Россия между национализмом и интернационализмом — 2
Когда я вижу листовки и наклейки с призывом «Русский русскому помоги», у меня возникает целый рой вопросов. Во-первых, что делать, если увидишь нуждающегося в помощи явно нерусского человека? Проходить мимо, экономя энергию и средства для нуждающегося соплеменника? И как определить, что это стопроцентно твой соплеменник? — спрашивать паспорт и фамилии родственников хотя бы до третьего колена? Но, допустим, ты как-то разобрался — и вдруг видишь, что этому человеку уже готов помочь... ну, допустим, сердобольный узбек. Нужно ли его с возмущением оттолкнуть, чтобы не лез не в свое дело — иначе бог весть, сколько еще искать «правильный» объект для помощи?
Конечно, я утрирую. Но национализм действительно ставит преграды на пути проявления естественных человеческих чувств. В смысле, добрых чувств — недобрая часть человеческого естества тут, увы, проявляется свободно. Что порой приводит к тому, что слишком увлекшийся националист действительно начинает остро нуждаться в помощи — например, в помощи адвокатов или в передачах с воли.
Националисты очень часто любят утверждать, что выступают от имени народа, что народ в душе, инстинктивно их поддерживает. Ссылки на «инстинктивность» и «естественность» весьма характерны и очень сильно напоминают апелляцию к таким скользким и опасным материям, как «голос крови». От этого недалеко не только до «естественных братьев», но и до «естественных врагов» — с соответствующими погромными выводами.
На деле же на разнообразные «Русские марши» и митинги, созываемые даже по таким «жареным» поводам, как убийство русского нерусскими, собирается далеко не так много людей, как мечтается их организаторам. Националисты склонны объяснять это прискорбной потерей русскими своей идентичности. Конечно, в этом есть известная доля правды, но далеко не вся правда, и вообще, эта причина — не главная.
На самом деле национализм-этноцентризм — оборонительный, подозрительно-ревнивый и мелочно-сквалыжный («хватит кормить...») — реальному русскому народу глубоко чужд. Сама история русского народа была прививкой от замкнутости — региональной или национальной. Ему пришлось выучить жестокий и кровавый урок преодоления раздробленности — ордынцы и крестоносцы были хорошими учителями, а также научиться жить в ладу с многочисленными и такими разными соседями, обретать союзников — в том числе и в бывших врагах. Именно эти усвоенные и глубоко вписанные в культурный код уроки позволили русским освоить столь обширную территорию и стать стержнем, становым хребтом, вокруг которого собралась великая многонациональная Держава. Эта империя сильно отличалась от прочих, потому что создавалась не «железом и кровью», по рецепту Бисмарка, а взаимопониманием, уважением и сотрудничеством.
Сторонники идеи «тюрьмы народов» любят указывать на завоевательные эпизоды в истории собирания Российской Империи. Разумеется, исторические факты было бы нелепо отрицать. Но предвзятые поборники «исторической правды» слепы к другому неоспоримому факту — военные победы не переходили в военное подавление, порабощение и грабеж, как это было характерно для любых империй — от Римской до Британской. В истории России не было и близко эпизодов, подобных кровавому подавлению восстания сипаев или уничтожению целых индейских племен. «Покоренные» народы становились торговыми партнерами и добрыми соседями, а их элиты со всем уважением интегрировались в имперскую элиту. То же можно сказать о потомках бывших смертельных врагов. Взять хотя бы знаменитый род князей Юсуповых, которые вели свою родословную от разорявшего Русь ордынского хана Едигея. Или припомнить татарские корни родословных известных литераторов Державина и Тургенева. В России признавались права литовской, финской, грузинской знати. Также с огромным радушием относились в Российской Империи к обрусевшим иностранцам из Европы. «Арапское» происхождение великого русского поэта Пушкина было для окружающих любопытной и волнующей черточкой, а не поводом для какой-то дискриминации. Примеры можно перечислять долго. Вообще препятствием для интеграции могла стать вовсе не другая национальность, а иная вера — это считалось действительно важным.
Конечно же, далеко не всё было так радужно. Феодальный строй, а потом и нарождающийся капитализм были основаны на эксплуатации человека человеком, на угнетении и ограблении народных масс. Трудно быть альтруистом, когда дома голодные дети. Тут десять раз задумаешься, прежде чем поделиться последним с чужими людьми, да еще и не твоего роду-племени — хотя такое случалось сплошь и рядом. Предреволюционные годы породили крайне правую ксенофобскую судорогу — черносотенство и погромы. Важно, что основой для черносотенного движения был не простой народ, подлинный хранитель русской культуры и русских ценностей, а городская мелкобуржуазная стихия. Еврейские погромы прокатились по югу Российской Империи, и зачинщиками в них часто оказывались не русские, а украинские националисты.
Пролетарский интернационализм был потому так легко и радостно воспринят русским народом, что именно он, а не агрессивный национализм и шовинизм, был для него органичен. Добрососедство и любовь к ближнему, глубокая человечность, которые на протяжении веков прививались православной культурой, в Советском многонациональном государстве получили подлинную поддержку и развитие.
Националисты любят обвинять большевиков в двух, по их мнению, ужасных грехах. В том, что под влиянием интернационалистической идеологии русские люди стали заботиться больше о том, чтобы «землю в Гренаде крестьянам отдать», а не об обустройстве своей жизни, а также в создании национальных республик вместо губерний по чисто территориальному признаку, что якобы стало в конечном итоге причиной развала СССР, наследовавшего Российской Империи.
Первое очень напоминает упрек «хозяйственной» родни в адрес любого неравнодушного человека — зачем он, дурак такой, помогает детскому дому вместо того, чтобы построить на даче еще один парник?! К тому же это «отрывание от себя» во многом было надуманным, модернизация и развитие отсталых национальных окраин приносили огромную пользу всему Советскому государству, а значит, и русскому народу. Ущерб для русской культуры и вовсе является мифом. В свое время националисты любили приводить в пример детский плакат, где были изображены ребятишки из союзных республик в национальных костюмах, и только русский мальчик был в пионерской форме. Увидеть в этом какое-то культурное ущемление, а не подчеркивание ведущей идейной и политической роли русского народа может лишь человек с искаженным восприятием реальности. Достаточно вспомнить, сколько русских народных сказок и былин было экранизировано лучшими мастерами, как славились по всему миру русские фольклорные ансамбли.
К тому же если народ и государство желают всерьез влиять на ход событий в мире, это всегда требует затрат. Стоит вспомнить о том, сколько денег налогоплательщиков тратят США на изменение в свою пользу мировой политической обстановки. Требование «не кормить» тех и этих — это, по сути, требование уклонения от присутствия на мировой арене и любых геополитических амбиций, а также заявка на резкое сокращение своих территорий.
Упрек в образовании национальных республик и косвенном поощрении национализма на местах выглядит более серьезным, но лишь на первый взгляд. На деле же причины распада СССР лежат совершенно в другой плоскости. Структура советского государства оказалась достаточно прочной, чтобы пережить такое чудовищное испытание как Великая Отечественная война. В годы войны тысячи русских людей оказались в эвакуации в среднеазиатских республиках. О радушии местных жителей написано много. Более всего известен подвиг ташкентского кузнеца Шаахмеда Шамахмудова, который вместе с женой Бахри Акрамовой усыновил 15 детей самых разных национальностей. Никакой «черной неблагодарности» к русским, о которой любят кричать националисты, не было и в помине. Она стала проявляться лишь тогда, когда на местах усилиями закордонных «доброхотов» вырос не придуманный, а реальный местный национализм.
Сейчас мы видим, что сепаратистские эксцессы сплошь и рядом возникают в государствах, где никаких национальных республик нет. Также история учит, что раскол вполне возможен и по чисто региональному признаку — во время Гражданской войны на территории бывшей Российской Империи существовало несколько псевдогосударственных образований, которые вовсе не были попытками создания национальных государств.
Плюсы интернационализма советского образца, интернационализма, никоим образом не мешавшего, а, напротив, помогавшего росту возможности русского народа, «народа-держателя» — гораздо весомее, чем все возможные минусы, которые при этом по большей части являются надуманными.
Прежде всего, такой интернационализм основан на уважении и интересе ко всем национальным культурам. В отличие от глобализма, стремящегося превратить человечество в единого и безликого Великого Потребителя, интернационализм сохраняет всё богатство и разнообразие человеческой жизни. И в результате этого он открывает доступ к удивительной по силе и животворности энергии — энергии братской Любви. Ведь любовь возможна лишь там, где есть отличный от тебя Другой, который тебе дорог и интересен. В немалой степени именно любовная забота о культурном развитии каждого народа в советской семье, об улучшении его материальной жизни помогла СССР пройти через страшные испытания и совершать экономические и культурные чудеса. Как бы ни играли словами лукавые борзописцы, а только изживание погромных настроений позволило запустить первый в мире спутник — результат совместного труда людей самых разных национальностей.
В наши дни единственным адекватным ответом на вызов глобализма может быть возрождение интернационализма — единства в многообразии, спаянного и оживленного Любовью. Именно эта идеология, а вовсе не «русский» национализм, позволяет ополчению Донбасса одерживать победы над куда лучше оснащенными войсками бандеровской хунты. Как когда-то в Испании, против фашистов сражаются интернациональные отряды. Когда интернационализм станет законом жизни для всей России, можно будет говорить о том, что она преодолела черный период своей истории, вновь обрела свое лицо и источник сил для противостояния мировому Злу.
