Русский героизм. Годы ученья Суворова

Всякий великий человек, совершивший необычайные деяния, помимо славы и памяти в потомстве получает от этого же потомства изрядную долю недоверия и критики. Через пару десятилетий после свершения подвига тут же начинается «уточнение фактологии» (а так ли всё было?), поиск «новых обстоятельств» (может быть, герою кто-то помог?) и т. д. Такое оспаривание деяний великого человека происходит даже не всегда из коварства или зависти — порой критики просто не могут поверить, что совершение таких подвигов вообще возможно.

В русской военной истории ни один из описанных нами героев не избегнул подобной участи — ни князь Святослав, ни Александр Невский, ни Дмитрий Донской. Но то времена давние, свидетельств мало — а о Суворове-то всё известно! Есть прижизненная биография, известно множество рассказов, историй, даже анекдотов. Сам Александр Васильевич был уверен, что «жизнь столь открытая и известная, как моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Всегда найдутся неложные свидетели истины».

Оказывается, может быть искажена. Суворова обвиняли в потоплении в крови польского восстания и Пугачевского бунта, в выпрашивании наград и милостей («До первой звезды!»), в склочности, в пустом фиглярстве...

Но главное, что раздражало уже современников, — его постоянные и неоспоримые победы. Не может быть так, не должно! Даже хорошо его знавшие военные люди утверждали, что Суворову просто везет — мол, удачлив он, оттого и побеждает.

В самом деле, во всей мировой истории не было полководца, не потерпевшего ни одного поражения, — что в отдельном бою, что в крупном сражении. Суворов же побеждал всегда! К концу жизни для Александра Васильевича вообще не существовало противника, победу над которым он не предвидел бы в целом и в деталях. Он сознательно задействовал в сражении с превосходящим неприятелем минимум своих войск — ровно столько, сколько было надо для победы. Он был настолько уверен в победе, что даже не вставлял ее в график движения своих войск, — армия шла маршем так, как если бы противника вообще не было.

Военное искусство Суворова было настолько совершенно, что постороннему взгляду это казалось невероятным, невозможным, навевало мысль о мистике — вот же «счастье» привалило всегда побеждать. Суворова это глубоко задевало, и он горько шутил: «Сегодня — счастье, завтра — счастье. Помилуй бог, надобно же когда-нибудь и умение!»

Вот главное слово — уменье. Суворов стал Суворовым благодаря тому, что, с детства зная свое предназначение, везде и всегда впитывал знания, жизненный и военный опыт, чтобы это предназначение осуществить. Так мальчик, мечтавший о подвигах и запоем читавший труды Юлия Цезаря и маршала Тюренна, превратился в величайшего полководца России.

Суворов родился 13 ноября 1730 года в Москве. Отец его, Василий Иванович, был послан царем Петром за границу учиться военно-инженерному делу и, вернувшись, стал известным специалистом по фортификации — науки об укреплении и взятии городов и крепостей. Даже перевел на русский язык классическую книгу французского маршала де Вобана и позже учил по ней сына.

Александр с детства мечтал быть офицером, изучал древнюю военную историю, жизнь известных полководцев. Но он был слишком хрупким и болезненным — таких в военные не берут. Поэтому мальчик стал с редкостным упорством закалять себя — обливаться холодной водой, ходить только в легкой одежде, в любую погоду скакать на коне, есть простую и здоровую пищу. В результате о его выносливости ходили легенды.

Это общеизвестные факты. Но мало кто знает, что даже постоянные тренировки, сходные с умерщвлением плоти, не сделали Суворова богатырем. Немощь своего тела, как и последствия множества ранений, Александр Васильевич преодолевал силой духа. О том, с каким трудом ему давалась видимая неутомимость, чего стоило ему преодоление чрезмерных нагрузок и лишений военной службы, не знал никто из близких, даже любимая дочь. Лишь денщик, взятый Суворовым из крепостных крестьян, знал о хворях своего барина, лечил его от потертостей и обморожений, унимал кровь из открывшихся старых ран, приводил в состояние, годное к службе.

И стремительные марши, совершавшиеся его армиями (в грязь, холод, по бездорожью), давались ему тяжелее, чем его солдатам и офицерам. Но Суворов, преодолевая свою физическую слабость, шел впереди и подбадривал уставших. В своем последнем, нечеловечески трудном швейцарском переходе через вершины Альп 69-летний Суворов уже умирал — и только поэтому позволил везти себя на коне, а не месил снег вместе с солдатами.

Как всех дворянских детей того времени, Александра еще 12-летним мальчиком записали в военную службу, конкретно в лейб-гвардии Семеновский полк. Пока же он учился на дому. Отец обучал сына арифметике, геометрии, тригонометрии, фортификации, артиллерии и иностранным языкам (а Василий Иванович знал шесть языков).

В 18 лет, позже остальных недорослей, «явившийся из отпуска капрал Суворов» поселился в казармах Семеновского полка. Шесть лет Суворов исправно нес караульную службу при дворе, сопровождал выезды императрицы, перевозил дипломатическую почту (именно это входило в обязанности лейб-гвардейцев — помимо участия в празднествах и балах двора, что считалось важным государственным и служебным делом).

Суворов дослужился до сержанта, обтерся при дворе, но никакой военной школы за время службы в гвардии не получил. Лишь в 1754 году, в 24 года, получив офицерский чин поручика, был направлен в Ингерманландский полк.

Казалось, исполнилась мечта о подвигах. Но к великому сожалению Суворова, прежние войны закончились, а новые не начинались. Суворов был направлен служить в Новгород на должность обер-провиантмейстера — постигать оборотную сторону военного дела. Как оказалось, это был очень нужный опыт — проводя ревизии военных провиантских и фуражных складов, он обнаружил бездну безобразий и воровства, но главное, в тонкостях усвоил значение организации снабжения армии.

С началом Семилетней войны (1756–1763), которую Россия и Австрия вели против Пруссии, Суворов надеялся попасть на театр военных действий. Однако это тоже долго не удавалось — война шла неудачно, много солдат погибало, и Суворова назначили заниматься формированием маршевых батальонов для отправки на фронт. Но к крупнейшему сражению войны при Кунерсдорфе он все-таки успел, добившись назначения дежурным офицером при командующем 1-й дивизией генерал-аншефе Ферморе.

Вилим Христофорович Фермор, сын обрусевшего англичанина, был единственным командующим, не боявшимся сражаться с пруссаками на равных и даже побеждать их. Постоянно находясь в непосредственной близости к Фермору, Суворов многому у него научился. Недаром он говаривал: «У меня два отца — Суворов и Фермор».

И еще один русский полководец произвел сильнейшее впечатление на молодого Суворова — 60-летний генерал-аншеф Петр Семенович Салтыков. Неприметный, седенький, небольшого роста, этот новый командующий русской армии, которого за глаза называли «курочкой», вовсе не казался человеком, способным заклевать «прусского орла».

Тем не менее, именно Салтыков выиграл сражение при Кунерсдорфе. Верно расположив войска, подготовив резервы, объединив в один кулак артиллерию и, главное, предвидя, куда будет направлена знаменитая прусская «косая атака», Салтыков создал все слагаемые победы.

В течение целого дня русская армия сдерживала яростные атаки пруссаков, а к вечеру начала контрнаступление. Первой пошла в атаку кавалерия, за ней в штыки ударила русская и австрийская пехота. Прусские пехотинцы попали в узкое место между холмами и не могли ни построиться, ни развернуться. Именно туда ударила русская артиллерия. Король Фридрих, уже понимая, что поражение неизбежно, метался под свирепым огнем и кричал: «Неужели ни одно ядро не поразит меня!»

Участие в сражении в качестве дежурного офицера при штабе, в огне и дыму сражения передающего войскам приказы командующего, стало настоящей боевой школой для Суворова.

Но война еще продолжалась. Суворову повезло: в 1761 году он впервые получил под свое командование сводный отряд легкой конницы — гусар и казаков. Генерал-поручик Густав Берг, командир Суворова, успешно наступал в Силезии. Отряды легкой конницы в составе его корпуса выполняли разведывательные и партизанские задачи. Суворов участвовал во многих боях, но впервые отличился под крепостью Швейдниц. Его отряд донских казаков, вооруженных пиками, саблями и карабинами, трижды ходил в атаку на господствующую высоту, занял и удерживал ее несколько часов до прихода подкреплений. А затем контратаковал четыре полка прусских гусар, опрокинул, разбил и загнал их в лагерь. На этой захваченной суворовцами высоте генерал Берг поставил штаб-квартиру корпуса, откуда атаковал выходившую из лагеря кавалерию Фридриха.

Надо сказать, что уже в первых боях Суворов действовал нестандартно. В те годы господствовала идея о победе благодаря максимально мощному ружейному огню. Войска противников (не только пехота, но и конница), вооруженные пистолетами и карабинами, строились в четкие порядки и медленно (чтобы не сбивать прицел) надвигались друг на друга.

Вероятно, психологическое воздействие шагом наступающей и беспрерывно стреляющей массы войск было велико, но вот насколько это было результативно? Залп из весьма неточных мушкетов и еще более неточных пистолетов мог быть смертелен лишь в случае, если цель была велика и малоподвижна. То есть если противник действовал по тем же правилам и таким же строем шел в атаку.

У Суворова же казаки атаковали на полном галопе, в рассыпном строю и врезались в гущу медленно двигавшейся прусской конницы с одними саблями. Оказалось, что огневой залп по стремительно движущейся цели был крайне неэффективен. Суворов хорошо помнил, что прусская кавалерия была расстреляна при Кунерсдорфе из пушек лишь потому, что двигалась медленно и скученно. Так была открыта новая тактика, противостоящая линейной, — быстрота и натиск.

Берг высоко оценил инициативность и смелость Суворова. В реляции командованию он писал: «Против неприятеля поступал с весьма отличной храбростью, быстр в рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности». Он поручил Суворову с его отрядом постоянно связывать противника боем, сковывать его маневры, наносить максимальный урон. И Суворов с удовольствием занялся партизанскими действиями.

В одной из баталий близ Ренегвальда Суворов вновь убедился в правоте своей тактической новинки. Находясь на марше, его иррегулярный казачий отряд на выходе из леса вдруг увидел в нескольких шагах от себя весь прусский драгунский корпус. Силы были неравны даже для отчаянного Суворова. Он мгновенно принял решение проскакать перед фронтом неприятеля к ближайшей речушке, где находилась болотная переправа. Прусские тяжелые драгуны, обнажив палаши, устремились в погоню. Легкие конники Суворова перескочили переправу, пока прусские эскадроны медленно и осторожно проходили топкое место. Суворов приказал тотчас же развернуться и контратаковать.

Вот что пишет о дальнейшем он сам: «Невозможно было время тратить; я велел ударить стремглав одному нашему эскадрону на саблях. Противник дал залп из карабинов. Ни один человек из наших не упал, а прусские пять эскадронов в мгновенье были опрокинуты, вырублены, потоптаны и перебежали через переправу назад».

Несмотря на идеальное расстояние для стрельбы, русский отряд остался неуязвимым. И еще одно правило отметил для себя Суворов — кто быстрее и энергичнее атакует, тот и побеждает. В дальнейшем это станет основой суворовской тактики.

Война клонилась к нашей победе. Но тут в декабре 1761 года на престол взошел ярый поклонник прусского короля Петр III. Он заключил с Пруссией мир, а затем и союз против прежних союзников. Это было настоящим и полным предательством. Гвардия Петру III этого не простила, и меньше года спустя император был свергнут. На трон взошла Екатерина, в долгое правление которой и свершил свои главные победы Суворов.

(Продолжение следует.)