Русский героизм. Нарва
Стало общим местом утверждение, что новая победоносная русская армия началась с Петра I. Но чтобы дойти до побед, эта армия должна была прошагать тяжкий путь лишений, жертв и поражений. И она прошла его — во главе с Петром и вместе с ним.
Удачная для Петра и страны Азовская кампания, с одной стороны, резко подняла авторитет русской армии в мире и ее собственную самооценку, а с другой стороны, привела к этакой лихой бесшабашности — мол, с азовской викторией за спиной мы теперь и со шведом легко справимся. Лишь после поражения под Нарвой стало понятно, что задача возврата утраченных русских территорий и овладения балтийским побережьем решаться будет непросто и кроваво и что она потребует кардинальной перестройки всей государственной и военной машины страны.
Сегодня трудно представить, насколько мощной военной державой была Швеция в то время.
Еще при короле Карле XI вся внутренняя жизнь страны была перестроена на военный лад. С 1682 года армия и флот набирались по добровольной системе призыва — шведские крестьяне и горожане заключали с государством договор о найме. Доброволец (индельт) получал дом и надел земли, а армия — послушного, дисциплинированного и хладнокровного солдата, верного королю и протестантской церкви.
Вновь набранных рекрутов отлично обучали — постоянно проводились военные и флотские учения, король лично ездил по стране с инспекциями. А солдаты, спаянные, помимо прочего, землячеством, грамотно выполняли любые команды.
Шведы обогатили общепринятую в XVIII веке линейную тактику. Бой пехоты, как везде в Европе, начинался с залпов огнестрельного оружия — но у шведов лишь тогда, когда дистанция стрельбы была минимальной (около 30 метров). А для этого пехота стремительным броском сближалась с противником. И вслед за залпами в дело шло холодное оружие — шведы умело сражались 6-метровыми пиками, штыками и рапирами.
Шведские кавалеристы атаковали противника полным карьером, с выброшенными вперед, подобно пикам, палашами — длинными прямыми саблями. Атака сверхплотной конной массы (всадники специально сцеплялись так, что ботфорты заходили под колено соседа) просто сметала противника с поля боя.
Наконец, шведская армия славилась молниеносными маршами. За несколько дней, которые другие полководцы отводили лишь на переход для сближения с противником, Карл XII и его армия стремительным ударом успевали разгромить врага и пожать плоды победы.
Юный Карл, начитавшись саг, возвел в принцип древний скандинавский боевой прием — атаки берсерков. Свою малочисленность шведы восполняли неистовым натиском, взрывом ярости, и тем самым вводили в панику противника.
Карл и сам очертя голову бросался в самое пекло битвы, но невероятным образом всегда оставался невредимым. Это сверхъестественное везение сделало юного короля талисманом шведской армии — его боготворили, за ним шли, будучи уверенными в победе.
Итак, под Нарвой русским пришлось столкнуться с профессиональной кадровой армией, имевшей за своими плечами несколько десятков лет участия в европейских войнах и возглавлявшейся очень талантливым молодым полководцем, с детства занимавшимся военным делом.
В отличие от Карла XII, русский царь не получил в наследство отлаженную военную машину. Если для отражения набегов своих кочевых соседей русская армия вполне годилась, то для столкновения с лучшей европейской военной силой была явно слаба.
Стрельцы были ловки и храбры, их корпоративный дух был высоким, но они уже тяготились службой, предпочитая ей спокойную жизнь мелких ремесленников и торговцев. Разложение зашло далеко, недаром современник и сторонник Петра И. Посошков писал, что стрельцы превратились в «гангрену, свое, а не чужое тело вредящую».
Новая же пехота только формировалась в Москве и «низовых городах» — Саратове, Пензе, Симбирске, Нижнем Новгороде и других. За исключением Преображенского, Семеновского и Лефортовского, эти новые полки были неумелы, плохо слажены, да и дух их был крайне низок — бегство с поля боя не считалось позором. Среди солдат ходила поговорка: «Бежок не честен, да здоров».
Русские дворяне, составлявшие рейтарскую и драгунскую конницу, не горели желанием служить — ни за жалованье, ни за поместье. В мирное время кавалеристы лишь раз в году собирались на месяц лагерных сборов, да и там больше бражничали, чем учились воинскому делу. Еще хуже обстояло дело с поместной конницей.
На что мог сделать ставку Петр I? Только на выносливость русской армии, на ее привычку к боевой и бытовой аскезе. Ни одна армия Европы не могла бы, подобно русской крестьянской армии, в лаптях и рваных тулупах на себе перетаскивать по бездорожью многотонные артиллерийские орудия, спать в снегу, совершать тысячеверстные марши — без обоза и провианта, на одних ржаных сухарях и толокне.
Мысль о взятии Нарвы занимала Петра давно. Готовясь к будущей войне со Швецией, в 1699 году он заключил союз с польским королем Августом II, который одновременно был курфюрстом Саксонии. Такой же союз был заключен с Данией — давней соперницей Швеции. И саксонская, и датская армии считались небольшими, но довольно сильными.
Петр хорошо понимал все недостатки своей армии, понимал, что остался без опытных командующих (в 1699 году один за другим умерли его соратники по Азову генералы П. Гордон, Ф. Лефорт и А. Шеин), но он был азартен, воодушевлен азовской победой. Осознавая недостатки своей армии, он осознавал и ее достоинства. А главное, ему казалось, что он заключил правильные союзы, которые позволяют рассчитывать на победу.
Однако именно союзники и подкачали. В самый момент объявления русскими войны Карл XII направил десант под Копенгаген, и Дания, не рискуя потерять столицу, вышла из союза (о чем Петр еще не знал). Польская шляхта, составлявшая главную силу армии — крылатых гусар, самозабвенно грызлась с королем и между собой и вовсе не стремилась втягиваться в международные конфликты. Ее стереотип поведения был таков: пусть «москва» бьется со шведом, а мы примкнем к тому, кто окажется сильнее.
Саксонцы вроде бы решились воевать, послав в феврале 1700 года свое войско под Ригу — отвоевывать захваченную шведами Лифляндию. Это был явный фальстарт — русские были еще не готовы, несмотря на лихорадочную строевую, огневую и боевую подготовку. Но делать нечего — Петру пришлось поддержать союзника.
Так 22 августа 1700 года Россия — без регулярной армии, без грамотного офицерского корпуса, без генерального штаба, без опыта боев против самой передовой армии Европы, практически в одиночку — начала осаду мощной и хорошо укрепленной крепости Нарва.
Впрочем, нельзя сказать, что это изначально была полная авантюра. Была надежда, что саксонцы оттянут на себя часть сил противника, а шведы не смогут поздней осенью по бездорожью броситься на выручку Нарвы. Тыловые базы в Новгороде и Пскове были рядом и полны, у гвардии был опыт и многолетняя выучка. Придя под Нарву, русские грамотно прикрыли себя двумя мощными земляными валами — со стороны Нарвы и со стороны открытого поля. На валах, за линией вбитых острием вперед колов стояли пушки.
Русские начали обстрел крепости 20 октября, но он проходил неудачно. Под орудиями большого калибра ломались сосновые лафеты, после нескольких выстрелов лопались колеса и оси, порох оказался подмочен, из-за чего его забивали по полуторной норме — в итоге несколько пушек разорвало. К довершению всего 7 ноября генерал артиллерии Александр Багратиони доложил, что боеприпасов осталось на 24 часа пальбы, да и от нее больше «позора, чем пользы».
В этот же день Петру сообщили, что шведское войско, двигавшееся к Риге для ее разблокады, повернуло к Нарве — потому что Август снял осаду! Была ли это трусость или подлость со стороны союзника, но по факту теперь весь удар шведского войска должны были принять на себя русские.
Шведы, знаменитые своими быстрыми переходами, спешили к Нарве как могли, налегке, бросив обоз и тяжелые орудия. Русская разведка — конное дворянское ополчение Шереметева, выдвинувшаяся за несколько десятков километров на вероятном пути следования врага, обнаружила сильно растянутую шведскую колонну, но напасть не посмела и стала отступать. Причем не смогла даже узнать точную численность шведов (10 тысяч), в страхе преувеличив ее втрое.
Тревога русских нарастала — где-то далеко двигавшиеся шведы, казалось, несли неминуемое поражение. Вдобавок ко всему меньше чем за сутки до подхода шведской армии Петр вместе с фельдмаршалом Головиным отправились в Новгород на встречу с королем Августом, оставив вместо себя главнокомандующим герцога де Кроа. Это было наихудшее из возможных решений — понадеяться на то, что за время отлучки царя шведы не смогут взять хорошо укрепленный русскими вал. К тому же, авторитет Петра и доверие войск к нему, конечно же, были гораздо выше, чем к чужому бельгийскому генералу.
К утру 19 ноября пошел крупный снег — за пару десятков шагов ничего не было видно. Под покровом метели шведы двигались, соблюдая строжайшую тишину. Около 10 утра небо чуть прояснилось, и русские увидели стоявшее перед ними шведское войско. Русское командование собралось на военный совет. Было решено с места не двигаться, готовиться к обороне. Измотанное долгим маршем, усталое шведское войско тоже надеялось на передышку, но Карл дал команду к атаке.
Сконцентрировав превосходящие силы на узком участке, шведские колонны бросились в прорыв. Растянутые в цепь по всей длине вала, русские войска сдержать их не смогли. Пушечный огонь тоже не принес шведам особого вреда. Начался ад рукопашной. Рассвирепевшие шведы за четверть часа закидали ров фашинами (охапками хвороста), сорвали заостренные рогатки, расчищая проход кавалерии.
У русских началась паника. Солдаты не понимали приказов иностранцев-офицеров, палили куда попало. Метавшиеся люди выбегали за валы, в заснеженное поле, где попадали под клинки шведских драгун. Наемные иностранные военачальники сбежали первыми, в их числе и герцог де Кроа. Раздался общий крик: «Немцы изменили!» и все бросились спасаться к мосту через Нарову. Мост не выдержал, люди падали в ледяную воду, а шведы стреляли по головам тонувших.
И все-таки разгром не был полным. Самые боеспособные Преображенский и Семеновский полки бестрепетно стояли на своих рубежах, отбивая все атаки. Причем гвардия стреляла не вразнобой, а залпами. Дружность их выстрелов остановила противника. Часть разбежавшихся солдат собралась у центрального бастиона и тоже отчаянно отбивалась холодным оружием. Дивизия генерала Вейде стойко держалась, огородившись обозом и рогатками. Если бы, как позже вспоминал шведский лейб-гвардеец, эти 6 тысяч русских решились ударить, «мы были бы разбиты непременно». Но Вейде, хоть и героически оборонялся, контратаковать не решился.
Шведы были так утомлены долгим переходом и битвой, что уже не имели сил ее продолжать. Поэтому когда Я. Долгорукий, оставшись за старшего военачальника, предложил перемирие, Карл его незамедлительно принял.
Да, под Нарвой Россия потерпела военную катастрофу — была потеряна только что собранная армия вместе с генералами, артиллерией и знаменами. Но побеждена была старая русская армия, а не новая петровская гвардия. Благодаря сопротивлению русских, битва закончилась перемирием и две трети русской армии отошли к Новгороду.
Петр оценил нарвское поражение так: «Какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными викторию сыскать? Когда сие несчастие (или лучше сказать, великое счастие) получили, тогда неволя леность отогнала и к трудолюбию и искусству день и ночь принудило».
Нарвская катастрофа не сломила царя. Вопреки причитаниям, что не надо было начинать войну против шведов, что теперь всё пропало и Карл навалится на Россию, Петр был уверен, что страна способна отбить древний выход на Балтику. И с невиданной энергией взялся за создание и воспитание новой армии.
(Продолжение следует.)
