроде бы, должен знать историю этого самого российского образования.
Для начала давайте посмотрим характеристику, которую дает себе Любжин в своем «Живом Журнале». Орфографию я сохраню.
«Нѣкоторыя свѣдѣнiя объ авторѣ сего журнала.
Любжинъ Алексѣй, 1967 г. р., выпускникъ каѳедры классической филологiи филологическаго факультета МГУ, нынѣ (конецъ марта 2007 г.) — сотрудникъ Отдѣла рѣдкихъ книгъ и рукописей Научной библiотеки МГУ.
Въ жизни типъ не слишкомъ прiятный, хотя кажусь я все-таки лучше, чѣмъ есть на самомъ дѣлѣ. Изъ особыхъ примѣтъ — непримиримо отношусь къ СССР (полагаю, что онъ долженъ пойти въ топку безъ изъятiя), къ любымъ видамъ марксистской идеологiи и практики и къ лѣвымъ умонастроенiямъ въ цѣломъ (къ либерализму, который въ современномъ изводѣ также враждебенъ моимъ взглядамъ, гораздо спокойнѣе), не люблю спорить (точнѣе, спорю только съ единомышленниками; остальныхъ переубѣдить не надѣюсь, но не вѣрю, что и они меня смогутъ), отношусь къ клубу мизантроповъ, который вырастила каѳедра въ моемъ поколѣнiи и чуть старше, и, какъ всякiй порядочный мизантропъ, люблю животныхъ; равнымъ образомъ отличаюсь мизантропической любезностью и мизантропическимъ гуманизмомъ. Злопамятенъ въ прямомъ смыслѣ слова, но не мстителенъ».
Да, именно так — «старорежимным» алфавитом. Ну да ладно, это не самый важный, хотя и показательный момент. Важнее, что историк откровенно заявляет о своей необъективности и предвзятом отношении к СССР.
Итак, что же он сказал в своем интервью «Ленте.ру»? Разберем подробно текст Любжина, не забывая, что он не просто какой-то посторонний человек, а целый историк российского образования.
В самом начале он говорит: «Если бы мнение о превосходстве советского образования было хоть сколько-нибудь близко к действительности, логично предположить, что страны Запада должны были устроить у себя образовательную реформу по примеру СССР».
Но, как утверждает Любжин, европейские государства не спешили заимствовать советские модели.
А на недоуменное замечание корреспондента о том, что вот в Финляндии, например, как известно, активно перенимают советский опыт, он отвечает: «Я не могу согласиться, что Финляндия вне конкуренции. Это связано с особенностями местного образования, которое рассчитано не на высокие результаты отдельных индивидуумов, а на то, чтобы поднять средний уровень образованности каждого гражданина. Им это действительно удается. Во-первых, Финляндия — маленькая страна. То есть там всё легче организовать. А во-вторых, в учителя там идет очень доброкачественный народ. Так что вытянуть ребят финнам удается за счет сильных преподавателей, а вовсе не за счет хорошей программы».
То есть, выполняя внешний или внутренний заказ на пропаганду отрицания достижений советского образования, этому «историку» приходится выворачиваться совсем некрасивым образом. Ведь что такое особенность местного образования, рассчитанного не на отдельных индивидуумов, а на повышение среднего уровня? Именно этим и было сильно советское образование — общедоступностью и повышением общего уровня. При этом существовали как классы, так и целые школы с той или иной специализацией для, как выразился Любжин, «отдельных индивидуумов», то есть для тех, кто хочет и может работать по усиленным программам.
Какие же тут могут быть альтернативы? Этого историк не говорит, но очевидно, что это либо «сортировка» детей с помощью каких-либо тестов на ранних стадиях и дальнейшее обучение только способных — что, кстати говоря, уже активно обсуждается, и это освещалось в нашей газете, — либо обучение по праву рождения, то есть разделение на чернь и элиту.
И то, и другое — признаки социального фашизма с разделением на достойных образования и недостойных.
Но вернемся к интервью. Не совсем понятно, почему историк образования сделал упор именно на европейских странах, уточнив: «Ни одно из европейских государств — ни Франция, ни Англия, ни Италия — никогда не думало заимствовать советские модели».
Возможно, потому что, как я уже писал в газете, после запуска Советским Союзом первого спутника основной конкурент СССР — США активно начал изучать нашу образовательную систему и даже реформировать свою. Я не буду повторять выдержки из журнала LIFE — мы их уже разбирали. Я хочу обратить ваше внимание на несколько других документов из архива НАТО, который не так давно был открыт для свободного доступа.
Один из этих документов — доклад доктора Мэндерса в комитете НАТО по науке «Научно-техническое образование и кадровые резервы в СССР», который был представлен на заседании в апреле 1959 г.
Во вступлении Мэндерс отмечает, что сорок лет назад в СССР катастрофически не хватало обученных кадров, а на данный момент СССР оспаривает право США на мировое господство. Он указывает, что этому достижению нет равных в современной истории.
Далее он перечисляет факторы, позволившие сделать такой рывок в образовании. Многие их них относятся к высшему образованию, а поскольку историк российского образования говорит о школьном, то я приведу только то, что относится к школьному или ко всей системе образования в целом.
Итак, один из факторов, по словам Мэндерса, это централизованный контроль и планирование. Данный фактор дает серьезные преимущества в достижении максимальной эффективности программ профессиональной подготовки. Централизация позволяет установить единый стандарт образования для всей страны, устранить причины, которые мешают западным странам, где система образования развивалась порознь.
Еще один фактор — возвращение кадров в систему образования. Мэндерс указывает на то, что значительная доля обученных кадров возвращается в систему образования и участвует в подготовке специалистов. Поэтому «чистый ежегодный прирост обученных кадров составляет 7 % в СССР (для сравнения, в США 3,5 %, в Великобритании 2,5–3 %)».
Далее автор доклада подробно разбирает структуру советского образования (с какого возраста начинается обучение, сколько длится начальное образование и так далее). Он отмечает, что выпускники десятого класса советской школы обучены не так хорошо, как выпускники шестого класса английской гимназии с научным уклоном или окончившие вторую научную ступень французского лицея. Однако значительно более высокий средний уровень (подчеркнуто Мэндерсом) в научных дисциплинах достигается теми, кто завершил курс десятилетней школы в СССР.
Вот вам и ответ Любжину — Мэндерс даже выделил, что средний уровень выпускников в СССР выше, чем уровень неспециализированных школ в других странах. То есть автор доклада посчитал это существенно важным показателем. А Любжин ставит это в вину нашему образованию.
Далее автор доклада указывает на хорошую оснащенность в СССР учебных классов, лабораторий и достаточную численность преподавателей.
В конце доклада делается вывод, который я приведу полностью:
«На Западе существует тенденция придерживаться крайних взглядов в отношении Советского Союза. Его граждане, однако, не супермены и не второсортный материал. На самом деле, это люди с такими же способностями и эмоциями, как и все остальные. Если 210 миллионов человек на Западе будут слаженно работать с такими же приоритетами и таким же рвением, как их коллеги в Советском Союзе, они добьются похожих результатов. Государства, самостоятельно соревнующиеся с СССР, впустую растрачивают свои силы и ресурсы в попытках, обреченных на провал. Если невозможно постоянно изобретать методы, превосходящие методы СССР, стоит всерьез задуматься над заимствованием и адаптацией советских методов. Это может включать, помимо прочего:
(i) отказ от традиционных взглядов в отношении роли женщин;
(ii) выполнение необходимой государству работы теми, чье обучение сверх образовательного минимума, установленного законодательством, было профинансировано за счет бюджетных средств;
(iii) упразднение «свободного рынка» квалифицированных трудовых ресурсов; принятие и, возможно, усиление мер по его государственному регулированию.
14. Что бы ни случилось, любое государство, испытывающее нехватку преподавательского состава, должно решать эту проблему в срочном, внеочередном порядке».
На мой взгляд, этот вывод не требует никакого комментария.
Кроме вышеприведенного доклада был еще обширнейший доклад Эдварда МакКренски в августе 1959 года. В нем досконально описывается система образования в Советском Союзе от школ, техникумов, вузов и до Академии наук.
Таким образом, как мы видим, в странах НАТО был неподдельный интерес к системе образования в СССР. И этот интерес был вызван явно не отсталостью системы, что можно видеть в выводах доклада и в текстах дальнейших обсуждений обоих докладов, которые также можно найти в архиве НАТО.
Но вернемся к интервью Любжина. Корреспондент задает вопрос о преемственности советского образования системе царской России. И историк российского образования отвечает, что «ровно наоборот — советское образование полный антипод имперского. До революции в России существовало много типов школ: классическая гимназия, реальное училище, кадетский корпус, духовная семинария, коммерческие училища и т. д. Учиться мог практически каждый, кто к этому стремился. Была «своя» школа для любых способностей. После 1917 года вместо образовательной многоукладности стал внедряться единый тип школ».
Остается вопрос — почему преемственность оценивается по наличию многоукладности школ (которая, кстати, всё равно существовала в советской системе — это и школы с углубленным изучением тех или иных предметов, это и профтехучилища, и вечерние школы и прочее), а не по тому, что были сохранены дореволюционные традиции в системе обучения, программах и целях обучения, при том, что образование стало общедоступным.
Ответ на этот вопрос очевиден — интервьюируемому очень нужно объявить «черной дырой» советскую систему образования. Вот и приходится выдумывать. Но, что интересно, он же сам и проговаривается, говоря дальше: «...еще в 1870 году в книге русского историка Афанасия Прокопьевича Щапова «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа» была высказана мысль, что школа должна быть единой для всех и что она должна основываться на естественных науках. Что большевики и осуществили. Наступил всеобуч».
То есть большевики осуществили то, о чем писалось до революции. И это — «не» преемственность? ну знаете ли...
Далее Любжин отдает должное Всеобучу в том, что он организовал начальную школу. Но всё, что существовало в СССР после начальной школы, историк образования называет фикцией и утверждает, что «программа средней школы предлагала всем один и тот же набор предметов, не считаясь ни со способностями, ни с интересами ребят. Для одаренных детей планка была слишком низкой, им было не интересно, школа им только мешала. А отстающие, наоборот, с нагрузкой не справлялись».
Как я уже указывал выше, в СССР существовали и классы, и школы с углубленным изучением тех или иных предметов. Система олимпиад была направлена как раз на выявление одаренных детей. Этого не может не знать историк образования. А раз он это говорит, то очевидно, что лукавит.
После всего вышесказанного Любжин проводит такую параллель: «По качеству подготовки выпускник средней советской школы равнялся выпускнику императорского высшего начального училища. <...> Главные умения выпускника высшего начального дореволюционного училища: чтение, письмо, счет. Кроме того, ребята могли нахвататься зачатков разных наук — физики, географии... <...> Подготовка выпускника советской школы была примерно такой же. Советский старшеклассник владел письмом, счетом и отрывочными сведениями по другим предметам».
Мало того, что любой, окончивший советскую школу, знает, что это не так. Что выпускники школ, если они, конечно, учились, а не считали ворон, имели серьезные знания по базовым предметам — физике, химии, биологии, математике (гораздо шире, чем просто счет, ведь изучались геометрия, тригонометрия). Так о том же говорится, к примеру, и в докладе Мэндерса, который я приводил выше. То есть Любжин допускает прямую и безобразную подтасовку.
Хочется воскликнуть: «Хулители советского образования, ну вы хоть как-то между собой договоритесь о том, в чем его обвинять!» Ведь одни обвиняют в том, что оно было знаниевоориентированным и перегружало детей знаниями, а другие — в том, что оно этих знаний не давало. Ну нельзя же одновременно перегружать знаниями и выпускать людей, которые знают только счет и немного письма!
Но вернемся к перлам автора интервью.
На недоуменный вопрос корреспондента о том, как же космические ракеты полетели в космос и атомные разработки велись, он отвечает, что вели их люди... с дореволюционным образованием или те, кто учился у дореволюционных профессоров. Это очень смелый заход. Если учитывать, что дореволюционные профессора еще очень долго преподавали в СССР, то под это можно подверстать любую теорию о никчемности советского образования. Но, опять же, вспомним доклады в НАТО, где говорится о системе воспроизводства педагогических кадров. Либо там совсем некудышные аналитики, которые не видят этого якобы очевидного факта с исключительно дореволюционными профессорами и напрасно считают, что система воспроизводит кадры, либо... Либо это все-таки никакой не факт, а притянутое за уши утверждение.
Далее следует панегирик дореволюционному образованию, рассказы о том, что мы были интегрированы в мировую систему образования (где автор единую мировую, а даже не европейскую систему нашел в те времена, и куда она делась, если Европе пришлось уже в наше время подписывать Болонское соглашение, — остается загадкой). Эта интегрированность иллюстрируется им на примере гимназии Софьи Фишер, которая основала частную женскую классическую гимназию. В этом учебном заведении велось преподавание по мужской программе. По словам Любжина, выпускницы этой гимназии без экзаменов принимались в любой немецкий университет.
Надо при этом отметить, что женская гимназия Фишер представляла собой уникальный опыт, а совсем не норму в образовательной системе Российской империи.
После прочтения интервью с историком образования я ощутил знакомый привкус перестройки. Именно в перестроечное время так неприкрыто и откровенно вбрасывали мифы о советской системе — будь то система здравоохранения, промышленности, система управления или образования.
Какие выводы можно сделать из всего этого?
Первый и, как мне кажется, основной. Мы видим, что новый министр образования и науки Ольга Юрьевна Васильева раз за разом обращается к советскому опыту и предлагает в той или иной степени вернуться к советской системе в обновленной форме. И именно это вызывает противодействие в определенных кругах. Именно после таких заявлений министра поднялась волна хулы на советское образование с применением подтасовок и передергиваний. Эта волна, казалось бы, утихла после перестройки, когда удалось сломать советскую систему, но теперь поднимается с новой силой. Отдельные редкие публикации встречались на протяжении всего постперестроечного времени, но такой мощной волны еще не наблюдалось.
Второй вывод — тот, с которого я начал. В год столетия революции люди всё чаще и чаще обращают свой взгляд на советский период и, сравнивая с нынешним, находят в нем всё больше и больше привлекательного. В том числе и в сфере образования. И антисоветская волна в образовании есть не что иное, как часть ответной антисоветской волны, генерируемой именно в противовес этому народному стремлению.
