Рассказ ополченца

В осенне-зимний период крымская «Суть времени» проводила три акции каждую неделю. А в весенне-летний период — шесть акций. Всё зависит от числа людей и от их желания, от накаленности.

При этом мы не забывали о смыслах: еженедельно проводились учебные занятия по газете «Суть времени» и по наиболее актуальным темам из библиотеки рекомендованной «сутевцам» литературы, которая выложена в торренты. Эта библиотека была скачана всеми активистами, и определенные книги были обязательны к изучению. Но это всё было в прошлом году.

В этом году политическая ситуация на Украине резко изменилась. На Украину пришел фашизм, и частота личных встреч членов «Сути времени», естественно, увеличилась. Проводили встречи как в рамках ополчения (24 февраля 2014 года вся ячейка целиком вошла в Крымское ополчение), так и встречи с народом.

Проанализировав политические силы, действующие в Крыму, мы пришли к выводу, что идти на союз с кем бы то ни было просто невозможно. Поэтому мы пошли другим путем.

У нас есть чудесный проект «Шаги истории». С первого выпуска мы им занялись и вошли в школы Симферополя. Учитывая, что в Симферополе десять активистов, мы взялись с этого года проводить уроки мужества и патриотизма в городе Симферополе.

Что это нам дает? К кому мы обращаемся?

Первое — это дети. То есть, мы принимаем участие в воспитании детей. Мы именно воспитываем, в отличие от других. Почему? Потому что школы сегодня, сейчас, являются неким офисом по предоставлению информации, неким офисом по предоставлению некоторых навыков. Но не местом воспитания. Это мы сегодня, сейчас воспитываем школьников в Симферополе.

Второе — через общение с педагогическими коллективами, учителям школ мы даруем смыслы. Вдумайтесь в это. Мы становимся для них теми людьми, которые даруют им вообще смысл существования. Жизнь учителя в школе сегодня, сейчас — без смысла. Она ужасна.

Третье — через учеников мы выходим на родителей. То есть через уроки мужества и патриотизма мы делаем величайшее дело. Ведь можно до бесконечности говорить о борьбе с фашизмом, но идти и бороться с фашизмом — это другое.

16 марта прошел референдум [о присоединении Крыма к России]. Победа была за нами. Отлично! С этой радостной, благой вестью мы снова вернулись в школы. Работали со всеми детками — от 6-го до 11-го класса. Охватили этот контингент. Но главное, что мы вошли с какой-то идеей в самые широкие массы. Мы дали самым широким массам веру, надежду и любовь.

И детям, которых можно лепить, как пластилин, мы принесли идеалы, которые могли стать их собственными. У них появились какие-то идеалы. Я вспоминаю шестиклассников, которые ходили за мной хороводом, хвостом: «Как нам поступить в Суворовское училище, в Нахимовское училище?». Это же великое дело!

Мы дарили детям надежду, надежду на Великую Россию. Россия оправдала эти надежды и включила мою малую Родину Крым в состав Российской Федерации.

Главное, что мы дали детям, — понятие о любви. Вдумайтесь, любви к своей малой Родине, любви к народу, любви к своей истории.

Главное, что мы занялись нужным и полезным делом. Это также сплачивает ячейку, сплачивает актив, дает ему смысл существования, разогревает изнутри. Но снова — нельзя до бесконечности говорить о борьбе с фашизмом и ничего не делать. Ну так иди в ополчение [здесь — ополчение ДНР и ЛНР] и борись.

Несмотря на мой скромный вид (пускай он вас не смущает), имею двадцать два года выслуги. Я очень много чего умею.

Правда в том, что в ополчение должны идти люди, которые что-то умеют. Ничего не умеющие становятся обузой для тех, кто умеет. А времени на обучение просто нет. Тем, кто, ничего не умея, собирается в ополчение, хочу сказать: «Вдумайтесь, а сможете ли вы убить человека?» Это очень простой вопрос, но на него очень непросто ответить. Поэтому не нужно обременять тех, кто уже что-то умеет, только ради того, чтобы испытать самих себя. Потому что может стать мучительно больно от трусости собственной. От... я не знаю... немочи. Просто немочи. Поэтому рисковать тому, кто к этому не готов, не нужно. И я не призываю вас идти в ополчение.

Теперь о театре военных действий. Там действуют сегодня фактически четыре силы.

Главные антагонисты — это борющиеся друг с другом фашисты и антифашисты. Назовем их «первой» и «второй» силой.

Далее, сегодняшняя фашистская власть на Украине совершила страшное преступление. Из мест лишения свободы, расположенных в Донбассе, освобождены уголовники. Чудовищные банды по 200–300 рыл терроризируют население. Какого-либо влияния на оперативную ситуацию на фронте они не оказывают. Но это террор против населения Донбасса. И это — «третья» сила.

Ну и «четвертая» сила — это те, о ком без конца говорят по телевизору, все эти Таруты, Ахметовы и прочие местные олигархи. Они хвастаются о мобилизации каких-то своих собственных дружин. Я их не видел, но это как в анекдоте про суслика в поле: он там есть, он прыгает, мы его не видим, но он там есть.

Вот эти четыре силы.

Итак, фашисты как таковые — это образное название первой силы. На самом деле, она состоит из воинской массы и так называемых правосеков, которые взяли на себя функцию заградительных отрядов.

Наша полевая разведка неоднократно выявляла случаи боестолкновений между украинскими армейцами и «правосеками». То есть, между ними тоже идет внутренняя война. И это факт.

Далее, о самих этих военнослужащих, армейцах. Это люди, которых силком призвали в армию. Они не просто не хотят воевать — они не умеют воевать.

Когда в июне месяце мы, специалисты, зашли в Краснодон, оперативная ситуация на фронте резко изменилась. Мы фактически перемололи тогда треть этой группировки, то есть из полутора тысяч «правосеков» вывели из строя человек пятьсот, а также массу техники. Из них часть — невозвратные потери. К сожалению, это так. Но это война. Я понимаю, что я убивал русских, украинцев, я не знаю еще кого, белорусов. Но если не мы их убьем, они убьют нас.

О нашей эффективности: среди специалистов у нас был всего один убитый и десять раненых.

В подтверждение моего тезиса о том, что неподготовленным людям на этой войне места нет, скажу, что все потери на украинской стороне — это молодые люди. То есть знающие, грамотные, опытные люди... не знаю... они как будто в бронежилете шестой категории прочности. Естественно, мы все воевали без бронежилетов, мы отдали бронежилеты неопытным ополченцам. А самих ополченцев необстрелянных из боестолкновений старались выводить. Потому что проку с них — ровно ноль.

Да, об ополченцах. Это чудесные люди, замечательные, это лучшие люди, которых я видел. Идеалисты, чистейшие люди. Но у них есть отрицательное качество, перечеркивающее все их достоинства: они не умеют ничего. Абсолютно. Поэтому они являются и обузой, и ведут к ненужным потерям.

Далее, иногда в боестолкновении у них свойство — бросить оружие, развернуться и бежать. Это является, во-первых, деморализующим фактором, во-вторых, они становятся живыми мишенями.

Я рассказал вкратце про одну силу — про тех, кто воюет против нас. А теперь расскажу про другую силу.

Итак, крошечный Краснодон. 40 тысяч населения.

Изначально на борьбу поднялись местные, назовем их «коммерческие», кланы. Естественно, их следовало бы называть коммерческо-уголовные кланы, но я последние восемь лет служил старшим оперуполномоченным, я разбираюсь. Эти уголовники — не какие-то душегубы, от которых трупами смердит. Обычные такие вот донецкие пацаны.

Люди за ними пошли, люди им поверили, они стали точками кристаллизации, вокруг которых складывались роты ополчения.

В Краснодоне — четыре роты ополчения. До нашего прибытия эти четыре роты, эти четыре сотни человек не общались друг с другом — вдумайтесь!

То есть город поделен на четыре сектора изначально, вероятно, с 1991 года. И с 1991 года эти четыре группы имели между собой непреодолимые противоречия.

С нашим появлением, во-первых, ситуация резко изменилась.

Во-вторых, мы принесли оружие ополченцам, которые сражались охотничьими ружьями. Вы понимаете? — против регулярной армии сражались охотничьими ружьями бесконечно отважные люди, которые не умели ничего.

В-третьих, у лидеров этих кланов появилась необходимость совместной деятельности. Наши подразделения делили своих людей и оружие между этими кланами поровну, чтоб ни один из кланов сильней не стал. И поэтому лидеры кланов вынуждены были идти за стол переговоров. Это великое дело.

Мало того, среди наших бойцов были люди с большим педагогическим даром, видимо, внутренним, они учили и учат ополченцев элементарным навыкам владения оружием: как обслуживать своего нового друга, как из него стрелять, учили навыкам поведения в бою. Но, повторюсь, мы их из прямых боестолкновений старались выводить, потому что они еще не готовы.

Так вот складывается ситуация сегодня, сейчас в Краснодоне.

Далее — мое видение решения проблемы.

Первое. Руководство Луганской Народной Республики должно высказаться на идеологическую тему. В эту войну должно быть внесено хоть какое-то идеологическое начало. Допустим, ополченцы, все, как один (я не преувеличиваю), дерутся «за Советский Союз». И если спросить ополченцев, за что они дерутся, они бы все отвечали: за Советский Союз. Взять хотя бы этот идеологический посыл.

Второе. Исходя из идеологии, построить хоть какую-то внутреннюю и внешнюю политику.

Третье. Только после того, как появится хоть какая-то внутренняя и внешняя политика в Луганске, только после этого, возможна мобилизация масс. Для мобилизации масс (а я об этом с полевыми командирами разговаривал) необходимо изменить информационную политику.

Я встречался со всеми четырьмя лидерами Краснодона, разговаривал. Я им объяснял, что сегодня, сейчас в Краснодоне информационная политика неправильная. Нужно говорить не о потерях, нужно говорить о победах. Занять какой-то хутор, отбить какое-то шахтоуправление — и трубить об этом, как о явлении вселенского масштаба. Для чего? К победителям потянутся люди. Сегодня, сейчас, я повторюсь, ополченцев 400 человек на 40-тысячный Краснодон. Это один процент. То есть все пассионарии, как один, в Краснодоне поднялись. Но пассионариев мало. Это, повторюсь, один процент. Для того, чтобы в ополчение пошли добровольцы, необходимо трубить о победах.

Следующий немаловажный момент. Как только начнут отбивать вот эти крошечные села, хутора, необходимо создавать комиссии. Повторюсь, мы выбили треть «правосеков», но что там [в украинской армии] сейчас творится! Убитых [военнослужащих украинской армии и «правосеков»] штабелями складывают в траншеи и засыпают. Причина: в марте этого года принят закон Украины о социальном обеспечении военнослужащих. По этому закону семье каждого убитого в ходе боевых действий полагается 500 прожиточных минимумов. Прожиточный минимум составляет 1177 гривен. То есть на каждого убитого необходимо внести в семью более полумиллиона гривен.

Чтобы не платить этих денег, все убитые записываются как дезертиры, как погибшие вследствие пьянки, наркомании и так далее, как погибшие при невыясненных обстоятельствах. Нужны комиссии (как комиссии по Великой Отечественной войне), которые будут раскапывать эти чудовищные братские могилы. Всё это необходимо показывать не только мировой общественности, но и транслировать на Украину, чтобы народ Украины увидел, что сегодня, сейчас происходит на Донбассе.

Вот то, что я видел и решился вам рассказать, это мое видение, видение рядового ополченца.