Шура и шурá
Мобилизация невозможна, если нет ключевого образа, побуждающего к этой мобилизации. Перестать играть в жмурки надо именно для того, чтобы увидеть нечто. Рациональное зрение вполне может удовлетвориться словосочетанием «криминальный капитализм». Но для мобилизации одного лишь рационального зрения недостаточно. Нужно и иное зрение... Нет, не иррациональное, а сверхрациональное. То есть такое, в котором разум и эмоции не будут отделены друг от друга. Мы предлагаем читателю перестать жмуриться и, открыв глаза, увидеть, кто пришел. Увидеть этого пришедшего как феномен, как зримую и эмоционально оцениваемую коллективную сущность.
Криминальный капиталистический класс не абстракция. Это именно сущность. Абстракция — это скелет. А сущность — это скелет, одетый в определенную ткань, наделенный определенными чертами, обладающий определенной логикой, способный к определенному поведению. Для того чтобы перейти от политологического и политэкономического скелета к феноменологической сущности, давайте обсудим то, что вынесено в заголовок.
Некоего Шуру, как того, кто пришел. И то, что до поры до времени находится в тени Шуры. Я имею в виду Шуру.
Шура — это герой «Золотого теленка», этого любимого очень и очень многими и крайне мною нелюбимого сочинения Ильфа и Петрова. Ставшая нарицательной фраза Паниковского «пилите, Шура, пилите» приобрела совершенно новый характер в постсоветскую эпоху, эпоху распилов, откатов и тому подобного. Впрочем, так ли уж нова эта эпоха? Разве кто-нибудь объективно проанализировал пресловутую НЭП (если кто не помнит, это «Новая экономическая политика», с помощью которой большевики пытались вывести страну из экономического коллапса, порожденного Гражданской войной)?
Почти никто этого не сделал. Потому что одним надобно было эту НЭП воспеть (мол, на короткое время большевики в какой-то мере отказались от распределительного безумия). А другим надобно было ту же самую НЭП осудить (дабы возобладала распределительная логика с ее Госпланами, Госснабами и так далее). Две эти надобы: воспеть и осудить — возобладали над стремлением осмыслить НЭП как особую реальность. Ту самую, которую постарались на свой лад описать Ильф и Петров в своих «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке».
Читатель вправе задать вопрос: «Если две надобы пожрали объективность, то почему Вы говорите, что почти никто не предпринял попыток объективно описать НЭП? Ведь когда говорят «почти никто» — то это означает, что кто-то все-таки какие-то попытки подобного типа предпринимал. Ну и кто же этот герой?»
В одной из передач «Суд времени» я попытался вернуть забытое имя: Ларин. Юрий Ларин (настоящие имя и фамилия Михаил Залманович Лурье) — крупный советский партийный и государственный деятель. Родился в Симферополе в 1882 году. С 18 лет участвовал в революционном движении. До августа 1917 года был меньшевиком. С августа 1917 года вступил в РСДРП(б). С 1917 года — член президиума ВСНХ (Высший совет народного хозяйства). Фактически руководил ВСНХ. Рьяно проводил коллективизацию. Вообще являлся ревностным сторонником распределительной системы. Один из создателей Госплана. С ноября 1921 года — член Президиума Госплана. Умер в 1932 году. Прах Ларина погребен в Кремлевской стене.
Книга Ларина «Частный капитал в СССР» издана в 1927 году по материалам судебных дел о нэпманах. В этой книге Ларин описывает то, как именно пилили в годы НЭП не какие-то там шуры балагановы, а очень солидные партийные, государственные и иные дяди и тети. В книге Ларина описаны все виды такого распила. Каждая глава посвящена одной из разновидностей распила.
Глава первая — «Агенты и соучастники частного капитала в госаппарате».
Разве не актуальное название у этой главы? У нас все ахают и охают по поводу того, как воруют чиновники. Но они же являются агентами и соучастниками некоего суперворовства, оно же — первоначальное накопление капитала, не правда ли? А ведь как хочется перевести стрелку и заявить, что корень зла не в том, что первоначальное накопление формирует лжекапиталистическую раковую опухоль. А в том, что чиновники у нас плохие. То есть они, конечно же, плохие, не спорю. Но одно дело — исступленно орать об их скверности. И совсем другое дело — поставить диагноз нашему капитализму. Притом, что этот диагноз фактически ничем не отличается от того, который поставил Ларин пресловутой НЭП.
Вторая глава книги Ларина называется «Лжегосударственная форма деятельности частного капитала». Так актуально, что дух захватывает, не правда ли?
Третья глава книги Ларина называется «Злостная контрагентура». Ничуть не менее актуально, так ведь?
Ну, а дальше идут главы, в которых Ларин конкретно описывает, как именно пилили и на чем.
В главе четвертой он описывает распил на неликвидах.
В главе пятой — хищническую аренду как особую форму распила.
В главе шестой описывается распил через систему перекупок.
В главе седьмой — распил через контрабанду.
В главе восьмой — распил через государственный денежный кредит.
В главе девятой — распил через государственные займы.
В главе десятой — распил через валютные операции.
Ларин очень конкретен. Он приводит примеры того, как именно идут вразнос разложившиеся партийно-государственные хищники и их капиталистические союзники нэпманы.
Примеры убийственные. Речь идет иногда о скрытых формах приватизации целых улиц и районов. И о конкретном парт-гос-зверье, которое осуществляет это рука об руку с оборзевшими нэпманами разных мастей и калибров.
Но Ларин не тонет в этой конкретике — он делает вывод. И это убийственный вывод. Согласно Ларину, криминальная опухоль первоначального капиталистического накопления, осуществляемого под маской НЭП, вот-вот пожрет государство и народ. Единственная альтернатива — удаление опухоли, причем безжалостное.
Очень символическая бытовая деталь: Бухарин, протестовавший против удаления этой опухоли, был женат на дочери Ларина.
Книга Ларина была смертным приговором Бухарину и его сторонникам. До 1937 года Ларин не дожил. Но к 1932 году, когда он умер, капиталистическая криминальная опухоль была фактически удалена. И страна выжила.
Одна из причин моей нелюбви к произведениям Ильфа и Петрова — сокрытие ими серьезности распила с помощью превращения оного в балаган. Недаром же Шуру, который пилит, называют Балаганов. Ильф и Петров люди умные — и очень точно выбирают фамилии своих персонажей. В сатире (а именно таков жанр их произведений) всегда фамилии персонажей выбираются точно и содержат в себе целую систему ссылок, намеков и адресаций.
Произведения Ильфа и Петрова — это карнавализация нэпмановского распила. О карнавализации и ее зловещем значении много написано Анной Кудиновой, и здесь я к этой теме возвращаться не буду. Укажу лишь, что, когда уже нельзя избежать обсуждения определенной темы (темы распила, например), распильщикам, желающим остаться в тени, остается только одно — превратить обсуждение этой темы в балаган. Посмотрите, мол, какие мелкие и трогательные персонажи населяют нэпмановскую эпоху. Как беспомощны даже самые свирепые из них. И как трогательно гуманистичны менее свирепые. И что, мы с вами со звериной серьезностью будем обсуждать распил эпохи НЭП, который чуть было не погубил страну? Давайте вместо этого посмеемся, поумиляемся... И подведем черту.
Увы, даже после операции по удалению опухоли первоначального накопления капитала эпохи НЭП, операции, осуществленной в 30-е годы ХХ века, подвести черту не удалось. Зверское накопление военной эпохи, когда постнэпмановское зверье наживалось на голоде и беде… Новые витки послевоенного накопления... И — катастрофа обрушения СССР. Вот что такое «пилите, Шура, пилите»… Допилились!
Между тем, к Шуре все не сводится. Потому что так, где Шура, там и шура. Мы подходим к моменту, когда данная закономерность, спрятанная ранее в тени разнообразных процессов, начинает выходить на свет божий.
4 октября исполнилось 20 лет со дня неслыханного преступления, совершенного Ельциным, расстрелявшим собственный парламент.
Осуществите элементарный мысленный эксперимент — перенос этого деяния Ельцина с той географической точки, где оно было осуществлено (Москва), на любую другую географическую точку (Париж, Лондон, Нью-Йорк, Рим, Тель-Авив и так далее) — и всё станет ясно. Под вопли о том, что нам надо учиться у них демократии, — демократия была свирепо растоптана. К сожалению, к этому всё не сводится. А как бы хотелось автору этих строк, чтобы всё сводилось к Ельцину, его преступным деяниям…
Увы, такое зауживание рамок лишает нас всех способности понять свое прошлое. А значит, и предуготовиться к тому будущему, которое вытекает из этого прошлого с предельной неумолимостью.
Многие считают, что 21 августа 1991 года (когда сдались так называемые путчисты) или 8 декабря 1991 года (беловежский преступный сговор по окончательному расчленению СССР) — трагичнее и масштабнее, чем то, что произошло 4 октября 1993 года.
Попытаюсь перечислить причины, по которым именно 4 октября 1993 года следует считать наиболее мрачным, зловещим и долгоиграющим событием эпохи демонтажа советской системы и советского образа жизни.
Причина первая. И 21 августа 1991 года, и 8 декабря 1991 года отсутствовала крупная точка сборки, то бишь политически значимое место, в котором могли бы собраться те, кто был внутренне готов сопротивляться действиям врага, разрушающего Советский Союз. Ни КПСС, ни ГКЧП не сказали народу: «Придите в такое-то время туда-то и поддержите нас».
В 1993 году таким местом был Дом Советов на Краснопресненской набережной. А с обращением: «Придите к Дому Советов и поддержите нас!» — обратились ключевые политики страны.
Александр Руцкой, который к этому моменту на законных основаниях был исполняющим обязанности президента РФ.
Руслан Хасбулатов, возглавлявший представительную власть, которая на тот момент значила по Конституции больше, чем президентская.
Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда. И так далее.
Причина вторая. И 21 августа 1991 года, и 8 декабря 1991 года на стороне тех, кто хотел бороться с разрушителями, не было стопроцентной юридической правоты. И теперь многие не хотят верить в то, что Горбачев спровоцировал в августе 1991 года членов ГКЧП так же, как Керенский в августе 1917 года спровоцировал Корнилова.
Но даже если это, наконец, будет доказано самым неопровержимым образом, что это изменит? Вольно ж было Корнилову поддаваться на провокацию. Вольно ж было членам ГКЧП хоть как-то и хоть в какой-то мере соотносить себя с Горбачевым. И наконец, коль скоро это так, то чем Горбачев лучше Ельцина?
Лично я считаю, что и 21 августа 1991 года, и 8 декабря 1991 года — это черные даты российской истории. Что Горбачев и Ельцин — преступники. Но никакой окончательной правовой внятности в происходящем тогда не было. А на 21 сентября 1993 года, когда Ельцин подписал свой преступный указ 1400, и уж тем более на 4 октября 1993 года, когда он растоптал, повинуясь низменным кровожадным инстинктам, и право, и закон, и демократию, — правовая внятность была абсолютной. С правовой точки зрения однозначно и неопровержимо правы были те, кто сказал «нет» указу 1400. И если право хоть что-то значит, если обязанность гражданина встать на сторону права — то каждый гражданин должен был находиться в те страшные сентябрьские и октябрьские дни на стороне сил, сказавших «нет» ельцинскому антиправовому бесчинству.
Причина третья. В 1991 году граждане могли считать, что происходит смена идеала — коммунистического идеала советской эпохи на правовой, демократический идеал новой, постсоветской, эпохи. Смена идеалов — это историческая норма. Идеал монархии меняется на идеал Великой французской или Английской буржуазной революции... или на идеал Великой Октябрьской революции. Идеалы меняются — народ как держатель сверхисторического смысла остается. Да, именно сверхисторического. Ибо исторический смысл все же маркируется в основном идеалом. А смена идеалов маркируется чем-то большим. Тут мы имеем дело и с квинтэссенцией истории, и с метаисторией — то есть... То есть с метафизикой. В принципе, уже сама история метафизична. Но уж метаистория — тем более.
Итак, с метафизической точки зрения смена идеалов — это нечто допустимое. Страшное, кровавое, но допустимое. А в каком-то высшем смысле и необходимое. А вот уход из той или иной церкви идеального в антицерковь — и именно антицерковь — потребления... Это совсем другое. И именно это было сделано в октябре 1993 года. Со всеми вытекающими последствиями, которые, перестав жмуриться, надо наиподробнейшим образом обсудить.
