Судьба гуманизма в XXI столетии
На протяжении всего этого исследования проблема Энея находилась в центре нашего внимания. Интересовал нас, собственно, не сам Эней, а некая великая римская идентичность, воспетая прежде всего Вергилием — этим величайшим оформителем интересующей нас идентичности. Интересует же нас эта идентичность и потому, что есть определенная связь между нею и общезападной идентичностью, существующей тысячелетия, и потому, что, рассмотрев истоки западной идентичности, мы можем уточнить истоки нашей идентичности, определив тем самым, в чем она совпадает с западной и чем от западной отличается.
На данном этапе исследования мы дополнительно укрепились в том, что касается правомочности определения энеевской идентичности еще и как идентичности не вообще троянской, а именно дарданской. Мы убедились также в том, что внутри общетроянской метаидентичности находится место сразу нескольким идентичностям, включая эту самую дарданскую, то есть энеевскую. Особенно тщательно разрабатывает эту тему даже не великий Вергилий, а его величайший предшественник Гомер, чьи построения в дальнейшем должны были тысячелетиями разрабатывать все, кто тем или иным способом варьировал троянскую тему. Да, именно все, Вергилий — в том числе. Как бы ни был важен и авторитетен Вергилий, а он для исследуемой нами проблематики важен более чем кто-либо другой, Гомер древнее и авторитетнее Вергилия, и потому его поэтическими свидетельствами мы не имеем права пренебрегать. Это так по отношению ко всем рассматриваемым нами проблемам. И это вдвойне так, коль скоро речь идет о проблеме дарданской идентичности, особым образом размещенной, как мы уже убедились, внутри общетроянской метаидентичности. Поэтому я предлагаю не пренебрегать ни одним из сообщений Гомера, содержащихся в «Илиаде», коль скоро речь идет о сообщениях, касающихся Энея, дарданов и всего, что к этому примыкает.
Описывая поединок Ахилла и Энея и вмешательство богов в этот поединок, Гомер, сообщив о достойном противодействии, которое оказал Эней самому могучему из героев «Илиады» Ахиллу, тут же сообщает, что Ахилл (сын Пелеев) всё равно победил бы Энея, если бы не некое вмешательство. Вот что сказано об этом вмешательстве:
Сын же Пелеев мечом у Энея исторгнул бы душу,
Если б того не узрел Посидон, потрясающий землю.
Быстро к бессмертным богам устремил он крылатое слово:
«Боги! Печаль у меня о возвышенном духом Энее!
Скоро герой, Ахиллесом сраженный, сойдет к Аидесу,
Ложных советов послушав царя Аполлона, который
Сам, безрассудный, его не избавит от гибели грозной.
Но за что же теперь, неповинный, он бедствовать будет?
Казнь понесет за вины чужие? Приятные жертвы
Часто приносит богам он, на небе великом живущим.
Боги, решимся и сами его из-под смерти исторгнем.
Может, и Зевс раздражится, когда Ахиллес у Энея
Жизнь пресечет, предназначено роком — Энею спастися,
Чтобы бесчадный, пресекшийся род не погибнул Дардана,
Смертного, Зевсу любезного более всех человеков,
Коих от крови его породили смертные жены;
Род бо Приама владыки давно ненавидит Кронион.
Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться».
Тут в полемику с Посейдоном вступает богиня Гера, которая говорит о клятве, принесенной ею и Афиной Палладой, не спасать никого из троянцев ни при каких обстоятельствах. Посейдону приходится действовать на свой страх и риск. Он разливает ужасную тьму пред очами Ахилла, сына Пелеева, и перемещает Энея в точку, далекую от той, где Эней должен был бы пасть от рук Ахилла.
Посейдон является Энею, упрекает его в том, что Эней, возгордившись, считал для себя возможным сражаться с Ахиллом, запрещает Энею вновь сражаться с Ахиллом и пророчит Энею великое будущее после того, как Ахилл достигнет рокового предела, то есть умрет. Эней получает очень важное напутствие, а Ахилл, обнаружив исчезновение Энея, сокрытого от него могущественным богом Посейдоном, смиряется перед божественной волей и тем самым подтверждает некую исключительность энеевского, дарданского рода, выделенного кем-то и чем-то из общетроянской системы самых разных родов:
«Верно и сей Анхизид божествам олимпийским любезен!
Он, полагал я, любовию их напрасно гордится.
Пусть он скитается! Мужества в нем, чтоб со мною сразиться,
Больше не будет; и ныне он рад, убежавши от смерти».
Кстати, чуть ранее Ахилл, издеваясь над Энеем, спрашивает своего противника, не хочет ли он отнять у приамидов власть, возвеличив тем самым дарданцев и умалив иные, ныне более влиятельные недарданские общетроянские элитные группы (роды).
Уже знакомый нам Гладстон так комментирует приведенные только что цитаты из Гомера:
«Пророчество Посейдона со всей очевидностью было основано на том, что фактически происходило непосредственно после Троянской войны; и именно поэтому менее всего вероятно, что эта традиция была придумана. Роль, которую сыграл в войне Эней, была не самой выдающейся; и характер его, холодный и робкий, был далек от того, чтобы вызвать симпатию самого Гомера и его соотечественников; он показан, как представитель дарданской ветви династии, который искоса, завистливым взором смотрит на господствующий Илионский дом Приама. Такая позиция ни в коей мере не соответствует общему духу поэмы, которая после Ахилла прославляет ахейцев, а после ахейцев — дом Приама. Однако, с другой стороны, ничего не могло быть более возможно или более естественно, чем то, что после ухода греков в Троаде воцарился какой-то общественный или политический порядок и что после крушения дома Приама это установление должно было осуществляться под руководством оставшегося в живых представителя семьи, который, видимо, представлял старшую ветвь и который, наверное, стоял непосредственно после Приама по власти и влиянию. Нам нигде не говорят, что Дардания была, подобно столь многим городам, разрушена войной. Дружба Посейдона, возможно, говорит о том, что Дардания была связана с какими-то иноземцами союзом или дружбой, коими не пользовались сами троянцы, которых ненавидел Посейдон; и если мне ответят, что такое царство, скорее всего, должно было находиться в Дардании, чем в перестроенном Илионе, то я скажу, что это именно то, что, судя по всему, предполагается в тексте, ибо там говорится, что мощь Энея будет господствовать не в Трое, но над троянцами (Troessin anaxei), а троянцы — это жители Троады».
Итак, мы постоянно накапливаем доказательства (или свидетельства) в пользу того, что дарданы, а значит, и Эней, — это нечто отдельное, хотя и размещенное внутри достаточно неоднородной троянской общности. Тем самым знаменитое обращение Антенора в гомеровской «Илиаде» по отношению к этой многоликой общности («Трои сыны, и дарданцы, и вы, о союзники наши!») никак не является экзотическим вкраплением, за которое мы цепляемся с тем, чтобы вывести из этой, так сказать, мелочи (которая сама по себе, согласитесь, отнюдь не мелочь) некую далеко идущую теорию дарданской исключительности. Не мы создаем эту теорию. Она создана задолго до нас самыми выдающимися умами. И не на пару строк из «Илиады» эта теория опирается, а на огромный внутригомеровский доказательный материал.
Гомер всё время возвращается к дарданской исключительности. К примеру, великий ахейский герой Диомед, названный Гомером «знаменитый воитель», сетует на то, что советы мудреца Нестора по поводу необходимости отступить перед войском троянцев («Друг Диомед, оборачивай к бегству коней быстроногих»), конечно, надо было бы выполнить, но страшит то, что Гектор после этого скажет, что Диомед «к короблям убежал устрашенный». Нестор, успокаивая Диомеда, говорит ему, что
Если бы Гектор тебя и робким назвал, и бессильным,
Веры ему не дадут ни дардане, ни граждане Трои.
Можно ли точнее сказать, читатель? Есть дардане, а есть граждане Трои. Это ли не свидетельство специфичности обсуждаемых нами дарданцев?
А Гектор, об оценках которого только что было сказано, обращаясь к троянскому войску, говорит:
«Трои сыны, и ликийцы, и вы, рукопашцы дарданцы!
Будьте мужами, о други, помните бурную доблесть!»
Прочитав всё, что мною приведено, читатель может упрекнуть меня в излишней дотошности и сказать, что одной десятой приведенных доказательств достаточно, чтобы говорить и о дарданской исключительности у Гомера, и о дарданской исключительности как источнике исключительности Энея, а значит, и исключительности Древнего Рима. В чем-то соглашусь с читателем, но обращу его внимание на то, что мы живем в особую эпоху, основные черты которой таковы:
№ 1 — бесконечная тяга к произвольным постмодернистским умозаключениям, которым свойственна абсолютная небрежность в том, что касается доказательной базы, и волюнтаристская безжалостность при интерпретации клочков, выдираемых из этой базы.
№ 2 — бесконечная далекость от античных первоисточников, которые веками и тысячелетиями лежали в фундаменте культуры вообще и особенно в фундаменте той субкультуры, на которую опиралось правящее сословие (античное, феодально-рыцарское, дворянское и даже формировавшееся буржуазное).
№ 3 — вопиющий кризис нашей собственной идентичности, порожденный распадом СССР и всем, что за этим последовало.
№ 4 — атеистическое воинствующее нежелание идеологов советизма заниматься связью советской идентичности с идентичностями предшествующими.
№ 5 — скрываемое от общества движение от того, что именовалось гуманизмом и демократией, к чему-то совсем другому.
№ 6 — формирование этого сокрытого «совсем другого» вокруг ценностей, не имеющих ничего общего не только со светским гуманизмом в его буржуазном или советском варианте, но и с христианством, классическими мировыми религиями, со всем тем, что является фундаментом этих мировых религий. Внутри формирующегося сейчас явно присутствует зловещая и далеко не светская новизна.
№ 7 — связь этой новизны с предельной архаикой в ее предельных антигуманистических модификациях.
№ 8 — категорическая неприемлемость гаданий на кофейной гуще о том, что день грядущий нам готовит. В вопросе об этой зловещей новизне мы должны быть тем более строги, чем в большей степени эта новизна навязывает нам презрение к подобной строгости, противопоставляя ей очень гибкую произвольность.
№ 9 — насущная необходимость передавать определенные знания общественным группам, которые и раньше не были обременены классической гуманитарностью, а теперь далеки от нее как никогда ранее.
Может быть, подумав над названными мною особыми обстоятельствами №№ 1–9, читатель иначе отнесется к моей дотошности. Я же, оформив некий комплекс представлений по поводу дарданской/энеевской/древнеримской идентичности и ее обособлений даже внутри очень специфической троянскости, двинусь дальше по достаточно коварному, нечеткому, но все-таки нащупанному дарданскому следу.
У Гомера Эней в своем препирательстве с Ахиллом говорит нижеследующие слова:
«Нашего предка Дардана Зевс породил громовержец:
Он основатель Дардании; сей Илион знаменитый
В поле еще не стоял, ясноречных народов обитель;
Жили еще на погориях Иды, водами обильной».
Поскольку в определенные тексты Гомера и других античных авторитетов приходится иногда всматриваться по несколько раз, используя разную исследовательскую оптику, то сразу оговорю, что в данном случае это высказывание Энея рассматривается мной всего лишь с позиций «Что? Где? Когда?». Эней говорит о том, что нынешняя прекрасная Троя, которую он называет «сей Илион знаменитый», в момент основания Дардании и пришествия дарданцев еще не существовала. Эней говорит, что этот нынешний знаменитый Илион в момент, когда дарданцы пришли на ту территорию, где он сейчас доминирует, не существовал (буквально — «в поле еще не стоял»), и что тогда, когда он не существовал, пришедшие дарданцы нечто построили на погориях горы Иды. Тем самым основание Дардании предками Энея (они же — дарданцы) относится ко времени до основания Илиона.
Как я уже неоднократно подчеркивал, ни один из мифов не может обойтись без глубоких разночтений. Это касается и мифа о Дардане.
Мы уже установили, что Дардан:
- сын Зевса и плеяды Электры;
- брат Иасиона, возлюбленного богини Деметры, имеющего, как и сама эта богиня, прямое отношение к Элевсинским мистериям;
- родоначальник племени дарданов, которое теперь нас стало интересовать в связи с Энеем и прочими, с ним связанными, сюжетами;
- герой одной из историй о потопе.
О каком именно потопе идет речь? Мы уже обсуждали разные истории о потопах — библейские, шумеро-аккадские и греческие. Греческих потопов было как минимум три: Огигов, Девкалионов и Дарданов. Два из них мы уже обсуждали, вкратце напомню.
Огигов потоп произошел при царе Огиге. Огиг — мифический фиванский царь, основатель Элевсина. В его царствование, примерно совпадающее по времени с исходом евреев из Египта, большие территории Аттики (она же — юго-восточная часть Греции) были затоплены, Аттика оказалась опустошена, ее города разрушены, безвластие длилось 200 лет и кончилось лишь с воцарением Кекропа — мифического змееногого царя, царя-змея, рожденного из земли, строителя афинского Акрополя и так далее.
Девкалионов потоп, который мы обсуждали наиболее подробно, был порожден нечестием Ликаона и его сыновей, предложивших Зевсу человеческое мясо. Зевс разгневался и решил погубить греховное человечество. По указанию Прометея, его сын Девкалион построил ковчег и спасся вместе со своей женой Пиррой. Девкалион и Пирра основали новое послепотопное человечество. Однако спаслась и часть допотопного человечества, которая была спасена волками, успела убежать от потопа на гору Парнас и переселилась потом в Аркадию, где продолжила заниматься Ликаоновыми мерзостями.
Дарданов потоп, несмотря на его мистичность, наиболее понятен и с чем-то может быть исторически соотнесен. По крайней мере, по его поводу есть серьезный геологический и геофизический материал. Если говорить об этих соотнесениях с историей, то, скорее всего, под Дардановым потопом надо понимать событие, случившееся в районе 5600 года до н. э. Потоп был вызван мощным землетрясением, расколовшим единый горный массив, соединявший Европу и Азию. В этом массиве возникли глубокие трещины. По ним вода из средиземноморского бассейна с огромной скоростью устремилась на север. В ту изолированную впадину, которой до этого было нынешнее Черное море. Заодно с расширением Черного моря образовалось очень мелкое Азовское море. Дарданово потопное буйство длилось целый год. И в течение этого года невероятно могучий поток переносил колоссальные массы воды из Средиземного моря в Черное. Уровень воды в Черном море за короткий срок поднялся на 100 метров. Воды затопили огромную площадь черноморского побережья. На восточном краю Черного моря береговая линия отодвинулась на 200 км. В Мраморном море уровень воды поднялся на 50 метров.
Данный потоп достаточно подробно исследован учеными — геологами, геофизиками, гидробиологами. Было показано, что до глубины 100 метров не имело место осадконакопление в период, предшествующий потопу. А значит, морские территории, которые ныне находятся на этой глубине, в период до потопа действительно были сушей. И потому осадконакопление не шло. Ряд ученых считает, что уровень воды сначала катастрофически поднялся, а потом понизился. Но вряд ли стоит здесь вникать во все эти детали.
По поводу данного потопа, как и по поводу всех потопов, — существует много выдумок (ложных датировок, домысливаемых деталей, фантазий, добавляемых к реально произошедшему). Но какое-то количество реальной научной информации по этому поводу, повторяю, есть.
Если же возвращаться от реалий к мифу, то миф гласит, что Дардан во время потопа, названного его именем, переправился в Малую Азию с острова Самофракия. Ну а всё, что происходило позже, уже было нами обсуждено. Встреча с царем Тевкром, женитьба на его дочери Батии... Да, кстати, и основание города Дардании, античного города, входящего в состав территории, именуемой Троада. По преданию, этот город основан Дарданом у подножия горы Иды. И уже гораздо позже, при внуке Дардана Тросе, народ стал называть эту территорию не Дарданией, а Троадой. Как мы знаем, возможно, до Дардана эта территория называлась Тевкрией.
А теперь о разночтениях внутри обсуждаемого мифа. По его аккадской версии, Дардан сначала жил в Аркадии, потом переселился из нее в Самофракию, а потом уже добрался до Малой Азии и там развернул свою деятельность.
Дионисий Галикарнасский пишет по этому поводу следующее: «О том, что троянский народ по большей части принадлежал к эллинскому и некогда выселился из Пелопоннеса, отмечено у некоторых старинных писателей и будет поведано вкратце мной. Суть легенды такова. Первым царем в нынешней Аркадии был Атлант, обретавшийся близ Таумасийской горы».
Стоп. По поводу Таумасийской горы необходимо дать короткое пояснение. Оно и само по себе необходимо. Но, возможно, оно в дальнейшем нам пригодится в связи с движением по обнаруженному дарданскому следу. Таумасийская гора находилась в Аркадии. «Таумасийская» — означает «чудесная». Почему чудесная? Потому что якобы в пещере этой горы (по другим версиям это были другие пещеры — в том числе на Крите) жена бога Кроноса богиня Рея, находясь под защитой гигантов, прятала Зевса, которого Кронос должен был съесть. Почему это важно? Потому что с Реей и ее различными священными производными связаны далекоидущие сюжеты, которые вскоре нам предстоит рассмотреть. Оговорив это, вернемся к Атланту. Как сообщает всё тот же Дионисий Галикарнасский, у этого Атланта «родилось семь дочерей, которые ныне, как говорят, находятся на небе под именем Плеяд. Одну из них, Электру, взял в жены Зевс и произвел от нее детей — Ясона и Дардана. 2. Так вот, Ясон остался холостым, Дардан же женился на Хрисе, дочери Палланта, от которой у него родились дети — Идей и Деймант. В то время когда они, восприняв власть Атланта, правили Аркадией, во всей стране произошло страшное наводнение, равнины оказались залиты водой и на долгое время непригодны для земледелия. Людям пришлось жить на горах, с трудом добывая себе пропитание. Тогда по зрелому размышлению они пришли к заключению, что оставшейся в их распоряжении земли не хватит всем для прокормления, и разделились на две части. Одни из них остались в Аркадии, выбрав царем Дейманта, сына Дардана, а прочие, собрав пожитки, отправились в дальнее странствие из Пелопоннеса. 3. Плывя вдоль европейского побережья, они достигают Меланского залива и случайно пристают к какому-то острову близ Фракии — не могу сказать, был ли он ранее заселен или необитаем. И они наделяют его прозвищем, составленным из имен человека и места — Самофракия. Ведь островок относился к Фракии, а основателем колонии был Самой, сын Гермеса и нимфы Киллениды, которая звалась Репой. 4. Недолго странники оставались на острове из-за тяжкой доли, ибо им приходилось бороться со скудной землей и бурным морем. Поэтому они, оставив на острове немногих поселенцев, в большинстве своем возобновили путешествие в Азию, где сделали основателем колонии Дардана (поскольку Ясон, как гласит молва, скончался на острове от удара молнии, ибо возжелал взойти на ложе Деметры)».
Вопрос о том, что именно произошло между Иасионом и Деметрой, мы будем обсуждать отдельно (в определенных вариантах этого мифа говорится о том, что Деметра успела зачать от Иасиона и родить — даже так!). Но то, что брат Дардана Иасион связан браком аж с самой Деметрой, то, что он наказан за это так же, как Анхиз наказан за брак с Афродитой (мягкость наказания Анхиза не имеет тут решающего значения), — это важно.
Потому что это означает, что мы имеем дело с семьей, наследующей жреческие традиции. Причем жреческие традиции очень непростые и для нас важные. Но продолжим чтение Дионисия Галикарнасского: «Сойдя с кораблей в Геллеспонте, они осели в краю, позднее названном Фригией».
Фригия — это очень непростое место или точнее это место, имеющее глубочайшие жреческие традиции. Кстати, каким-то таинственным образом эти традиции дотянулись до Великой французской революции, в символике и ритуалах которой особое место придавалось знаменитому древнему фригийскому колпаку. Оговорив, что и это требует отдельного обсуждения, я продолжу цитирование всё того же автора: «Идэй, сын Дардана, с частью воинства обосновался в горах, которые теперь в честь него зовутся Идэйскими».
Идейские горы — это отдельная тема. На Крите существует гора Ида, с которой связаны определенные предания и сущности. Но и во Фригии есть гора Ида. С ней связаны эти же сущности. А троянская гора Ида, которую сейчас называют Каз-Даг и с которой тоже связаны многочисленные предания...
Итак, Идейские горы — это отдельный сюжет, связанный со специальными сущностями, именуемыми то дактилями, то кабирами. И вот вам, пожалуйста — род Дардана имеет отношение к Самофракии. А что такое Самофракия? Это опять же кабирские мистерии. Так может, этот род надо назвать кабирским? Не будем торопиться, но в любом случае, речь идет о служении богине Рее и тому древнейшему, по отношению к чему Рея, как и Деметра, — это древние, но всё же более современные маски, скрывающие совсем уж архаический лик.
Какой лик? Что говорит об этом Дионисий Галикарнасский, обсуждая связь этого лика с Идеем, сыном Дардана, ушедшим в горы, именуемые Идейскими? Что, по свидетельству Дионисия Галикарнасского, сделал Идей в этих горах? А вот что: «Там он воздвигнул святилище Матери богов и учредил таинства и празднества, кои справляются во Фригии и по сию пору повсеместно».
Ну вот мы и добрались до того, что скрывается под масками Деметры, Реи, Аты и так далее. А возможно, и более классических богинь. Жреческий род Дардана — это род, связанный с мистериями этой древней сущности, она же — Матерь Богов (не чуете перекличку с Матерями в «Фаусте» Гёте?).
(Продолжение следует.)
