Две крайности
Интенсивное материнство, казалось бы, является противоположностью чайлдфри с его ненавистью и пренебрежением по отношению к детям. Посудите сами: мать усиленно любит своего ребенка, водит его во все кружки и секции чуть ли не с года, считает его основным смыслом своей жизни — своим главным проектом. Делает из воспитания детей жертвенный подвиг, отдавая им всю себя.
Специалисты говорят, что интенсивное материнство началось с идей французского философа Жан-Жака Руссо, описанных в работе «Эмиль, или О воспитании». Руссо ругает своих современниц, наслаждающихся «городскими удовольствиями», за пренебрежительное отношение к материнству: за использование нянь, кормилиц, за отсылание детей в дальние пансионы и полное нежелание их воспитывать. Он говорит, что именно на родной матери и на отце лежит ответственность за будущее ребенка, а не на кормилице и воспитателе. Мысли эти быстро приобрели популярность во французском обществе. Стали популярны они и в России. Вспомним Наташу Ростову в эпилоге романа «Война и мир», всю себя посвятившую семье и детям, кормящую грудью, не носящую корсет и т. д.
Однако многие специалисты забывают, что Руссо в своей работе справедливо предостерегает от того, чтобы впадать в крайность детоцентризма: «С нею [природой] расходятся еще и другим, противоположным путем, когда вместо пренебрежения материнскими заботами, женщина доводит их до крайности; когда она делает из своего ребенка идола...»
А именно такую крайность сейчас, среди прочего, поддерживают в сознании общества. Мол, если у ребенка не будет самого лучшего, то он не вырастет нормальным человеком, будет изгоем. Разве не говорят нам, что ребенок должен быть обеспечен всем, начиная от брендовой одежды и заканчивая лучшим институтом? Разве не говорят, что у него должен быть телефон самой последней модели или лучшие репетиторы?
И что? Кому-то от этого становится лучше? Наоборот, материнство приводит к депрессии, начинает порождать комплексы, неврозы. Многие малообеспеченные девушки не хотят рожать, потому что не могут обеспечить ребенка «всем необходимым».
Дети начинают обвинять матерей в том, что те мало зарабатывают, не могут обеспечить их теми же благами, что, например, есть у их одноклассников. Дети становятся нахлебниками. И собственные матери для них могут стать объектом неуважения, пренебрежения, насмешек. Отношение к матерям становится потребительским.
В таком случае, пользуясь недовольством детей, в дело могут вступить и ювенальные службы: для них зачастую материнская забота измеряется в денежном эквиваленте.
С другой стороны, матери, следующие по пути интенсивного материнства, из-за постоянного напряжения и стресса, гипертрофированного чувства долга, могут начать чувствовать к своим детям отнюдь не любовь, а собственническое чувство, обиду, ревность: слишком много сил и времени вложено в ребенка. Такое вложение сил, конечно, должно окупаться безграничным послушанием со стороны ребенка.
А если ребенок вдруг захочет жить самостоятельной жизнью, мать, привыкшая контролировать каждый его шаг и точно знающая, что для него лучше, становится для него не поддержкой и опорой, а врагом. Дети же у таких матерей, возможно, не захотят заводить собственных детей, потому что материнство для них раз и навсегда дискредитировано.
В общем, как ни крути, получается, что интенсивное материнство так же деструктивно, как и чайлдфри. Так же оно порождает не любовь, не взаимоуважение между матерью и ребенком, а отчуждение и ненависть.
