Не-предопределенность

«Исторический путь — не тротуар Невского проспекта»

Н. Г. Чернышевский

«Никто не даст нам избавления:

Ни бог, ни царь и не герой».

Интернационал

Есть такой фразеологизм «История не знает сослагательного наклонения». Его авторство приписывается разным людям, и мне не удалось найти первоисточник. Фраза эта мне не нравится. Часто ее можно услышать от тех, кто, не желая проблематизировать текущую ситуацию, цену которой мы знаем, хочет закрыть обсуждение тех или иных важных исторических вопросов, событий, решений. При этом говорящий эту фразу может руководствоваться благим намерением прекратить деструктивные спекуляции на исторические темы. Однако если мы будем руководствоваться этим правилом, то мы, то есть общество, запретим самим себе рефлексию на историческую тему, что сделает невозможной какую бы то ни было работу над ошибками и выход из сложившейся опасной ситуации.

Для того, чтобы перед нами не стояла дилемма между интеллектуальной капитуляцией и безудержной спекуляцией на исторические темы, необходимо пройти между этими двумя ложными путями. Как это сделать? Я думаю, что необходимо разделить большие закономерные процессы и более тонкие воздействия на этот процесс. Для первых вариативность в ближайшей временнОй окрестности не применима, а для вторых мы вправе рассмотреть разные варианты. Другими словами, первый компонент мы принимаем как объективность, а второй — как результат воздействия субъектов, человеческих воль. И во второй части мы можем применить это «сослагательное наклонение».

Упомянул я про данный фразеологизм с тем, чтобы обозначить причину, по которой меня привлекла одна мысль, высказанная в статье «Судьба гуманизма в XXI столетии», в которой рассказывается о связи немецкого национального движения с оккультными группами. Вот она:

«Без связи с арманизмом фёлькише было бы всего лишь обычным почвенным националистическим движением. И не более того».

Я считаю такую постановку соответствующей тому принципу, о котором я написал выше. Фёлькиш здесь рассматривается как константа, а арманизм — как значение переменной. И тем не менее, для того чтобы так поставить вопрос, нужно убедиться, что фёлькиш это константа, а арманизм — нет. Но это еще не все. Переменная переменной рознь. Мало ли какое явление может иметь альтернативы, важно то, какое влияние это оказывает на историю.

Мысль о взаимоотношении фёлькиш и арманизма приглашает к размышлению о том, какие «сослагательные наклонения» могли быть в этой немецкой истории. Знакомясь с историей тайных обществ немецких студентов в XIX веке, я постоянно держал в голове вопрос, где здесь те корни, которые дали всходы в виде фёлькиш, а потом плоды в виде нацизма? Действительно ли есть такой строгий детерминизм немецкой истории?

Итак, могло бы не быть фёлькиш? Я думаю, не могло его не быть. Фёлькиш, как мне кажется, был своего рода ответом «отрицания» по отношению к тому, с чем столкнулись немцы. С чем же они столкнулись? Было униженное положение народа стремившегося к созданию единой нации в условиях феодальной раздробленности. Было длительное существование в условиях высокой урбанизации, что породило разные последствия, в числе которых ослабление жизненных сил городских жителей. Отсутствие колоний не позволяло сгладить этот процесс. Возможно в этом родилось стремление к природе, «уходу в лес» (waldgang) за жизненными силами. Участник фрайкора во времена борьбы с Наполеоном Фридрих Людвиг Ян по-своему  решал эту задачу, и мы знаем о нем как об «отце гимнастики». Мы привыкли думать, что немцам присуще стремление к порядку, но может быть этот порядок как раз и был обусловлен высоким уровнем урбанизации? И этот порядок породил такое явление, которое Макс Вебер назвал «рационализацией» (явление в чем-то близкое к «отчуждению» у Маркса). Но такое явление благом не назовешь, неудивительно что оно порождало желание убежать от него, а куда? К природе, к источнику жизненных сил, к жизненному пространству — стоп! Дальше можно добавить «Drang nach osten». Но это в нас говорит взгляд из  современности, а это чревато отказом от принципа историзма. Тем не менее, можно считать, что объективные основания для развития национального почвенического движения со стремлением обратиться к истокам были. Ведь и наши народники, (а ведь фёлькиш можно на русский перевести как народничество), видели опору в крестьянстве, то есть тех, кто ближе к земле.

Однако у нас никакого «арманизма» не было, а у немцев — был. Здесь мы как раз и переходим от константы народного движения, к вариативности в том, как будет оформлено это движение. Могло бы не быть арманизма? Это легко представить, ведь его сконструировали конкретные личности. Здесь как раз и есть место, где роль личности в Истории становится значимой. Не было бы этих людей, может тогда и не получило бы это движение антигуманистическое содержание. А может быть были люди, который хотели наполнить это гуманистическим содержанием, но либо им не хватило творческой энергии соединить это с немецким духом, либо по каким-то иным причинам они потерпели поражение. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно исследовать борьбу таких сил: были ли альтернативы, была ли борьба. Ведь если альтернатива была, тогда нельзя говорить о неизбежности перехода от фёлькиш к нацизму.

Я склоняюсь к той мысли, что в самом фёлькиш изначально не было строгой антигуманистической направленности, но эту направленность придала творческая воля конкретных личностей. Здесь я бы привел такую метафору: фёлькиш было подготовленной почвой, которая могла принять разные семена и дать всходы. Но то, какие семена посеять — это вопрос человеческой воли, и именно на этом уровне разворачивается борьба за Судьбу.

Почему этот вопрос актуален для нас, граждан России начала XXI века? Наше общество, если продолжить метафору, представляет собой сильно потравленную диоксином местность, где живой почвы остались малые участки. И в эту оставшуюся относительно здоровую почву могут быть брошены разные семена. Вы видим, как многим людям, кому не безразлична судьба Родины, в головы закладывается нечто такое, из чего может вырасти только Смерть (родноверие, фашизм и пр.).  Нельзя допустить, чтобы такие семена попали в почву, эту борьбу нельзя проиграть. История имеет сослагательное наклонение, ничто не предопределено, и, значит, победа возможна.