Технология переворота: обвинение Берии в связи с мусаватистской контрразведкой
Помимо обвинения в захвате власти, ликвидации советского строя и реставрации капитализма, одним из основных обвинений против Берии была его «тайная связь» с мусаватистской контрразведкой в Азербайджане, через которую он, по версии следствия, был связан с английской разведкой. Касательно данного пункта обвинения в приговоре суда содержится следующее:
«Установлено, что тайные связи с иностранными разведками Берия завязал еще в 1919 году, когда, находясь в Баку, он совершил предательство, поступив на секретно-агентурную должность в контрразведку мусаватистского правительства в Азербайджане, действовавшую под контролем английских разведывательных органов. Как агент мусаватистской контрразведки, Берия вел активную борьбу с революционным рабочим движением в Азербайджане. В 1920 г. Берия, находясь в Грузии, вновь совершил изменнический акт, установив тайную связь с охранкой грузинского меньшевистского правительства, также являвшейся филиалом английской разведки.
Во все последующие годы, вплоть до своего ареста, Берия поддерживал и расширял тайные связи с иностранными разведками.
Суд установил, что начало преступной изменнической деятельности Берия относится еще ко времени гражданской войны. На протяжении многих лет Берия и его соучастники тщательно скрывали свою вражескую деятельность».
Прежде чем переходить к анализу фактов и свидетельств по этому пункту приговора, необходимо разобраться с политической ситуацией в Азербайджане в данный период времени. В своих воспоминаниях Анастас Микоян, который еще до Октябрьской революции был активным деятелем революционного движения на Кавказе, очень подробно описывает политическую ситуацию в Закавказье. После Февральской революции 1917 года в Баку, столице Азербайджана, помимо общероссийских партий было несколько националистических, которые перечислены ниже.
«Гуммет»
«Гуммет» (от азербайджанского hümmət — «энергия») — азербайджанская организация социал-демократов, примыкавшая к большевикам. В Большой советской энциклопедии можно найти следующее описание этой организации:
«Гуммет» («Энергия») — социал-демократическая группа, организованная по инициативе И. В. Сталина в 1904 для политической работы среди трудящихся Азербайджана. Возглавляли «Гуммет» ученики и соратники И. В. Сталина — Мешади Азизбеков, Алеша Джапаридзе, Ханлар Сафаралиев, Мамед Мамедьяров и другие. «Гуммет» работала под руководством Бакинского комитета РСДРП на правах районного комитета партии. «Гуммет» помогала сплачивать вокруг большевистской организации широкие массы азербайджанских рабочих, вела среди них большую агитационную, пропагандистскую и организационную работу, отстаивая принципы пролетарского интернационализма. <...>
Встревоженные успехами работы большевиков, царские сатрапы и нефтепромышленники организовали убийства активных деятелей «Гуммет». <...>
«Гуммет» не была однородна по своему составу. Большевики вели борьбу против проникших в «Гуммет» националистически настроенных элементов. После Февральской революции «Гуммет» возобновила свою работу под руководством М. Азизбекова. На VI съезде партии (1917) стоял вопрос о работе «Гуммет». Съезд приветствовал «Гуммет» как первую социал-демократическую организацию большевистского направления среди азербайджанских трудящихся. VI съезд предложил Центральному Комитету партии оказывать «Гуммет» материальную и всякую иную поддержку. Летом 1919 «Гуммет» раскололась. Небольшая часть «Гуммет», скатившаяся на враждебные пролетариату позиции, примкнула к меньшевикам, большевистская часть «Гуммет» была принята в КП(б) Азербайджана».
Стоит обратить внимание, что при создании данной статьи в БСЭ была использована книга Мир Джафара Багирова «Из истории большевистской организации Баку и Азербайджана», вышедшая в 1949 году, о чем составители БСЭ пишут в конце статьи. Упоминание Сталина как создателя «Гуммет», вероятнее всего, идет именно из книги Багирова. При этом интересно отметить, что в материалах допроса Берии нет упоминания Сталина как создателя «Гуммет». Прокурор Руденко, который допрашивал Берию, не мог не знать про описание «Гуммет» из тринадцатого тома БСЭ, который вышел в 1952 году. Однако, согласно протоколам допроса, ни Руденко, ни Берия не упоминают Сталина в качестве создателя «Гуммет», от которой Берия, согласно официальной автобиографии, получил задание на работу в мусаватистской контрразведке.
Стоит отметить, что Анастас Микоян в своих мемуарах также не упоминает Сталина в качестве создателя «Гуммет». При этом нужно учитывать, что мемуары Микояна в целом имеют явный антисталинский характер и пытаются максимальным образом переложить всю ответственность за события 30–50-х годов в СССР лично на Сталина. И, хотя вопросы о том, имеет ли лично Сталин отношение к созданию «Гуммет» и почему он упоминается в этом ключе в БСЭ, не связаны напрямую с исследованием в рамках данной работы, они представляются интересными для более подробного изучения.
«Адалет»
«Адалет» или «Адалят» (в переводе с персидского — «справедливость») — социал-демократическая организация иранских рабочих. В Большой советской энциклопедии можно найти следующее описание этой организации:
«Адалет, социал-демократическая организация иранских рабочих. Начало ее созданию было положено по решению Бакинского комитета РСДРП Б. Агаевым, Б. Агасиевым, М. Алекперовым, Г. Б. Гаджиевым, А. Гафар-заде, К. Садык-заде, А. Юсиф-заде и другими для работы среди рабочих — выходцев из Иранского Азербайджана. Оформилась как организация в мае 1917 года. «Адалет» действовала в Азербайджане, некоторых городах Средней Азии, Астрахани, на территории Ирана. С июня 1917 года издавалась в Баку на азербайджанском и на фарси языках газета «Байраги адалет» («Знамя справедливости»). Руководящие деятели «Адалет» входили в Бакинский и Кавказский краевой комитеты большевиков. В 1920 году организации «Адалет» на территории России слились с местными коммунистическими организациями [Бакинской организацией РКП(б) и коммунистической организацией «Гуммет»].
На территории Ирана (главным образом в Тебризе, Тегеране, Реште, Энзели и других городах) к 1920 году существовали организации «Адалет», в которые входили рабочие, ремесленники и мелкая городская буржуазия. Основные требования этих организаций (опубликованы в марте 1920 года): борьба с английским империализмом, шахским правительством, феодалами и передача земель крестьянам. В апреле-мае 1920 года в связи с подъемом национально-освободительного движения организации «Адалет» легализовались в Иранском Азербайджане и Гиляне. На 1-м съезде (22–24 июня 1920 в Энзели) иранские организации «Адалет» объединились в Иранскую коммунистическую партию».
Как видно из текста статьи, в 1920 году «Адалет» слилась с «Гуммет» и Бакинской организацией РКП(б). Интересно отметить, что в своих мемуарах Анастас Микоян указывает, что в 1919 году еще не было единого решения о слиянии этих трех организаций в одну. В частности, Микоян приводит свой разговор с Лениным, в котором он сообщает Ленину, что, несмотря на решение ЦК от 1919 года, согласно которому «Гуммет» признавалась самостоятельной Коммунистической партией Азербайджана с правами областного комитета партии, представители всех коммунистических организаций [«Адалет», «Гуммет» и РКП(б)] пришли к выводу, что нужно иметь единую коммунистическую организацию вне независимости от национальной принадлежности. Как утверждает Микоян, выделение «Гуммет» как отдельной организации азербайджанских коммунистов было идеей Сталина, которую Ленин вначале (в 1919 году) поддержал, а затем в 1920 году отверг, поддержав идею, продвигаемую Микояном.
«Мусават»
«Мусават» (от азербайджанского müsavat — «равенство») — азербайджанская националистическая партия буржуазии и помещиков Азербайджана. Большая советская энциклопедия (БСЭ) дает следующее описание этой партии:
«Мусават» («Равенство») — контрреволюционная буржуазно-помещичья националистическая партия в Азербайджане. Возникла в 1912 году. Выступая с пропагандой пантюркизма, мусаватисты вместе с тем раболепствовали перед царизмом. Проповедуя махровый национализм и разжигая национальную вражду между народами, партия «Мусават» пыталась отвлечь азербайджанские трудящиеся массы от революционной борьбы. Мусаватисты были врагами братского единения азербайджанского народа с великим русским народом и другими народами России.
В годы первой мировой войны 1914–1918 годов мусаватисты выступали защитниками политики царизма. После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 года «Мусават» объединилась с «Федералистской партией» азербайджанских беков. В период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции и в период иностранной военной интервенции и гражданской войны в СССР «Мусават» представляла собой одну из главных контрреволюционных сил Азербайджана.
Являясь агентами иностранных империалистов, мусаватисты в марте 1918 подняли антисоветский мятеж в Баку, который был подавлен бакинским пролетариатом. В июне 1918 они организовали в городе Гандже контрреволюционное буржуазно-помещичье «правительство» и совместно с турецко-германскими оккупантами повели борьбу против Советской власти в Баку и других районах Азербайджана. Опираясь на поддержку турецких, а затем английских интервентов, партия «Мусават» находилась у власти в Азербайджане в 1918–1920 годах. Свою предательскую роль мусаватисты старались маскировать лживыми фразами о «независимости» Азербайджана. Они стремились превратить Азербайджан в колонию иностранных империалистов, в опорный пункт борьбы против Советской России. Мусаватисты, дашнаки и грузинские меньшевики в 1918–1920 годах провоцировали в Закавказье межнациональные столкновения. Совместными усилиями восставшего бакинского пролетариата и Красной Армии мусаватский контрреволюционный режим был свергнут в апреле 1920. После установления Советской власти в Азербайджане «Мусават» была разгромлена и ликвидирована. Ее остатки за границей (главным образом в Турции) продолжают антисоветскую деятельность».
«Дашнакцутюн»
«Дашнакцутюн» (в переводе с армянского — «союз») — армянская буржуазно-националистическая партия. В Большой советской энциклопедии можно найти следующее описание этой партии:
«Дашнакцутюн», дашнаки, — армянская контрреволюционная буржуазно-националистическая партия; возникла в начале 90-х гг. XIX века в Закавказье, вела борьбу против революционного движения рабочих и крестьян. Используя национальные стремления армян к объединению, «Дашнакцутюн» демагогически выступила под лозунгом якобы освобождения армянского народа из-под ига султанской Турции и создания «Великой Армении». В действительности вся деятельность дашнаков, ставших на путь различных дипломатических комбинаций, тайных переговоров и соглашений с хищниками империалистических дипломатий (Франции, Англии, Америки, Турции и других), носила авантюристический, антинародный характер. <...>
В первой русской революции 1905–1907 годов дашнаки, защищая интересы армянской буржуазии, пытались отвлечь массы армянского народа от общерусского революционного движения, вели политику национальной обособленности, отвлекая внимание масс от революционных задач и разжигая национальную вражду между трудящимися, что было на руку царизму и наносило большой вред рабочему движению в Армении и во всем Закавказье. По указке царской полиции они организовали в Баку, Елизаветполе и других местах Закавказья армяно-татарскую резню. <...>
В годы первой мировой войны «Дашнакцутюн» была боевым авангардом армянской буржуазии и защитником интересов империалистических держав Антанты. После Февральской буржуазно-демократической революции «Дашнакцутюн» полностью поддерживала политику буржуазного Временного правительства, направленную на подавление освободительного движения угнетенных наций. В борьбе против Великой Октябрьской социалистической революции дашнаки выступили в контрреволюционном блоке с меньшевиками и мусаватистами. В июле 1918 года дашнаки, выступив совместно с эсерами и меньшевиками как агенты англо-французских и американских империалистов, поставили в Бакинском Совете вопрос о ликвидации Советской власти и приглашении английских интервентов, которые позже при участии эсеров и меньшевиков зверски убили бакинских комиссаров. С распадом Закавказского сейма дашнаки в 1918–1920 годах при помощи германо-турецких захватчиков возглавляли в Армении буржуазно-националистическое контрреволюционное правительство. <...>
Во время господства буржуазно-националистических правительств дашнаков, мусаватистов и грузинских меньшевиков Закавказье было превращено в арену непрерывных межнациональных столкновений и кровавых войн. <...>
Дашнакское правительство было свергнуто в конце ноября 1920 года. <...> С победой Советской власти в Армении «Дашнакцутюн» была разгромлена и ликвидирована; ее подонки за границей продолжают борьбу против Советской власти, являясь агентами американо-английских империалистов».
Таким образом, можно заключить, что в 1917–1920 годах основными силами, которые сражались в Азербайджане, были, с одной стороны, националистически настроенная буржуазия, представленная азербайджанской «Мусават» и армянской «Дашнакцутюн», которых поддерживали Англия и Турция, а с другой стороны — большевики и социал-демократические организации «Гуммет» и «Адалет», в создании и поддержке которых большевики сыграли ключевую роль.
Первый допрос Берии состоялся 8 июля 1953 года после окончания Пленума ЦК, на котором свергнувшие Берию представители высшего руководства страны уже предъявили ему свои обвинения. Вот отрывок из протокола первого допроса Берии касательно его работы в мусаватистской контрразведке:
«
ВОПРОС: Вы в автобиографии, написанной 22 октября 1923 г., указываете: «Осенью 1919 года от партии «Гуммет» поступаю на службу в контрразведку». Правильно это?
ОТВЕТ: Задание получил от одного из руководителей «Гуммет» — Мирзадауда Гуссейнова. Контрразведка эта находилась при мусаватистском правительстве и состояла из левых элементов коммунистов и мусаватистов и в начале своей деятельности должна была вести борьбу с белогвардейцами. Имела ли отношение к этой контрразведке английская контрразведка — я ничего не могу сообщить.
ВОПРОС: Расскажите подробно о вашей деятельности в контрразведке?
ОТВЕТ: В основном моя деятельность свелась к ознакомлению с письмами граждан, которые поступали в контрразведку. Эту работу я проводил под руководством Измайлова, который был тогда коммунистом. Работа моя в контрразведке продолжалась месяца три–четыре, а может быть, больше, сейчас не помню.
ВОПРОС: Кто такой Муссеви?
ОТВЕТ: Муссеви — левый коммунист. Еще до меня он получил задание работать в контрразведке, как это мне было известно от Гуссейнова, причем он был заместителем начальника контрразведки, а начальником контрразведки был Шихзаманов. От Гуссейнова я имел поручение контактировать работу с Муссеви. Муссеви давал задание Измайлову, а через него мне ознакамливаться с письмами и при надобности ориентировать его, Муссеви, о письмах, заслуживающих внимания. Муссеви был убит, по моему мнению, мусаватистами за его деятельность. Относится это к периоду конца 19 или начала 20 года.
ВОПРОС: Кто может подтвердить, что по заданию «Гуммет» вы работали в контрразведке, и как выполнялось это задание?
ОТВЕТ: Назвать лиц, которые могут подтвердить то обстоятельство, что именно по заданию «Гуммет» я работал в контрразведке, и как выполнялось это задание мною, — я, кроме Гуссейнова и Измайлова, не могу. В 1920 году в адрес бывшего в то время секретаря ЦК КП(б) Азербайджана Каминского поступило заявление о моем сотрудничестве в контрразведке в пользу мусаватистов. Это заявление было предметом специального разбора на президиуме ЦК АКП(б) и я был реабилитирован.
ВОПРОС: В своей автобиографии вы указываете: «...приблизительно в марте 1920 года после убийства Муссеви, я оставляю работу в контрразведке и непродолжительное время работаю в бакинской таможне». Покажите подробно по вопросу оставления работы в контрразведке, по чьему указанию вы оставили эту работу?
ОТВЕТ: По совету Гуссейнова я подал заявление начальнику контрразведки об увольнении с работы и был уволен беспрепятственно. Истинной причиной моего ухода из контрразведки являлось то, что эта контрразведка стала полностью мусаватистской. При помощи Гуссейнова я поступил на работу в Бакинскую таможню счетным сотрудником. Гуссейнов в то время был вроде директора департамента министерства финансов мусаватистского правительства и, как мне кажется, таможня находилась в его ведении. <...>
ОТВЕТ: <...> Хочу дополнить, что вопрос о работе в контрразведке подымался Каминским в 1937 году в ЦК партии, и это обвинение против меня было признано необоснованным. Так же поднимался этот вопрос и в 1938 году в ЦК партии, и так же это обвинение не нашло подтверждения.
»
Таким образом, согласно протоколу допроса, Берия подтвердил свою работу в мусаватистской контрразведке в качестве двойного агента, хотя этого никогда и не скрывал, так как данный факт был указан в официальной биографии Берии, написанной в октябре 1923 года. В сборнике «Берия. Конец карьеры» под редакцией Некрасова опубликована автобиография Берии, написанная им 17 апреля 1923 года, которая была найдена составителями сборника в личном деле Берии.
В ней Берия пишет, что в начале 1918 года прибывает из Одессы в Баку, где поступает на работу секретарем в Бакинский Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов. Во время занятия Баку турками в октябре 1918 года Берия работает конторщиком на заводе. О партийной деятельности в период с октября 1918 по февраль 1919 года Берия ничего не пишет, но указывает, что в феврале 1919 года, «будучи председателем коммунистической ячейки техников, под руководством старших товарищей выполнял отдельные поручения райкома».
Далее Берия указывает, что осенью 1919 года он направляется от партии «Гуммет» работать в мусаватистскую контрразведку вместе с Муссеви. В марте 1920 года, после убийства Муссеви, Берия уходит из контрразведки и устраивается работать в Бакинскую таможню.
Как отмечает Арсен Мартиросян, писатель-историк, бывший сотрудник КГБ, момент для внедрения Берии в мусаватистскую контрразведку с оперативной точки зрения был выбран крайне удачно: из-за раскола «Гуммет» на меньшевиков и большевиков было необходимо знать планы мусаватистского правительства Азербайджана. Подобные операции с засылкой двойных агентов в чужие спецслужбы, как пишет Мартиросян, проводили в то время все политические силы: и правые, и левые, и центристы.
То, что Берия открыто написал в своей автобиографии о своей работе в мусаватистской контрразведке, означает, что он был абсолютно уверен, что данный факт характеризует его исключительно с положительной стороны, потому что автобиографии всех советских руководителей (и уж тем более работников ЧК) досконально изучались в органах безопасности. Если бы у Берии не было весомых подтверждений о работе у мусаватистов в качестве двойного агента, тогда он либо попытался бы скрыть этот факт, либо более подробно описал бы его в своей автобиографии.
На втором допросе Берии, 9 июля 1953 года, генеральный прокурор Руденко снова поднимает вопрос о мусаватистской контрразведке:
«
ВОПРОС: Уточните еще некоторые данные Вашей биографии. Вы утверждаете, что являлись членом коммунистической партии с марта 1917 года?
ОТВЕТ: Да.
ВОПРОС: Почему же в 1919 году вы получили задание начать работу в меньшевистской контрразведке не от большевистской организации, а от «Гуммет»?
ОТВЕТ: Членом «Гуммет» я не являлся, однако задание сотрудничать в мусаватистской контрразведке я получил от «Гуммет», персонально от Гуссейнова. «Гуммет» являлся большевистской организацией.
ВОПРОС: Вам должно быть ясно, что меньшевистская разведка не могла действовать иначе, как под контролем английской разведки?
ОТВЕТ: Я ничего не замечал, чтобы английская контрразведка контролировала мусаватистскую контрразведку.
»
На одном из следующих допросов 16 июля 1953 года Руденко опять пытается уточнить, почему Берия получил задание работать в мусаватистской контрразведке от «Гуммет»:
«
ВОПРОС: Как могло случиться, что вы, будучи членом большевистской организации, как вы утверждаете с марта 1917 года, в 1919 году осенью поступаете агентом контрразведки мусаватистской по заданию «Гуммет», членом которой, как вы заявляете, не являлись?
ОТВЕТ: От большевистской партийной организации задания поступить агентом в мусаватистскую контрразведку я не имел. Имел я это задание от большевистской части «Гуммет», а в частности Гуссейнова, и я был уверен, что он действует и от имени большевистской организации.
ВОПРОС: Вы даете лживые показания. Вы не вступили в партию в 1917 году. Вам известна такая фамилия Вирап?
ОТВЕТ: Я утверждаю, что вступил в партию в марте 1917 года. Вирапа я хорошо знаю. Он был во время подполья связан с нашей ячейкой технического училища как представитель Бакинского комитета партии. В 1919 году, когда я работал агентом мусаватистской контрразведки, Вирап был задержан контрразведкой вместе с другими, и я еще оказывал ему содействие вместе с Исмайловым связаться со своими людьми. Через непродолжительное время все эти задержанные были освобождены. Впоследствии Вирап в 24–25 гг. стал ярым троцкистом и был выслан из Закавказья и, по-моему, был расстрелян.
ВОПРОС: Просили ли вы Вирап в 1920 году засвидетельствовать ваши политические убеждения в период службы в мусаватистской контрразведке?
ОТВЕТ: Такая просьба с моей стороны была. Возник этот вопрос в связи с тем, что бывший секретарь ЦК Азербайджана Каминский, желая устроить на должность управделами ЦК, которую я занимал, свою жену, поднял материалы о моей работе в мусаватистской контрразведке. Так как Вирап знал меня по партийной работе примерно с осени 1919 года, и ему была известна моя работа в контрразведке и что в Бакинском комитете знали о моей работе в контрразведке, я и обратился к Вирапу с просьбой выдать мне характеристику о моей работе. Эту характеристику, которую мне дал Вирап, я читал, но не могу вспомнить ее содержание сейчас.
ВОПРОС: Вам предъявляется выданная по вашей просьбе характеристика Вирап от ноября 1920 года. <...> В характеристике, выданной Вирап по вашей просьбе, указано: «Могу удостоверить, что Берия находится в партии с декабря месяца 1919 года и был в ячейке техников». Правильно пишет Вирап?
ОТВЕТ: Вирап пишет верно, он мог и не знать, что я с 1917 года в партии, так как я ему об этом не говорил. Вирап как прикрепленный к партийной ячейке техников, должен был бы знать мой партийный стаж. Он, очевидно, назвал дату моего пребывания в партии с момента организации ячейки техников, где он был прикрепленным от бакинского комитета.
ВОПРОС: В этой же характеристике Вирап, говоря о вашей работе в контрразведке, указывает, что среди группы работавших там был и Берия как сочувствующий. Правильно утверждение Вирап?
ОТВЕТ: Он правильно пишет, но он не знал о моем партстаже.
ВОПРОС: Почему архивные документы, принадлежащие ЦК КП(б)Азербайджана, находились в вашем личном распоряжении, кто их изъял?
ОТВЕТ: Я просил изъять, но кто их изымал из архива ЦК КП(б) Азербайджана, не могу сказать, так как не помню. То, что я хранил эти документы лично у себя, это я поступил неправильно, изъял их потому, что боялся, как бы их не уничтожили бывшие руководители ЦК КП(б) Азербайджана, которые впоследствии были разоблачены как враги. Они вели против меня травлю в бытность мою секретарем Зак. крайкома.
ВОПРОС: Вам предъявляется обложка из этого вашего архива, хранившегося у вас, на которой учинена следующая запись: «Личный архив № 2 товарища Берия (дела по Баку), вскрыть только по личному распоряжению товарища Берия» (подпись неразборчива). Кто учинил эту запись и чья эта подпись?
ОТВЕТ: Эта запись учинена Меркуловым и это же его подпись. Меркулов работал зам. наркомом внутренних дел. Оформлял он эти документы потому, что я ему доверял, кроме того Меркулов в 1938 году помогал мне в составлении объяснения в ЦК ВКП(б) на имя Сталина по вопросу о моей службе в контрразведке.
»
По эпизоду работы Берии в мусаватистской контрразведке было допрошено несколько свидетелей. Однако, как правильно указал в своей книге Андрей Сухомлинов, большинство свидетельств основывалось на разговорах третьих лиц, которых на момент следствия по делу Берии уже не было в живых, соответственно, они не могли ни подтвердить, ни опровергнуть данные заявления. Более того, за всё время следствия очных ставок с Берией не проводилось, соответственно, по эпизодам, когда показания Берии расходились с показаниями свидетелей, нельзя точно сказать, кто говорил правду.
В документах по делу Берии, опубликованных фондом Яковлева, и в книге Сухомлинова (в которой есть отсылка к ряду документов, не опубликованных на сегодняшний момент в других источниках) приводятся помимо прочих следующие свидетельства:
1. Список агентов мусаватистской контрразведки. В этом списке под одиннадцатым номером значится Лаврентий Берия. Как отмечает Сухомлинов, данный список не был оформлен по правилам делопроизводства: в частности, на нем не указано место и дата создания, а также отсутствует подпись составителя. Соответственно, нельзя понять, о каких агентах идет речь: агентах контрразведки или же двойных агентах, засланных в контрразведку большевиками. Также стоит отметить, что ссылку на данный список приводит только Сухомлинов. В материалах, опубликованных фондом Яковлева в 2012 году, он не представлен, поэтому узнать имена остальных агентов на данный момент не представляется возможным.
2. Три агентурные справки, в которых Шихзаманов (Ших-Заманов), начальник мусаватистской контрразведки в 1919 году, называет Берию своим секретарем. Как отмечает Сухомлинов, данные справки хранились в особой папке ЦК и должны были быть известны высшему руководству страны и ранее 1953 года.
Заслуживает внимания эпизод во время допроса Берии 17 августа 1953 года, когда на вопрос Руденко о том, интересовался ли Берия судьбой Шихзаманова, Берия ответил, что после установления Советской власти в Азербайджане Шихзаманов эмигрировал в Иран, а в обязанности Берии входило получение информации об эмигрировавших за границу антисоветчиках, поэтому он судьбой Шихзаманова интересовался. На вопрос Руденко о контактах сестры Шихзаманова с Берией Лаврентий Павлович ответил, что кто-то из родственников Шихзаманова обращался с заявлением в ЧК и был на приеме у него, но не смог вспомнить, кто именно это был.
3. Показания бывшего чекиста Милова, в которых он сообщает, что видел приказ, по которому Берия назначался на должность работника контрразведки по наружной службе по Апшеронскому полуострову с месячным испытательным сроком и окладом 800 рублей. Данный документ не опубликован в материалах фонда Яковлева, ссылка на него имеется только в книге Сухомлинова. Как отмечает Сухомлинов, данный приказ был подписан А. Гогоберидзе.
Здесь стоит отметить фамилию Гогоберидзе, которая впоследствии еще будет упоминаться касательно работы Берии в мусаватистской контрразведке. Леван Гогоберидзе, бывший секретарь ЦК КП Грузии, сообщал в начале 30-х годов Серго Орджоникидзе о работе Берии в мусаватистской контрразведке, в связи с чем Берии даже пришлось 2 марта 1933 года написать на имя Серго Орджоникидзе письмо. На данный момент не удалось выяснить, есть ли между Леваном Гогоберидзе и А. Гогоберидзе какие-либо родственные связи, однако этот момент представляется интересным для дальнейшего изучения.
4. Агентурное донесение об аресте Берией, который, согласно донесению, был на тот момент помощником начальника мусаватистской контрразведки, весной 1919 года агента по распространению медицинских книг Шебселовича. Стоит отметить, что дата «весна 1919 года» не соответствует той, которую Берия указал в своей автобиографии. Согласно своей биографии, Берия устроился на службу в мусаватистскую контрразведку только лишь осенью 1919 года.
5. Показания генерал-лейтенанта Ювельяна Сумбатова-Топуридзе, наркома внутренних дел Азербайджанской ССР в 1937–1938-х годах, который свидетельствовал, что в 1931 году председатель Азербайджанского ГПУ Фриновский показывал ему архивное дело на Берию от 1920 года, в котором имелся ордер на арест Берии в связи с его работой на мусаватистскую контрразведку.
Интересно отметить, что Сумбатов-Топуридзе начал работать в органах ЧК Азербайджана в одно время с Берией и Багировым и, как свидетельствуют документы, был близким другом Берии и Багирова. В 1953 году он был репрессирован по делу Берии. После Пленума ЦК 2–7 июля в парторганизации Азербайджана было обсуждение «вопроса о Берии», в рамках которого, в частности, Б. А. Рзаев, работавший в органах ЧК Азербайджана с мая 1921 года заявил, «что знает Берию, Багирова и Сумбатова-Топуридзе как закадычных друзей и что в 1921 году во время чистки партии Берия был подвергнут разоблачению, но ему помогли Багиров и Сумбатов-Топуридзе, которого Берия забрал в Москву, а затем послал его к Багирову».
6. Показания Якобашвили, который сообщил, что со слов Мусы Мдивани и Левана Гогоберидзе ему стало известно, что Берия принимал участие в расстреле 26 бакинских комиссаров. Помимо ссылки на людей, которых уже не было в живых, нужно заметить, что расстрел бакинских комиссаров произошел 20 сентября 1918 года, то есть еще до «официальной» даты поступления Берии на работу в мусаватистскую контрразведку. Касательно участия Берии в судьбе 26 бакинских комиссаров Сухомлинов упоминает еще один документ — показания свидетеля Мамедова, сотрудника МВД Азербайджана, который сообщил, что сотрудник НКВД Азербайджанской ССР Григорян рассказывал ему в 1932–1933 годах, что в 1918 году Берия был командиром взвода охраны арестованных 26 бакинских комиссаров. При этом Григоряна, как отмечает Сухомлинов, на момент следствия над Берией уже не было в живых.
7. Работник Грузинской ЧК Мартин Предит свидетельствовал, что член группы по организации подпольной большевистской работы в Азербайджане по фамилии Канделаки рассказывал ему в 1920 году, что в августе 1919 года Канделаки был задержан Берией, который был на тот момент агентом мусаватистской контрразведки, и впоследствии был им отпущен за крупную взятку. Предит также показал, что в 1923 году он подал заявление о службе Берии в мусаватистской разведке на имя начальника экономотдела Куропаткина, когда Берия прибыл на работу в ГПУ Грузии. По данному заявлению Берия впоследствии разговаривал с Предит в присутствии свидетелей и пояснил ему, что действительно работал в 1919 году в мусаватистской контрразведке, однако делал это по заданию партийной организации. При этом речь о вымогательстве Берией взятки от Канделаки не шла.
Интересно отметить, что, когда данный эпизод предъявили Берии на допросе 17 августа 1953 года, он, во-первых, отрицал факт вымогания взятки, а во-вторых, показал, что в 1920 году Канделаки, который был на тот момент заведующим отделом ЦК, лично присутствовал при разборе вопроса о работе Берии в мусаватистской контрразведке на бюро ЦК Азербайджана и, соответственно, получил все необходимые разъяснения.
8. Свидетельство Исы Меликова, который в 1919 году работал в мусаватистской контрразведке на должности агента и был знаком с Берией. Меликов показал, что в тот период в контрразведке вместе с Берией служили Али Байрамов, Касум Измайлов, Крылов, Казым Ризаев, Лысков, Миртафах Мусави и другие лица, фамилии которых он не смог вспомнить. По свидетельству Меликова, Берия не состоял в левом крыле партии «Гуммет», а также отрицал свою принадлежность к ней и большевикам. При предъявлении этого свидетельства на допросе 17 августа Берия подтвердил, что Меликов правильно назвал лиц, работавших в мусаватистской контрразведке вместе с ним и Берией, однако неправильно показывает, что Берия отрицал свою принадлежность к большевистской партии. Сам Берия характеризует Меликова как сочувствующего большевистской партии.
Данный эпизод кажется странным, так как, работая в контрразведке противника, ни один агент ни при каких обстоятельствах не должен раскрывать тот факт, что является двойным агентом. Поэтому непонятно, почему данный эпизод, во-первых, привлек такое внимание следователей, а во-вторых, почему Берия, согласно протоколу допроса, отдельно подчеркнул, что во время работы у мусаватистов сообщал Меликову, что является двойным агентом, то есть работает против мусаватистской контрразведки.
9. Несколько свидетельств о функциях и роде деятельности Берии в мусаватистской контрразведке. На допросах Берия изначально заявлял, что в мусаватистской контрразведке девяносто процентов времени занимался просмотром корреспонденции и иногда проверкой подозрительных лиц, которых пытались заслать в Азербайджан из Ирана. Однако во время допроса 23 июля 1953 года Руденко предъявил ему письмо № 1095, адресованное приставу пятого участка полицейместерства города Баку, которому было приказано произвести обыск в редакции революционной газеты «Искра» «совместно с агентом Берией» и еще одно письмо, также адресованное приставу пятого участка, в котором Берии и агенту Фоталееву поручалось произвести обыск в типографии газеты «Искра». В итоге на допросе Берия признал, что участвовал в обысках в рамках своей деятельности в мусаватистской контрразведке.
10. Свидетельство Гайка Тер-Саркисова, начальника 1-го сектора Мосгорздравотдела, который в 1919 году был на подпольной работе в Баку. На допросе Тер-Саркисов показал, что в сентябре 1919 года он вместе с другими 14 подпольщиками был арестован в Баку мусаватистской контрразведкой. Арестованных допрашивал лично Берия, который представился заместителем начальника мусаватистской контрразведки. Как отмечает в своих показаниях Тер-Саркисов, Берия во время допроса интересовался, не является ли Тер-Саркисов большевиком или дашнаком. В итоге всех задержанных отпустили и обязали покинуть Азербайджан в течение 24 часов.
11. Свидетельство бывшего грузинского чекиста Гвинцадзе, который показал, что докладывал Серго Орджоникидзе о работе Берии в мусаватистской контрразведке, на что Орджоникидзе ответил ему, что о данном факте известно.
12. Четыре особые папки из архива ЦК, в одной из которой было заявление Вениамина Лознера, сотрудника Бакинского горсовета, от сентября 1953 года о том, что Лознер в 1919 году был свидетелем проведения Берией ареста членов центрального рабочего клуба в Баку. Лознер также показывал, что в 1921 году сообщил о факте службы Берии у мусаватистов Григорию Каминскому, который на тот момент был секретарем ЦК КП(б) Азербайджана.
Впоследствии Каминский, будучи наркомом здравоохранения, на июньском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году напомнил делегатам съезда о службе Берии в мусаватистской контрразведке и обратился с официальным заявлением в ЦК. В ответ на это Берия в июне 1937 года направил Сталину письмо с объяснениями касательно своей работы у мусаватистов, написанное на имя Сталина 25 июня 1937 года Иваном Павлуновским, который был в 1926 году полномочным представителем ОГПУ в Закавказье. В данном письме Павлуновский пишет Сталину, что перед назначением председателем Закавказского ГПУ он получил от Дзержинского информацию, что Берия был одним из помощников Дзержинского и работал «с ведома ответственных товарищей закавказцев» в мусаватистской контрразведке. Более того, в данном письме Павлуновский пишет Сталину, что по приезде в Тифлис Серго Орджоникидзе подтвердил Павлуновскому данный факт, а также сказал Павлуновскому, что о работе Берии на мусаватистов помимо Дзержинского и Орджоникидзе знают еще Киров, Микоян, Назаретян и Сталин [Ма101]. В этом же письме Павлуновский приводит слова Орджоникидзе о том, что «правые уклонисты и прочая шушера» пытаются использовать факт работы Берии в мусаватистской контрразведке против него, но «у них ничего не выйдет»_.
Особое внимание заслуживает тот факт, что в ходе следствия данное письмо Павлуновского не было приобщено к делу и даже, согласно протоколам допроса, ни разу не упоминалось ни Берией, ни Руденко.
Данное письмо содержит важную информацию, согласно которой Берия действительно выполнял поручение большевистской организации, работая в мусаватистской контрразведке, и об этом было известно руководству партии. Необходимо, однако, также учесть, что через несколько дней после написания данного письма Павлуновский был исключен из партии и арестован, а в октябре 1937 года расстрелян. Поэтому, нельзя исключать наличия у Павлуновского, который, вероятно, понимал, что его в скором времени арестуют, личных мотивов для положительной характеристики Берии, который на тот момент был в фаворе. Тем не менее, нельзя сказать, что Павлуновский в данном письме дал ложную характеристику Берии, так как упомянутые Микоян и Назаретян (как и сам Сталин) могли бы легко опровергнуть подобные заявления, если бы они оказались ложными.
Анализируя документы и свидетельства, приведенные выше, можно сделать несколько выводов.
Во-первых, работа Берии в мусаватистской разведке не сводилась к чисто бумажной. По всей видимости, он принимал участие в обысках и арестах, будучи на службе у мусаватистов. Это было бы и логично, ведь контрразведчик — это не бюрократическая должность, а конкретная оперативная и спецслужбистская работа, особенно в те годы, когда шла Гражданская война. А Берия, как и его кураторы, направлявшие его на работу в контрразведку мусаватистов, прекрасно понимали, чем ему предстоит там заниматься.
Во-вторых, каких-либо документов и подтверждений вербовки или работы Берии на зарубежные разведки, в частности английскую, в ходе следствия предоставлено не было.
В-третьих, следствие не пыталось установить детали получения Берией задания на работу в мусаватистской контрразведке от партии «Гуммет». В частности, следствие не интересовало, в чем именно состояло задание Берии от партии «Гуммет», кто непосредственно давал это задание и при каких обстоятельствах, что Берия смог выполнить, а с чем не справился. Генеральный прокурор Руденко пытался лишь обвинить Берию в работе на мусаватистов «по собственному желанию», а не по заданию каких-либо большевистских организаций. Как отмечает Сухомлинов, Руденко работу по выяснению обстоятельств работы Берии в контрразведке не закончил.
В итоге Берию бездоказательно обвинили, а затем признали виновным в предательстве, а именно «активных действиях ... против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ... секретной (агентурной) должности ... у контрреволюционных правительств в период гражданской войны» (статья 58–13 УК РСФСР в редакции 1926 года). Как точно заметил Сухомлинов, это всё равно, что обвинить Штирлица в том, что он работал у Шелленберга.
Особый интерес вызывает тот факт, что во время допроса Берии ни разу не прозвучала фамилия Микояна. Микоян также ни разу не был вызван в качестве свидетеля по делу Берии, хотя он мог бы многое рассказать о работе Берии в 1917–1920 годах. В то время Микоян был членом Бакинского комитета партии и, как он сам пишет в своих мемуарах, «участвовал в те дни во всей партийной, политической и военной работе» в Баку. В частности, Микоян в своих мемуарах очень подробно, практически по неделям, расписывает политическую жизнь региона в период Гражданской войны и упоминает все политические партии и организации, которые действовали тогда в Азербайджане, в частности, партию «Гуммет». Однако в его мемуарах фамилия Берии ни разу не упоминается применительно к бакинскому периоду. Также Микоян в мемуарах ни разу не приводит фамилии Багирова, а Гуссейнова, который, согласно показаниям Берии, направлял его от партии «Гуммет» работать к мусаватистам, Микоян называет только один раз и то среди прочих фамилий, не раскрывая каких-либо деталей деятельности Гуссейнова. Также можно сделать вывод, что именно из-за прямого упоминания Микояна в письме Павлуновского это письмо не было приобщено к делу во время следствия. Иначе Микояна бы пришлось вызывать на допрос в качестве свидетеля, так как Микоян на момент следствия по делу Берии был единственным живым свидетелем из всех упомянутых в письме Павлуновского людей.
Можно предположить три возможных причины отсутствия упоминания Берией Микояна. Первой гипотезой может быть то, что Берия, в каком-то смысле, сам прикрывал Микояна во время допроса и не хотел по какой-то причине вовлекать его (в политическом смысле) в уголовное дело, понимая, что он сам будет в итоге приговорен к высшей мере наказания и ему никто уже не поможет. В этом случае, однако, следствие также со своей стороны не проявляло никакого желания в каком-либо виде, например, в качестве свидетеля, допросить Микояна или привлечь его к процессу по делу Берии.
Второй гипотезой является то, что фамилия Микояна звучала во время допроса, в том числе со стороны Берии, однако эти его показания умышленно не были занесены в протокол генеральным прокурором. Доказательством того, что это не просто гипотетическая вероятность, а обоснованная версия, является свидетельство генерала Судоплатова, который был репрессирован по делу Берии и лишь чудом сумел избежать расстрела (он в течение нескольких лет успешно симулировал помешательство, а за это время политическая ситуация в стране изменилась). Судоплатова по делу Берии допрашивали генеральный прокурор Руденко и следователь прокураторы Цареградский, которые и проводили все допросы Берии. Судоплатов в своих мемуарах свидетельствует, что в ходе одного из допросов он упомянул фамилии Хрущева, Молотова и Маленкова, а впоследствии, когда нужно было подписывать протокол допроса, обнаружил, что его показаний касательно высших партийных и государственных лиц в протоколе нет.
Наконец, третьей версией, объясняющей отсутствие фамилия Микояна в протоколах допроса Берии, является то, что, как указано ранее, девяносто процентов всех листов уголовного дела Берии являются не подлинниками (с подписями следователя и арестованного), а машинописными копиями, заверенными майором административной службы Главной военной прокуратуры Юрьевой. Соответственно, либо допросов Берии вообще не было, либо же настоящие протоколы допроса сильно отличаются от того, что находится в материалах уголовного дела Берии. В рамках данной версии можно предположить, что фамилия Микояна звучала на допросе и «реальные» показания Берии касательно Микояна могли быть впоследствии использованы для оказания давления на Микояна в том плане, что он становился абсолютно подконтрольным для тех, кто контролировал процесс по делу Берии, а именно Маленкова, Хрущева и Молотова.
Касательно Микояна необходимо пояснить еще несколько моментов.
Во-первых, в письме, которое Берия написал 1 июля 1953 года, находясь уже под арестом в Штабе Московского военного округа, он пишет, что именно Микоян направил его в 1920 году (то есть уже после работы Берии в мусаватистской контрразведке) из Баку на нелегальную работу в Грузию. Интересно отметить, что в этом же письме Берия, обращаясь поочередно ко всем членам Президиума ЦК, упоминает их в следующем порядке: Маленков, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Каганович, Микоян, Первухин, Сабуров. Обращение и упоминание Хрущева после Маленкова и Молотова косвенно подтверждает версию организации заговора против Берии, высказанную в рамках данной работы, согласно которой основную роль в заговоре сыграли именно Маленков и Молотов.
Во-вторых, фамилия Микояна как человека, знавшего о подпольной работе Берии, открыто прозвучала в 1953 году на июльском Пленуме ЦК, посвященном разоблачению Берии. В ходе Пленума слово несколько раз получал первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Мир Джафар Багиров, который в 1920-х годах был непосредственным начальником Берии по работе в Азербайджанской ЧК, а в 1953 году был репрессирован по делу Берии. Багиров несколько раз прямо упомянул Микояна как непосредственного организатора подпольной работы большевиков в Баку. В частности, Багиров заявил: «Никто, кроме Анастаса Ивановича Микояна, не может сказать, чтобы кто-нибудь еще был руководителем бакинской подпольной организации и азербайджанской подпольной организации. При контрреволюционном мусаватистском режиме вся подпольная работа, все кадры, всё, что делалось в нашей партии, все указания Ленина и Сталина, передаваемые через Астрахань, через Кирова в Баку, — всё это проводилось в жизнь под непосредственным руководством Анастаса Ивановича».
Микоян, получив слово на Пленуме, ответил очень странно. Он, с одной стороны, признал, что на подпольную работу был направлено два-три десятка товарищей, из которых «верхушку» направил лично Микоян, а с другой стороны, сказал, что про работу Берии в качестве двойного агента ничего не слышал и вообще впервые встретился с Берией в 1920 году в Баку, после установления Советской власти. Микоян даже заявил на Пленуме, что в отношении Берии ранее уже выдвигались обвинения в работе на буржуазную контрразведку, однако Берия «не счел нужным представить документы, подтверждающие действительность, для того чтобы снять с себя такое пятно». Абсолютную невероятность такого сценария (раскрытый агент буржуазной разведки возглавляет высшие государственные и партийные посты в Азербайджане, а затем в Москве) Микоян на Пленуме объяснил очень просто: Берии «удалось ловко, всеми правдами и неправдами пробраться в доверие к товарищу Сталину». На том же Пленуме Микоян так же заявил о Берии следующее: «У нас нет прямых данных, был ли он шпионом, получал ли задания от иностранных государств, но главное состоит в том, что он выполнял указания капиталистических государств и их агентов».
Тот факт, что во время Пленума у ЦК не было никаких свидетельств работы Берии на иностранные разведки, подтверждает Каганович, интервью с которым в 1989 году записал Феликс Чуев. На вопрос Чуева об аресте Берии Каганович прямо заявил: «Документов о том, что Берия связан с империалистическими державами и что он шпион и прочее, нам не представили. Таких документов ни я, ни Молотов не видели».
Также интересно отметить, что в интервью Чуеву Каганович говорит, что накануне ареста Берии Хрущев не сообщал Микояну о планируемом аресте, потому что боялся, что Микоян сразу раскроет Берии все планы заговорщиков. Каганович также сообщает, что когда Микоян пришел на заседание, и ему сообщили об аресте Берии, то он «выпялил глаза и говорит: «Что, что?». При этом, как отмечалось ранее, в своих мемуарах и Хрущев, и Микоян приводят совершенно иную картину участия Микояна в аресте Берии.
Разбирая слова Микояна и Хрущева на июньском Пленуме ЦК 1953 года о том, что Берия никогда не предъявлял никаких документов о своей работе двойным агентом на мусаватистов, необходимо привести показания Меркулова, арестованного в июле 1953 года по делу Берии. На допросе 21 июля 1953 года Меркулову была предъявлена обложка упаковки личного архива Берии, обнаруженного при обыске у Берии, на которой рукой Меркулова было написано: «Личный архив товарища Берия № 2 (дела по Баку). Вскрыть только по личному распоряжению товарища Берия».
Во время допроса Меркулов не смог вспомнить о содержании архива, однако в тот же день написал письмо Маленкову и Хрущеву с объяснениями по данному архиву. Меркулов писал, что во время работы Берии в Грузии Берия попросил Меркулова найти в Бакинском партийном архиве документы, якобы подтверждающие, что Берия в 1919 году никогда не работал в мусаватистской контрразведке, а работал по заданию большевистской партии в молодежной азербайджанской организации «Гуммет». Как пишет далее Меркулов, он смог без особого труда найти в бакинском партийном архиве одну или две папки документов за 1919 год, в которых упоминалась фамилия Берии: «Это были очень короткие протоколы Бакинского комитета партии, а может быть, ЦК, написанные на четвертушках писчей бумаги. Помню, что на протоколах фигурировала подпись Каминского».
Как вспоминает Меркулов, записи в документах носили незначительный характер, в них не было прямых доказательств работы Берии в организации «Гуммет», однако они косвенно подтверждали этот факт. Впоследствии, по словам Меркулова, папки с этими документами Берия показывал Сталину в 1938–1939 годах, когда вопрос о службе Берии у мусаватистов стал снова подниматься. По мнению Меркулова, папки с документами Берии из бакинского архива должны храниться в архиве Сталина и, возможно, о них могут знать Мамулов, заведующий отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК КП Грузии, или Людвигов, начальник секретариата Берии в МВД.
Павел Судоплатов в своих мемуарах подтверждает слова Меркулова о Мамулове. Судоплатов приводит слова Мамулова, который говорил ему, что Орджоникидзе лично писал заявление в Комиссию партконтроля, которое подтверждало, что Берия был послан большевиками в организацию азербайджанских националистов для того, чтобы проникнуть в их спецслужбу. Судоплатов также указывает, что документ, подтверждающий это, должен находиться в «фонде Берии», в президентском архиве. Касательно Людвигова Судоплатов пишет, что тот был женат на племяннице Микояна и это помогло ему выйти из тюрьмы сразу после падения Хрущева в 1964 году. При этом после отставки Хрущева Микоян также амнистировал своего дальнего родственника Саркисова, начальника охраны Берии, который, по версии следствия, «поставлял» Берии женщин.
Подводя итог исследованию обвинений Берии в работе на мусаватистскую контрразведку, можно сделать вывод, что Берия действительно работал в контрразведке у мусаватистов, где помимо прочего занимался проведением арестов и обысков. Однако «внедрение» Берии было инициировано и согласовано большевиками. Данный факт своей биографии Берия не скрывал и несколько раз на различных комиссиях предъявлял доказательства того, что на службе у мусаватистов он являлся двойным агентом. Тем не менее, конкретные детали работы Берии у мусаватистов во время следствия над Берией в 1953 году выяснены не были. Возможные свидетельства такой работы следует искать в биографиях людей, работавших рядом с Берией в тот период.
В частности, интересным для дальнейшего изучения представляется биография Мир Джафара Багирова, который в 1920-х годах был непосредственным начальником Берии по работе в Азербайджанской ЧК и которому Берия обязан своим карьерным ростом в 20-х годах. Факты из биографии Багирова могут помочь лучше понять политическую обстановку в Азербайджане во время Гражданской войны.
Биография Мир Джафара Багирова
Профессор Бакинского государственного университета Эльдар Исмаилов в своей книге «Власть и народ. Послевоенный сталинизм в Азербайджане 1945–1953», вышедшей в 2003 году, подробно разбирает биографию Мир Джафара Багирова. Однако прежде чем перейти к биографии, необходимо отметить, что Исмаилов рассматривает СССР времен Сталина как «тоталитарный режим... время насаждения Системы, основанной на всемерном использовании властью силы, включая методы государственного терроризма».
При этом в предисловии к книге, которую Исмаилов посвятил своему отцу, автор пишет, что его отца в 40-х годах изгнали из правоохранительных органов за то, что среди родственников были «враги народа», и продолжить свою службу он смог только после смерти Сталина и устранения Багирова. Тем не менее, отец Исмаилова всегда с восторгом отзывался как о Сталине, так и о Багирове. Как пишет об отце сам Исмаилов: «Вспоминая его рассказы, я прихожу к выводу, что больше всего его подкупали в деятельности этих людей категоричность суждений, конкретность мышления, решительность и смелость. <...> Обиды очень быстро стерлись из его памяти. Я всегда думал, чем это объяснить. И не находил ответа. Полного ответа я не знаю и теперь, когда завершил работу над настоящей книгой». То есть Исмаилов, с одной стороны, категорически осуждает сталинский СССР и рассматривает его как тоталитарный период, а с другой стороны, пытается найти какую-то логику в событиях тех лет, которая, вероятно, помогла бы ему понять отношение людей того времени, в частности его отца, к сталинской эпохе.
Перейдем непосредственно к изучению биографии Багирова. Мир Джафар Аббасович Багиров родился 17 сентября 1895 года в городе Куба Бакинской губернии Российской империи. Согласно данным различных анкет, которые Багиров заполнял в разные годы, он родился в «самой бедной семье», его отец и дед с отцовской стороны были «хлебопашцами, хозяевами-одиночками». При этом, как отмечает Исмаилов, Багиров обычно не упоминал происхождение матери и только в одной из личных анкет указал, что его мать являлась дочерью дворянина. Исмаилов предполагает, что мать Багирова, возможно, происходила из семьи обедневших беков, проживавших в Азербайджане. При этом исследователь отмечает, что факт замужества дочери бека, пусть даже и обедневшего, и бедного крестьянина, отца Багирова, представляется маловероятным.
Исмаилов обращает внимание на тот факт, что как сам Багиров, так и его многочисленные родственники по линии отца имели в имени приставку «Мир»: Мир Аббас, Мир Ага, Мир Зейналабдин, Мир Талыб, Мир Гамзы, Мир Муртуз. Это, по мнению Исмаилова, является свидетельством принадлежности рода Багировых к шиитским сейидам — привилегированному слою шиитов. Принимая во внимание этот факт, Исмаилов делает вывод, что предки Багирова ранее жили в другом месте, потому что в Кубе, родном городе Багирова, большинство населения было суннитским. Интересно также отметить, что среди подчиненных Багирова было немало сейидов, когда он был первым секретарем ЦК КП Азербайджана.
Упоминая национальность в своих партийных анкетах, Багиров в 1922 и в 1930 году писал «тюрок», а родной язык — «тюркский». Так же характеризовал Багиров и национальность своих родителей. Только в 1937 году, находясь на должности секретаря ЦК КП Азербайджана, Багиров написал в личной анкете, что является азербайджанцем по национальности. Помимо тюркского и русского Багиров также отлично знал лезгинский и персидский языки, в частности, он преподавал в школах, где большинство учащихся было лезгинами. Персидский язык Багиров выучил, когда обучался в мектебе, мусульманской начальной школе, в которой также преподавали Коран.
Подводя итог биографии Багирова до революции, Исмаилов дает ему следующую характеристику: «Мир Джафар Багиров по своему социальному положению до 1917 года может быть отнесен к типичным представителям среднего класса, которые, с учетом их принадлежности к представителям нерусской и неправославной части населения Российской империи, более того, принадлежащих к одной из наиболее дискриминируемых тюркской и мусульманской части, обладали крайне ограниченными возможностями социального роста».
Революционный период деятельности Багирова с февраля 1917 года по осень 1918 года представляется наиболее противоречивым. Так, во время допроса 9 апреля 1954 года Багиров назвал датой своего вступления в большевистскую партию март 1917 года, однако генеральный прокурор Руденко предъявил ему документ от 1920 года, согласно которому сам Багиров ранее утверждал, что вступил в партию в июне 1918 года. Багиров не смог пояснить во время допроса, почему указал 1918 год, однако заметил, что сам считает датой своего вступления в партию именно март 1917 года. Как отмечает Исмаилов, хотя в партийных документах есть упоминание о вступление Багирова в партию в 1918 году, никаких документов о том, при каких обстоятельствах и по чьей рекомендации это произошло, нет.
В феврале 1917 года Багиров становится помощником главы администрации Кубинского уезда Али бека Гаруна бек оглы Зизикского. Зизикский был крупным помещиком, армейским генералом и видным мусаватистом. Уездным комиссаром он был назначен Временным правительством. Зизикский сперва назначает Багирова комиссаром еврейской слободы города Кубы, а затем в мае 1917 года делает его своим помощником. Как заявил Багиров во время допроса 9 апреля 1954 года, он был направлен на работу к Зизикскому теми же лицами, которые принимали его в большевистскую партию. При этом Эльдар Исмаилов считает, что Багиров на тот момент (1917 год) не был большевиком и пошел на службу к Зизикскому по личным мотивам.
В начале 1918 года революционные события достигли города Кубы. С падением Временного правительства уездный комиссариат потерял власть; воинские части, которые размещались в Кубе, покинули город. В этот момент пути Зизикского и Багирова расходятся. Зизикский становится яростным антибольшевиком и начинает борьбу с Бакинским Советом, в то время как Багиров встает на сторону Бакинского Совета и возглавляет отряд вернувшихся с фронта солдат, целью которых была революционная борьба. Однако в итоге отряд распадается и Багирову приходится скрываться. В мае 1918 года Зизикский захватывает Кубу, и Багиров покидает город под прикрытием отряда дашнаков. Таким образом, Багиров становится членом отряда бакинского большевистского правительства, большинство которого составляли на тот момент армянские националисты. Командиром отряда был Амазасп Срванцтян. В мае 1918 года отряд Амазаспа вошел в Кубу и устроил погромы мусульманского населения. Как вспоминал потом Багиров, часть его родственников была заколота штыками, и он ничем не смог им помочь. Багиров пояснил на допросе в 1954 году, что находиться в отряде дашнаков ему поручил чрезвычайный уполномоченный Бакинского совнаркома в Дагестане, чтобы следить за дашнаками и уменьшать количество зверств с их стороны. Впоследствии за то, что он не смог принять меры к предотвращению погрома со стороны дашнаков в Кубе, Багиров был арестован и заключен под стражу на пять дней. Что касается судьбы Амазаспа, то Анастас Микоян, который на тот момент был комиссаром Армянской бригады, обвинил его в предательстве и направил председателю Бакинского Совета народных комиссаров Степану Шаумяну телеграмму с требованием ареста Амазаспа.
Летом 1918 года Багиров вступает в Красную Армию и становится политическим комиссаром РККА сначала на уровне полка, а затем бригады. Эльдар Исмаилов обращает внимание на тот факт, что комиссаром мог стать лишь пользовавшийся доверием коммунист, а значит, руководство Красной Армии доверяло Багирову. Точные детали службы Багирова в РККА неизвестны. Согласно официальным данным, в течение 1918–1920 годов Багиров в составе воинских частей Красной Армии вел бои против Деникина и Мамонтова, а также участвовал в подавлении восстания в Астрахани. Интересно отметить, что в марте 1919 года Багиров в качестве делегата от Азербайджана участвовал в Первом конгрессе Коммунистического Интернационала в Москве.
В апреле 1920 года Красная Армия заняла Баку, была образована Азербайджанская ССР. В это время Багиров возвращается в Азербайджан и становится председателем ревкома Карабахской области, а также комиссаром и председателем военного трибунала Азербайджанской дивизии.
В феврале 1921 года Багиров становится председателем ЧК Азербайджанской ССР, сменив на этом посту Эюба Ширина оглы Ханбудагова. Багиров возглавляет ЧК (затем ГПУ) с 1921 года по 1927 год и с сентября 1929 года по август 1930 года. Одновременно с этим он является наркомом внутренних дел Азербайджанской ССР с 1921 года по 1927 год.
Чем занимается в это время Берия? Сразу после победы Советской власти в Азербайджане в апреле 1920 года Анастас Микоян направляет Берию на нелегальную работу в Грузию. В июне того же года меньшевистские власти Грузии арестовывают Берию и он проводит июнь и июль 1920 года в тюрьме. После этого Берия возвращается в Баку. Как уже отмечалось выше, в это время поднимается вопрос о службе Берии в мусаватистской контрразведке, который разбирается на бюро ЦК КП Азербайджана. По результатам разбора с Берии снимаются все обвинения, а сам он в августе 1920 года назначается управляющим делами ЦК КП Азербайджана.
В октябре 1920 года Берия получает новое назначение и становится ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. На этой должности Берия работает до февраля 1921 года, когда комиссию расформировывают. Далее, как следует из автобиографии Берии, ЦК отпускает его продолжить учебу в Архитектурно-строительном институте, где Берия с 1920 года числится студентом. Однако через некоторое время ЦК КП Азербайджана направляет Берию на работу в ЧК Азербайджана. В апреле 1921 года Берия становится заместителем начальника Секретно-оперативного отделения ЧК. А через некоторое время, в мае 1921 года, Багиров уже назначает Берию начальником этого отделения и своим заместителем.
Начиная с этого времени Берия и Багиров завязывают дружеские отношения и начинают помогать друг другу продвигаться по службе. Так, в начале 30-х годов, когда Берия был первым секретарем Закавказского крайкома, он способствовал назначению Багирова первым секретарем ЦК КП Азербайджана.
Во время допроса 29 октября 1953 года Багиров заявил, что познакомился с Берией только в феврале 1921 года. По словам Багирова, Берия рассказывал ему о том, что выполнял задания разведывательного характера по поручению большевиков, однако никогда не раскрывал детали этих заданий. Сам Багиров, по его словам, узнал о службе Берии в мусаватистской контрразведке только в 1937 году, когда Каминский на июньском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году напомнил делегатам съезда об этом эпизоде биографии Берии. Такое заявление Багирова во время допроса в 1953 году кажется неправдоподобным.
Во-первых, как начальник ЧК Азербайджана он должен был быть досконально знаком с личными делами своих подчиненных. Во-вторых, как уже указывалось ранее, сотрудник Бакинского горсовета Вениамин Лознер еще в 1921 году сообщал Каминскому, который тогда был секретарем ЦК КП Азербайджана, о факте службы Берии у мусаватистов. Такая информация никак не могла пройти мимо Багирова. Причиной неправдоподобного заявления Багирова во время допроса могло быть простое желание избежать ответственности, так как он, вероятно, понимал, что суд признает Берию виновным в службе на иностранную разведку, а это будет означать, что Багиров, располагая подобными фактами ранее, не предпринял шагов для «разоблачения» Берии, то есть либо совершил преступную халатность, либо умышленно покрывал иностранного шпиона.
Тем не менее, подводя итог знакомства с биографией Багирова, можно отметить, что прямых свидетельств, доказывающих связь Берии и Багирова до 1921 года, не обнаружено. Интересными для изучения, однако, представляются связи Багирова с мусаватистами, через которые он теоретически мог быть знаком с деятельностью Берии в мусаватистской контрразведке. Говоря о подобных связях, следует упомянуть письмо бывшего разведчика Эфендиева, которое он написал 7 октября 1953 года на имя Хрущева. В этом письме он приводит восемь известных ему эпизодов, в которых Багиров определенным образом взаимодействовал и не арестовывал различных «антисоветских элементов»: мусаватистов, пантюркистов, турецких разведчиков и т. п.
Так, между Багировым и Зизикским, помощником которого Багиров был в 1917-м, сохранились дружеские отношения и после победы Советской власти в Азербайджане. Несмотря на то, что Зизикский активно боролся с большевиками и даже был членом азербайджанской партии панисламистского толка «Иттихад», Багиров оказывал ему протекцию в течение 20-х годов, благодаря чему Зизикский оставался на свободе. Зизикский был арестован только в 1928 году, в тот момент, когда Багиров находился за пределами Азербайджана.
Другой подобный контакт Багирова — это Ахмед Бедин, начальник штаба Шукри Паши, который в 1919 году захватил Азербайджан и убил значительную часть армянского населения. Как пишет в своем письме Эфендиев, Ахмед Бедин, Гаджи Ага Шахвердиев и Зизикский принимали непосредственное участие в армянских погромах в Кубе, в частности, повесили заместителя председателя Кубинского уездревкома Магамеда Мехти. Впоследствии Ахмед Бедин под именем Ахмед Тринич стал членом ВКП(б) и попал на руководящую работу в Азербайджане. Эфендиев, который тогда также работал в Азербайджане, сообщил Багирову, что Тринич является турецким разведчиком и связан с мусаватистами. Однако Багиров ответил, что Тринич был двойным агентом большевиков. Впоследствии в 1936 году Тринич был репрессирован. Комментируя эпизод с Триничем во время допроса в 1954 году, Багиров попал в непростое положение. Он заявил, что данные о преступлениях Тринича были противоречивые, и только к 1936 году, когда Тринич был арестован, удалось установить его виновность.
Подобные отношения были у Багирова и с другими антисоветскими элементами, которых упоминает в своем письме Эфендиев: эти люди, с одной стороны, были чужими агентами и антисоветчиками, а с другой стороны, опекались Багировым до 1936–1937 годов, когда подверглись репрессиям. Соответственно, не представляется возможным выяснить, в чьих интересах действительно работали эти люди: были ли они двойными агентами большевиков, или же велась какая-то более сложная агентурная игра со стороны ЧК Азербайджана, например, против Турции и Ирана.
Тем не менее, подводя итог изучению биографии Багирова относительно вопроса службы Берии в мусаватистской контрразведке, можно сделать вывод, что достоверных фактов, подтверждающих связь Багирова с Берией и мусаватистами, на данный момент найти не удалось. Однако имеются факты того, что Багиров был хорошо осведомлен о подпольной работе иностранных спецслужб в Азербайджане, а также о деятельности большевистского подполья, и теоретически мог быть знаком с деятельностью Берии у мусаватистов. Эти факты представляют интерес для дальнейшего изучения.
